Житие

Житие — жизнеописание лица, канонизированного в статусе святого христианской церковью. Жития святых — обширный раздел христианской литературы, рассматриваемый отечественным литературоведением как особый жанр древней русской литературы, образцы которого объединялись в специальные сборники: четьи-минеи, патерики и пр. Первыми по времени житиями являются сказания о мучениках, претерпевших за веру во времена древнего мира. Позднее появляются жития святых, которые прославились праведной жизнью и почитаются всеми христианами; особую группу составляют жития русских святых, почитаемых православными. Жития послужили источником для легенд и духовных стихов. Достоевский в последние годы своей жизни в «Дневнике писателя» неоднократно отмечал популярность в народе жития святых, в том числе в их устных вариантах: «Народ наш чтит память своих великих и смиренных отшельников и подвижников, любит рассказывать истории великих христианских мучеников своим детям. Эти истории он знает и заучил, и я сам их впервые от народа услышал, рассказанные с проникновением и благоговением и оставшиеся у меня на сердце» (25; 69–70). Для писателя сердечное влечение русского народа к житиям святых — признак его христианской просвещенности, спасительность которой для судеб нации Достоевский не раз подчеркивал.

Однажды Достоевский делает попытку создать житийный рассказ по устоявшимся образцам жанра в подглавке «Фома Данилов, замученный русский герой» январского выпуска «Дневника писателя» за 1877 г. Писатель опирается на газетную информацию о мученической смерти унтер-офицера 2-го Туркестанского стрелкового батальона, взятого в плен кипчаками и с жестокой изощренностью ими убитого за то, что не согласился принять ислам и перейти к ним на службу. При этом Достоевский пользуется жанровыми традициями житийных сказаний: Фома был в прошлом небезгрешен, но в минуту испытания показал жертвенную преданность вере. Писатель живописует нравственный поединок мученика с врагами, насыщая его пластическими и психологическими деталями. Он не забывает и о целях полемики, что также отвечает дидактическим заданиям житийного жанра, когда обращается к своим интеллигентным читателям и призывает их поучиться у народа. Сюжет этого житийного рассказа отзовется в сцене «за коньячком» у Федора Павловича в «Братьях Карамазовых». Реакция обсуждающих мученический подвиг русского солдата характеристична для каждого из них: старший Карамазов кощунствует, когда травестирует житийную модель поведения мученика, замечая, «что такого солдата следовало произвести сейчас же во святые и снятую кожу его препроводить в какой-нибудь монастырь...» (14; 117). Смердяков повергает в неистовство старика Григория, заявляя, что солдат мог бы, в целях спасения, покривить душой и для виду принять магометанство, а потом замолить грех — перед нами мифологическая парадигма предания Христа Иудой.

Прямые и аллюзионные отсылки к житиям с разными художественными целями присутствуют во всех больших романах Достоевского. В «Бесах» Федька Каторжный во время ссоры с Петром Верховенским передает типичный житийный рассказ о купце (в подготовительных материалах к роману — «святом»), ограбившем ризу иконы Божьей матери и покаянием заслужившем прощение. Персонажи, которые являются носителями идеала автора, хорошо знают жития и часто используют их для духовного воздействия на окружающих. В репертуаре многочисленных рассказов странника Макара Долгорукого в «Подростке» немало житийных сказаний: поражающее впечатление на Аркадия производит «один длинный рассказ» — «Житие Марии Египетской»; в житийном стиле выдержан сказ о купце Скотобойникове, страшное злодейство которого (по его вине погиб мальчик) становится началом духовного подвига. Старец Зосима советует иерею почаще обращаться к сердцу простого человека с чтением особо почитаемых в народе житий: Алексея человека Божьего, Марии Египетской и др. Наставник Алеши Карамазова говорит о благотворности для воспитания юноши в любви к миру и Богу хранимых и почитаемых в народе примеров, вспоминая эпизод из особо чтимого на Руси Жития Сергия Радонежского, когда святой своей кротостью усмирил свирепого медведя. Федор Павлович Карамазов представляет в качестве анекдота сюжет Жития о Дионисии Парижском, контаминированный (по мнению В. Е. Ветловской) с легендой о Меркурии Смоленском: в келье Зосимы он рассказывает о святом, который долго нес собственную отрубленную голову и «любезно ее лобызаше». Так своим ерничающим языком старший Карамазов профанирует вообще все святое и высокое. Жития могут присутствовать в структуре образа у Достоевского и не в цитатной форме. Знаменита сентенция Дмитрия Карамазова о страшной и таинственной природе красоты («Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей» — 14; 100). В этой самохарактеристике можно усмотреть реминисценцию Жития Василия Нового. Там в описании страшного суда присутствует образ юноши, привязанного к столбу «между адом и раем, между ангелом и дьяволом»: аллегория грешника, в котором «заключалась <...> и частица благодати». Достоевский может ориентировать важнейшие сюжетные линии романов на житийные модели, создавая повествовательным строем своего произведения искусную стилизацию. По мнению некоторых исследователей, есть черты житийного героя в Раскольникове, который через преступление и покаяние приходит к подвижничеству; сюжетная линия Алеши Карамазова строится с опорой на Житие Алексея человека Божьего и его народную обработку в духовном стихе. В 1869–70 гг. Достоевский обдумывает эпопею «Житие великого грешника». Этот неосуществленный замысел многими коллизиями и сюжетными мотивами вошел в три последних романа писателя.

Михнюкевич В. А.