Авторский статус
Авторский статус — «Автор (от лат. autor — виновник, основатель, сочинитель) как филологическая категория — создатель литературного произведения, налагающий свой профессиональный отпечаток на его художественный мир. Присутствие автора дает о себе знать даже в безымянно-фольклорных сочинениях, ибо и в них ощутимы единая воля, вычленяющая и оформляющая данную художественную действительность, единополагающий исполнительский речевой акт, но образ автора в них еще не сформирован» (Роднянская И. Б.). «Автор — категория не только эстетическая, но и социально-культурная, и в этом последнем смысле должна рассматриваться уже не в отношении к “произведению”, а в отношении к “публике”, и, шире, — к обществу».
Проблема авторского статуса приобрела особую актуальность после выхода в свет второго издания монографии М. М. Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского» (1963). Концепция романа полифонического как «большого диалога» разрушала привычные представления об авторе-творце собственного художественного мира, где все подчинено авторской воле. «Диалогическая», по Бахтину, проза Достоевского развивает жанровую традицию «сократического диалога» и «менипповой сатиры»; «диалогическая природа истины» у Достоевского проявляется в том, что «там, где видели одну мысль, он умел найти и нащупать две мысли, раздвоение...». Соответственно, изменяется и роль слова автора: «У Достоевского слово автора противоречит полноценному и беспримесно чистому слову героя». «Автор говорит всею конструкциею своего романа не о герое, а с героем» (Курсив М. Бахтина). Концепция Бахтина породила дискуссию и ряд упрощающих истолкований в литературоведении, одновременно интенсифицировала исследования художественной системы Достоевского. Работы Д. Кирая, исследовавшего соотношение «сюжета сознания» и «сюжета поступков» героя в «Двойнике» (1969), позволили увидеть проявление авторской воли внутри художествнной системы. Исследования Г. К. Щенниковым двуединой природы слова у Достоевского, как и работы В. А. Свительского о мироотношении Достоевского, актуализировали внимание как к характерологии писателя, так и к формам авторской активности.
Авторский статус может быть рассмотрен как элемент формы (см.: «...художник не вмешивается в событие как непосредственный участник его, — он оказался бы тогда познающим и этически поступающим, — он занимает существенную позицию вне события, как созерцатель, незаинтересованный, но понимающий ценностный смысл совершающегося <...>. Эта вненаходимость (но не индифферентизм) позволяет художественной активности извне объединять, оформлять и завершать события» — выделено М. Бахтиным).
Достоевский в первом романе создает художествнную форму, где авторский статус проявляется именно как позиция вненаходимости: «Не понимают, как можно писать таким слогом. Во всем они привыкли видеть рожу сочинителя; я же моей не показывал. А им и невдогад, что говорит Девушкин, а не я, и что Девушкин иначе и говорить не может. Роман находят растянутым, а в нем слова лишнего нет» (281; 117–118). Отсутствие эксплицитного автора («рожа сочинителя») компенсировано художественным целым романа, сферой авторской активности, где, действительно, нет лишнего слова, т. к. всё подчинено воплощению художественной идеи. Внешнее авторское присутствие и в дальнейшем у Достоевского может получать самые скупые формы выражения: так, в антиномичных высказываниях антигероя «Записок из подполья» нельзя искать прямое выражение авторской позиции, «от автора» в повести — только примечания (характеристика героя) и завершающая реплика. Но авторский статус проявлен в системе целого; более того, в контексте творчества Достоевского «внешние» определения героя постепенно получают всё большее оформление в замечаниях Достоевского о типе подпольного сознания. «Преступление и наказание» — новый художественный эксперимент Достоевского. Авторский статус проявляется как ценностное оформление целого — романа со «всеведущим», «непогрешающим», по выражению Достоевского, автором. Первоначальная форма исповеди отвергается Достоевским, т. к. требует внутренней перестройки художественной системы из-за сложности включения авторской концепции событий («Если же исповедь, то уж слишком до последней крайности, надо всё уяснять» — 7; 148 — курсив Достоевского. — Прим. ред.).
Форма «всеведущего автора», всеведение которого, по Бахтину, ограничено фиксацией эмоционально-телесных состояний героя, в других четырех больших романах более не возникает, а эксплицитный автор, концептуально осмысляющий мир как целое, возникает лишь в художественно-публицистическом сплаве «Дневника писателя». В творчестве Достоевского после «всеведущего автора» «Преступления и наказания» наблюдается устойчивая тенденция к ограничению проявлений авторской воли в повествовании и усилению скрытых, имплицитных форм выражения авторской позиции, что проявляется как нарастание художественной воплощенности рассказчика. Это безымянный рассказчик романа «Идиот», не участвующий в событиях, с ограниченной способностью всеведения; затем — «перебегающий» рассказчик «Бесов», г-н Г–в, знакомый со всеми, но реально не участвующий в фабульных событиях романа, компенсирующий отсутствие всеведения всевозможными слухами. В «Подростке» — это главный герой и рассказчик одновременно, 19-летний Аркадий Долгорукий. Он вносит в роман нравственную доминанту, но обладает «полудетскими» представлениями о мире. Наконец, в «Братьях Карамазовых» — гибкая система повествования с рассказчиком-медиумом, обнаруживающим в определенные моменты то черты городского обывателя, то монаха, сочетается с «прямыми» высказываниями героев или в форме исповеди Алеши, или в форме обладающих самостоятельностью «книг» в книге: таковы поэмы Ивана, книга «Русский Инок» с наставлениями Зосимы.
Таким образом, авторский статус различно проявляется в художественной системе романов Достоевского, всегда являясь некоей «виртуальной реальностью», восполняющей смысловое целое произведений. Некорректными являются интерпретации только позиции героя, или сюжета, или повествования как сферы авторского присутствия, поскольку авторский статус проявляется именно как система смыслов произведения, в этом отношении форма романа — действительно проявление художественной активности автора. Авторский статус, как художественное воплощение авторской концепции произведения, всегда внутренне связан с определенным типом читательского сознания, обусловленным, в первую очередь, структурой повествования. Инстанция повествования, составляющая как бы «внешний слой» художественной формы, активно организует как способ читательского восприятия художественной реальности, так и авторскую концепцию произведения.
Исследование авторского статуса всегда включает произведение в контекст творчества Достоевского, в мир современной литературы, в большой культурный контекст. Понятно, что авторская концепция, художественно «осязаемая» с момента замысла произведения, реконструируется предположительно, т. к. является результатом взаимодействия сознания читателя и текста. Отсюда — проблема интерпретации, относительное несовпадение оценок смысла как отдельных частей, уровней произведения, так и его целого. Нельзя исключить и момент смыслового «встраивания» личного опыта читателя, обусловленность интерпретации эпохой, состоянием культуры и т. п. Но поскольку авторская концепция существует как некое объективное начало по отношению к художественному тексту, авторский статус объективно воплощен во внутреннюю структуру художественной формы произведения. Развитие художественных форм в творчестве Достоевского влечет за собой эволюцию форм проявления авторской концепции, направление этой эволюции, проявившееся в художественной системе последнего романа: избегание «прямых» форм воздействия на читателя, импликацию авторской идеи в глубинные слои художественной системы и отчетливость авторского взгляда, «указующий перст, страстно поднятый», ощущаемый в каждом элементе системы «Братьев Карамазовых».
Живолупова Н. В.