Картузов

Неосуществленный замысел повести, представленной обширным корпусом черновых набросков, содержащихся в записной тетради 1867–1871 гг. Датируется 1868–1869 гг., тесно связан с подготовительными материалами к роману «Бесы» (впервые опубл.: Записные тетради Ф. М. Достоевского. М.; Л., 1935. С. 355–368, 373–390). Основные сюжетные мотивы повести были ассимилированы этим романом. В ПСС материалы повести «Картузов» вычленены из общих записей и опубликованы отдельно от черновиков «Бесов». Основанием для такого вычленения служит относительная автономность этого замысла и его хронологическое предшествование работе над романом «Бесы».

Е. Н. Коншина отмечает, что запись плана и подбор заглавия подтверждают серьезные намерения Достоевского сделать из набросков о Картузове самостоятельную повесть. «Летопись жизни и творчества Ф. М. Достоевского» (T. II. С. 180, 197, 210, 217) подтверждает это наблюдение. Возможно, Достоевский подразумевал именно «Картузова», сообщая А. Н. Майкову 11 (22) дек. 1868 г. об идее «одной довольно большой повести, листов в 12».

Повесть разработана достаточно подробно; основные положения комментария таковы: «Картузов» тесно связан с замыслами «Смерть поэта», «Зависть», «[Роман о Князе и Ростовщике]» и является «переходным звеном» от романа «Идиот» к роману «Бесы». Еще при первой публикации Е. Н. Коншина отметила полемическую связь образа Картузова с типом «бедного рыцаря». Очевидно, что Картузов напоминает характер Идиота первой черновой редакцией этого романа. «Комическое» в образе «нового рыцаря» выдвинуто на первый план.

Местом действия избран Ревель — одновременно символ «рыцарского пространства» и немецкой ограниченности. Главный герой должен был соединять в себе эти противоречивые характеристики, которые к тому же осложнялись его обескураживающей наивностью. «Рыцарская» влюбленность Картузова в героиню («амазонку») раскрывается как «неминуемое» обожание; Достоевский полемизирует с «теорией среды», в духе которой должны были высказываться введенные в повесть «реальные» исторические лица — Белинский, Тургенев, Герцен, оказавшиеся в Ревеле. Основные сюжетные эпизоды повторяются от одного плана-наброска к другому: «встреча Картузова с опрокинувшей его амазонкой, рассуждения о “деликатной”, “высшей” мысли этой “кувырколлегии”, посвящение “даме” неуклюже-комических стихов, диалог с полицмейстером, где капитан объясняет свое поведение и растолковывает смысл этих стихов, путая амфибрахий с амфитеатром, покупка медведя, предполагаемый полет на воздушном шаре, ссора с графом, которого герой называет “решительным подлецом” и который в свою очередь “вытянул его хлыстом”, дуэль, где Картузов, вызвавший графа, не стреляет (“или лучше не вызывает”), предположение, а вслед затем убивающая “буквально” капитана мысль, что он “обидел” героиню, “приравнял ее к себе”, наконец, скандал в Красном кабачке, арест, сумасшествие и смерть Картузова».

В дальнейших планах, уже в составе подготовительных материалов к «Бесам», «шутовская сторона» образа Картузова была отдана капитану Лебядкину, а «рыцарская» — Маврикию Николаевичу.

В комментариях ПСС приведены рассуждения о фамилии героя, учитывающие реминисценции из произведений Гоголя и других произведений самого Достоевского (дополнительные наблюдения над генезисом фамилии заглавного героя «Картузова» сделаны Б. Н. Тихомировым; см.: Тихомиров Б. Н. Метаморфозы одного литературного имени: (К вопросу о происхождении фамилии заглавного героя неосуществленного замысла Достоевского «Картузов») // Pro memoria. Памяти академика Г. М. Фридлендера. СПб., 2003. С. 179–194); отмечен характер ассимиляции основных сюжетных мотивов повести в романе «Бесы».

Л. И. Сараскина полемизирует с замечанием И. А. Битюговой о «Гане Исландце», упомянутом в повести в качестве параллельного главному герою характера, отмечая, что, возможно, имеется в виду тихий и молчаливый герой романа Жюля Верна «Путешествие к центру Земли», а не «ужас-разбойник» из одноименного романа В. Гюго (см.: Сараскина Л. И. Бесы: роман-предупреждение. М., 1990. С. 68–69). Та же исследовательница рассуждает о мотиве хромоты в романе (Там же. С. 133–142). Здесь очевидны диккенсовские традиции: сватовство к девушке, утратившей былую красоту («Холодный дом»). Характерно, что «сломанная нога» «красавицы» оказывается «ампутированной» — «деревяшка», «этакий стебель», «колченогая». Это крайний случай «уродства». В «Бесах» не был реализован и мотив «медицинского испытания» героя на «сумасшествие».

Загидуллина М. В.