А.А. и А.Ф. Куманиным (28 января 1840)

С.-Петербург. Генваря 28-го дня 1840 года.

Милостивый государь любезнейший дяденька и
милостивая государыня любезнейшая тетенька!

Никогда никакое радостное известие не производило столь приятного и сладостного впечатленья в душе моей, как то, которое ощутил я при чтенье письма сестры.1 Ожидал ли я и, судя по вине моей, мог ли я ожидать подобной благосклонности и расположенья со стороны Вашей, любезнейшие дяденька и тетенька. Не могу дать отчета в тех чувствованьях, которые волновались во мне при полученье письма Вашего.2 Вся тяжесть моей вины, всё справедливое негодованье Ваше, любезнейшие дяденька и тетенька, живо представились предо мною! Но какая перемена! Вы возвращаете мне Ваше благорасположенье охотно, с любовью, мне, нисколько не заслужившему этого. Но я не знал, и не могу сказать, что происходило тогда в сердце моем? Я должен был радоваться, я не знал, как радоваться письму этому; ибо ничто в мире не могло меня сделать более счастливым, как прощенье Ваше; но досада на себя, стыд, Ваша беспримерная снисходительность ко мне, так долго во зло употреблявшему благорасположенье Ваше, всё это налегло на сердце мое тягостнейшим бременем.3 Наказанье собственной совести — сильнейшее, я несу на себе всю тягость этого наказанья... Я в долгу у Вас, любезнейшие дяденька и тетенька, в долгу, превышающем силы мои, и если исправленье вины моей, раскаянье и привязанность моя к Вам будут иметь хотя малейшую цену в глазах Ваших, то я почту еще себя счастливым: ибо весьма облегчу совесть мою.
Но что меня восхитило больше всего, что напомнило душе моей так много милого в прошедшем, что заставило мое сердце забиться еще пламеннее к Вам, то это собственноручные строки Ваши, любезнейшая тетенька. Такого снисхожденья и добродушия не мог ожидать я... Тем более были приятны для меня эти строки, что уже давно, единственно по собственной вине и ошибке своей, не слыхал я таких сладких серд<ц>у слов, и выраженья Вашей любви ко мне, любезнейшая тетенька, которые напомнили мне покойную мать мою... С каким жаром целовал я строки эти; с каким жаром 1 000 раз целую ручки Ваши, любезнейшая тетенька!
Но нет и счастья без горести. Это письмо глубоко растравило в сердце моем едва зажившие раны. Смерть дяденьки заставила меня пролить несколько искренних слез в память его.4 Отец, мать, дяденька, и всё это в 2 года!5 Ужасные годы!
Еще ранее поспешил бы я письмом моим, если бы не экзамены, задержавшие меня. Теперь они кончились, и я не теряю ни минуты. Но чувствую, что уже я утомляю Вас письмом моим. — Итак, позвольте искренно любящему и почитающему Вас племяннику Вашему пребыть навсегда покорным и послушным Вам

Ф. Достоевский.


Печатается по подлиннику: ИРЛИ. Ф.56. № 392.
Впервые опубликовано: Достоевский А.М. Воспоминания. Л., 1930. С. 381—383.

1 Речь идет о не дошедшем до нас письме В.М. Достоевской (см. ответное письмо).
2 Это письмо Куманиных неизвестно.
3 См. письмо от 25 декабря 1839 г.
4 Речь идет о М.Ф. Нечаеве, часто посещавшем семью своей сестры М.Ф. Достоевской, когда дети были еще маленькими, и проживавшем последние годы у Куманиных. А.М. Достоевский вспоминал о дяде: «Он был одним годом моложе моей маменьки <...> они в детстве с братом были очень дружны. Эта дружба сохранилась и впоследствии. Он приходил к нам постоянно по воскресеньям, потому что в будние дни был занят, служа главным приказчиком в одном богатом суконном магазине и получая очень хорошее содержание. Его приход <...> бывал радостью для нас, детей, и большею частью сопровождался маленьким домашним концертом <...> маменька порядочно играла на гитаре, дядя же <...> играл на гитаре артистически <...> Папенька тоже всегда был очень радушен с дядей, хотя и негодовал на него, в особенности в последнее время, за то, что дядя стал покучивать и много пить <...> Пагубную страсть свою к вину дядя не только не оставил, но даже усиливал, от чего преждевременно и скончался в рождественские праздники с 1838 на 1839 год, когда и я на праздниках находился у дяди» (Достоевский А.М. Воспоминания. СПб., 1992. C. 42—43).
5 Здесь ошибка: не в два, а в три года — мать Достоевского умерла 27 февраля 1837 г.