Куманин Александр Алексеевич

[1792, Москва — 10 (22) августа 1863, там же]

Муж тетки Достоевского А. Ф. Куманиной (с 15 мая 1813 г.), богатый московский купец первой гильдии, получивший в 1838 г. потомственное дворянство, почетный член Московского коммерческого училища, член комитета Московской глазной больницы. Куманины дружили с семьей Достоевских в 1820-е гг., материально помогали в воспитании детей, а после смерти родителей взяли на себя заботу о племянниках. Куманины внесли за Достоевского плату при поступлении его в Инженерное училище, помогали ему материально в связи с изданием журнала «Эпоха». Черты характера Куманина нашли отражение в образе князя Х-кого в «Неточке Незвановой», хотя это довольно спорное утверждение.

«Симпатичного дядю Александра Алексеевича Куманина, мужа родной тетки Александры Федоровны я помню с самого раннего своего младенчества, — вспоминает младший брат писателя А. М. Достоевский, — когда он бывал у нас очень часто совершенно по-родственному. Но вдруг посещения его прекратились. Дело в том, что по какому-то незначительному случаю мой отец и дядя наговорили друг другу колкостей и окончательно разошлись. Первоначально, по рассказам маменьки и тетки, они жили душа в душу. Папенька был домашним врачом семейства Куманиных и Нечаевых, живших уже тогда в верхнем этаже куманинского дома. При одной очень опасной болезни дяди, сей последний ни к кому более не обратился за советом, как к отцу, и папеньке удалось поставить его на ноги <...> Папенька приобрел большую практику у московского купечества и сделался домашним врачом у обоих Куманиных. И после подобной приязни — свояки совершенно разошлись. Оба они были слишком горды и честолюбивы, и ни один из них не хотел сделать первого шага к примирению. Папенька перестал лечить в доме своего свояка Куманина, хотя и ездил по-прежнему наверх к Нечаевым, т. е. к своему тестю. Так продолжалось до начала 1832 года, т. е. до смерти деда Федора Тимофеевича. Он, бывши уже в агонии, увидев у своего одра обоих зятьев, соединил их руки и просил исполнить его предсмертное желание — позабыть взаимные обиды и быть по-прежнему в дружеских отношениях. Зятья обещались исполнить это желание, подали друг другу руки и поцеловались; тогда дедушка плюнул, велел одной из дочерей растереть ногою этот плевок и сказал: “Пусть так же разотрется и уничтожится ваша ничтожная вражда, как растерт и уничтожен этот плевок вашего умирающего отца!” Причем обе жены примирившихся плакали навзрыд. Этот эпизод был мною неоднократно слышан как от маменьки, так и от тетки. Свояки примирились и по официальным дням бывали друг у друга, но прежней дружбы и симпатии в их отношениях уже не существовало. Дядя начал часто бывать у нас, но всегда как-то бывал по утрам, когда отец мой бывал в разъездах по больным <...>. Бывало, приедет или придет (чаще приходил пешком) и усядется на диване, и на вопрос маменьки: “Чем угощать вас, братец?” — всегда говаривал: “Велите подать мне сахарной воды, сестрица” <...>. Во время своего визита он не переставал разговаривать с маменькою очень дружелюбно и, посидев часа два, уходил от нас до следующего посещения, которые обыкновенно бывали ежемесячно, а иногда и чаще. Об этой светлой и во всех отношениях уважаемой личности я буду упоминать еще не раз в последующих своих воспоминаниях. Теперь же закончу тем, что дядя Александр Алексеевич сделал очень много добра нашему семейству, а по смерти папеньки он приютил нас пятерых сирот (два старших брата были уже в Петербурге) и сделался навеки нашим благодетелем, в особенности трех сестер, которым при замужестве их дал большие приданые...».

«А. А. Куманин воспитал маленьких, оставшихся после смерти Достоевского-отца, троих детей, — свидетельствует жена писателя А. Г. Достоевская, — дочерей выдал замуж, выдав за ними большое приданое, и во всю дальнейшую жизнь помогал всем Достоевским. Федор Михайлович всегда с особенно добрым чувством вспоминал о нем, так и о тетке своей, Александре Федоровне».

Переписка Куманина с каширским исправником Н. П. Елагиным, ставшим летом 1839 г. опекуном семьи Достоевских, свидетельствует о самом искреннем стремлении Куманина помочь детям М. А. Достоевского. 28 января 1840 г. Достоевский писал Куманину и А. Ф. Куманиной: «...Ожидал ли я и, судя по вине моей, мог ли я ожидать подобной благосклонности и расположенья со стороны Вашей, любезнейшие дяденька и тетенька. Не могу дать отчета в тех чувствованьях, которые волновались во мне при полученье письма Вашего. Вся тяжесть моей вины, всё справедливое негодованье Ваше, любезнейшие дяденька и тетенька, живо представились предо мною! Но какая перемена! Вы возвращаете мне Ваше благорасположенье охотно, с любовью, мне, нисколько не заслужившему этого. Но я не знал, и не могу сказать, что происходило тогда в сердце моем? Я должен был радоваться, я не знал, как радоваться письму этому; ибо ничто в мире не могло меня сделать более счастливым, как прощенье Ваше; но досада на себя, стыд, Ваша беспримерная снисходительность ко мне, так долго во зло употреблявшему благорасположенье Ваше, всё это налегло на сердце мое тягостнейшим бременем. Наказанье собственной совести — сильнейшее, я несу на себе всю тягость этого наказанья... Я в долгу у Вас, любезнейшие дяденька и тетенька, в долгу, превышающем силы мои, и если исправленье вины моей, раскаянье и привязанность моя к Вам будут иметь хотя малейшую цену в глазах Ваших, то я почту еще себя счастливым: ибо весьма облегчу совесть мою...».

23 марта 1856 г. Достоевский сообщал семипалатинскому другу А. Е. Врангелю: «Но я, при первой перемене судьбы, напишу к дяде, попрошу у него 1000 руб. серебр[ом] для начала на новом поприще, не говоря о браке; я уверен, что даст...».

В 1856 г. Куманина разбил паралич. 18 апреля 1858 г. старший брат писателя М. М. Достоевский писал Достоевскому: «На дядю плохая надежда. Он безвыходно живет в креслах, и стал как ребенок, а братья его и племянницы овладели тетушкой. Просто взяли целый дом в опеку. Каждую неделю тетушка отдает им отчет в каждой истраченной копейке».