«Свисток» и «Русский вестник»

Время. Журнал литературный и политический, издаваемый под ред. М. Достоевского. СПб.: Тип. Э. Праца, 1861. № 4. Отд. IV. С. 71–84.

3 Мб

Данная полемическая статья была охарактеризована в общих чертах в работах В. Я. Кирпотина (1966) и В. С. Нечаевой (1972). Однако сегодня возможны и необходимы новые подходы к осмыслению публицистических текстов Достоевского.

Поводом для написания статьи послужила заметка М. Н. Каткова «Несколько слов вместо Современной летописи» (Русский вестник. 1861. № 1), в которой объяснялось, почему отдел политической хроники «Современная летопись» с января 1861 г. получил статус отдельного издания — приложения к «Русскому вестнику», а на его место в журнале вводился новый отдел «Литературное обозрение и Заметки».

Достоевский прежде всего обращает внимание на резкий тон высказываний Каткова в адрес «Свистка» (сатирическое приложение к журналу «Современник»). По этому признаку Достоевский почувствовал, насколько глубоко обострились противоречия в русском общественном сознании в канун крестьянской реформы, насколько трудно стало определить (и объяснить читателям), кто высказывал выстраданные убеждения, а кто выполнял конъюнктурный заказ; кто свидетельствовал правду, а кто заблуждался. Достоевский, чья публицистическая позиция пребывала пока еще в состоянии становления, сумел в «“Свистке”...» проницательно оценить ситуацию с нравственной точки зрения.

Уже к 1858 г. стало ясно, что «единого фронта» либералов и демократов против реакционеров-крепостников в русском обществе не будет, что в «мягкой» форме разногласия не будут разрешены, иллюзии «медового месяца прогресса» (1856–1857) рассеялись. Затем, в 1859 г., «Современник» занял радикальную позицию по отношению к крестьянскому вопросу. Почему же в те годы «Русский вестник» еще не выступил против демократов? Ведь «Свисток» уже «засвистал» с января 1859 г. В. Е. Евгеньев-Максимов в свое время пояснил: открытое наступление «Русского вестника» на «Современник» было санкционировано правительством в канун крестьянской реформы, и полемическое выступление журнала Каткова носило провокационный характер — демократов провоцировали высказать «начистоту» свою антиправительственную точку зрения. Естественно, что «Современник» не мог внятным языком выразить основания, которые обуславливали его радикальную позицию (в июне 1860 г. журнал получил предостережение из III Отделения о том, что если он не изменит направления, то будет закрыт). Поэтому «Современнику» предстояло спорить с «полузакрытым ртом», в то время как «Русский вестник» мог говорить в полный голос.

Все эти обстоятельства Достоевский тонко понимал, поэтому свое публицистическое выступление преднамеренно обратил в форму противоречивого, сбивчивого, анонимного высказывания, адресуя его только «посвященным» — тем, кто понимал изнутри полемическое противостояние журналов.

В статье «“Свисток” и “Русский вестник”» Достоевский-публицист изъяснялся в двух тональностях: с одной стороны, он сатирически изобличал своих идеологических оппонентов, а с другой — лирически выражал свои убеждения.

Сатирический тон в статье задают две диалогически заостренные формы сознания: во-первых, заметка Каткова оценивается «простодушным» читателем, во-вторых, ему вторит читатель «проницательный». В статье показано постепенное прозрение «простодушного» читателя, который начинает сомневаться в чистосердечии официозной печати и перестает мыслить «по прописям».

В использовании диалогической формы повествования («простодушие» — «проницательность») угадываются некоторые автобиографические ассоциации писателя. Возвращение Достоевского в литературу после четырехлетней каторги происходило непросто. Когда у него возник замысел написать статью о России, встал вопрос: где ее опубликовать? В письме к брату он делился своими сомнениями: «“Современник” был всегда мне враждебен, “Москвитянин” тоже. “Русский вестник” напечатал вступление к разбору Пушкина Каткова, где идеи совершенно противоположные моим. Остаются одни “Отечественные записки”, но что делается с “Отечественными записками” теперь — я не знаю». Не понимая в то время истинного положения дел в журнальном мире, Достоевский «простодушно» доверился «Русскому вестнику». Коллизия его взаимоотношений с этим журналом прослеживается по письмам писателя. Когда в начале 1861 г. Достоевский разворачивал полемику с «Русским вестником», он уже многое понимал как в характере направления журнала, так и в личностных качествах его редакторов, т. е. был уже «проницательным» читателем и умел различать фальшь «правильных» слов. Немалую роль в этом сыграли полемические статьи Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова в «Современнике». Эти факты по-своему отразились на выборе структуры повествовательной формы «“Свистка” и “Русского вестника”».

Центральное место в статье занимает вопрос о том, какую роль в жизни человека играют политика и литература. Достоевский предлагает свое понимание этого вопроса: «...а в сущности, для чего нам политика? так, хорошенькая игрушка». Когда Достоевский еще только замышлял свое периодическое издание, он думал о создании чисто «литературного» журнала, безо всяких политических отделов: «...так называемая изящная литература <...> полезнее для нас даже самых лучших политических отделов <...>. Впечатления мало-помалу накопляются, пробивают с развитием сердечную кору, проникают в самое сердце, в самую суть и формируют человека. Слово, — слово великое дело! А к сформированному погуманнее человеку получше привьются и всякие специальности». Подчеркнуто однозначно и плоско говорит Достоевский о политике, ибо такого отношения, по его мнению, заслуживает само ее содержание. И напротив, мысль о литературе развивается у писателя многотонально и объемно. Ему не без оснований представлялось, что в переходную эпоху — с ее неизбежной путаницей в понятиях — в России только через литературу оставалось возможным восхождение к истине. Развивая это свое убеждение, Достоевский находит слова, которые пронзительно звучат и в нашу эпоху техногенной цивилизации: «...человека нет — это главное <...>. Есть книжки, есть правила о гуманности, есть расписание всех добродетелей, есть много умных людей, наследовавших гениальную мысль и вообразивших, что они поэтому сами гении, — вот что есть. Но этого мало. С этакой обстановкой, даже на лучшем пути, придется, пожалуй, самих себя обвинять, а не то, что дороги плохи». Это высказывание составляет лирический центр всего публицистического текста. С таких позиций и на таком лирическом вдохновении Достоевский по-разному изобличает как «Русский вестник», так и «Свисток».

По мнению Достоевского, высокое предназначение литературы в России было предопределено исторической действительностью: «...настоящее время даже наиболее литературное <...> время роста и воспитания, самосознания, время нравственного развития, которого нам еще слишком недостает». Совсем иной точки зрения придерживался Катков: «Ни одна литература в мире не представляет такого изобилия литературных скандалов, как наша маленькая, скудная, едва начавшаяся жизнь, литература, литература без науки, едва только выработавшая себе язык» (Русский вестник. 1861. № 1. С. 481). С таких позиций Катков высокомерно заявлял, что именно по примеру его журнала и другие (подразумевался «Современник») «потеснили свою литературную критику и дали обширное место политическим обозрениям».

Достоевский язвительно иронизирует в «“Свистке” и “Русском вестнике”» над подобными заявлениями. Он знал истинное положение дел и расстановку сил. На самом деле «Современник» еще с 1854 г. добивался права освещать политические события, в то время как «Русский вестник» этим правом пользовался изначально (с января 1856 г.). Чернышевский также не доверял возможностям литературы. Он, например, заявлял: «Литература наша не руководит общественным мнением, не управляет событиями <...> события приготовляются событиями, а не словами; общественное мнение воспитывается опытом жизни и фактами, так или иначе отражающимися на состоянии общества, а не журнальными статьями и книгами» (Современник. 1857. № 12. С. 305, 308). Однако в позициях, с которых утверждался в журналах «Русский вестник» и «Современник» приоритет политики над литературным обозрением, существовало фундаментальное различие, и Достоевский в «“Свистке”...» выражает полное понимание этого различия.

«Свисток» только сатирически редуцировал общую позицию «Современника», в программе которого центральное место отводилось общественной жизни России, а в литературной жизни указывались лишь «забавные» стороны произведений. Достоевский ощущал и с тревогой указывал, что литературная критика — которой «Русский вестник» и «Современник» отвели второстепенную роль в жизни общества — во многом сама не соответствует уровню развития русской литературы. Это, в общественно-политической деятельности,— замечает Достоевский, — «мы — дилетанты», и «в одной только литературе мы еще как будто не дилетанты». А между тем «Гроза» А. Н. Островского, например, была названа в органах официозной печати «безнравственным» произведением (на что Ап. А. Григорьев откликнулся в статье «Искусство и нравственность»). С сентября 1860 г. в газете «Русский мир» публиковались первые главы «Записок из Мертвого дома», с января 1861 г. в журнале «Время» стали печататься «Униженные и оскорбленные». Достоевский переживал, найдутся ли силы в литературной критике, которые смогут разъяснить современникам суть его новых художественных творений, или их постигнет участь произведений «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково и его обитатели», на которые читающая публика откликнулась равнодушным безмолвием.

Таким образом, Достоевский имел все основания возмутиться тем, что «Русский вестник», заявляя об открытии отдела литературной критики, сузил свое представление о русской литературе до «крошечного отдела» «Современника»: «Как же можно весь русский язык, т. е. всю русскую литературу, приравнять к одному “Свистку”! <...> Да Бог с ним, с “Свистком”! Какое дело до него русской литературе?» Такому гиперболическому перекосу в мыслях «Русского вестника» из-за сатирических усмешек «Свистка» Достоевский противопоставляет свое выстраданное понимание значения русской литературы: «У нас уже давно сказано свое русское слово. Блажен тот, кто умеет прочесть его. <...> Русская мысль уже во многом заявила себя. <...> Она началась самостоятельно с Пушкина. <...> В какой литературе, начиная с создания мира, найдете вы такую особенность всепонимания?»

Достоевский в своем истолковании противостояния «Русского вестника» и «Современника» подчеркивал достоинство русской литературы, которая именно в XIX в. по глубине постижения вечных вопросов человеческого бытия возвысилась до уровня мирового искусства.

Полезно обратить внимание на поэтику названия рассматриваемой статьи. Возникает вопрос: почему Достоевский в названии поставил на первое место «Свисток», а не инициатора полемики — «Русский вестник»? Возможно, таким образом писатель выразил свое сочувствие позиции «Современника» («Свистка») в его полемике с «Русским вестником». В статье «Литературные мелочи прошлого года» (1859) Добролюбов обнажил конформизм литературы либерального обличительства в основном на примерах, взятых из «Русского вестника». Достоевский, со своей стороны, в сатирических интонациях свидетельствовал в «“Свистке” и “Русском вестнике”» о мертвенной книжности нравоучительного тона «Русского вестника»: «...он нас учил неутомимо <...> даже приятно было слушать со стороны. <...> Но всё тем и кончилось, что мы слушали со стороны. <...> Ваши споры, задоры, ваша диалектика, ваша полемика оставались для нас одной книгой, а потому и отзывались чем-то книжным, а не живым». Противостояние «Русского вестника» и «Свистка» Достоевский оценивал как антагонизм «неживого» и «живого» слова, поэтому естественно, что в названии статьи он поставил на первое место тот орган печати, который олицетворял новые живые силы русской жизни. Хотя на поверхности прочитывается и комическая карикатура: впереди «шествует» крошечный «Свисток» с «мальчишками-крикунами», а за ним следует с «олимпийским величием Юпитера» почтенный «Русский вестник».

Пономарева Л. Г.