Нормативные эстетические категории

Исторически сложившаяся классическая эстетика — это эстетика нормативная. Она предполагает однозначную, жестко закрепленную оценку изображаемого (прекрасный — безобразный, положительный — отрицательный, правильный — неправильный и т. п.). Ей традиционно присуще наличие двух параллельных рядов категорий: позитивного, которым пользуются, когда изображаемое явление оценивается положительно (прекрасное, возвышенное, величественное, героическое, трагическое), и негативного, на который опираются в противоположном случае (безобразное, низменное, комическое). При этом предполагается, что сфера «промежуточных» явлений, т. е. явлений, оказывающихся на границе между утверждением и отрицанием и по этой причине входящих одновременно в обе сферы, или очень незначительна, или просто недостойна художественного воспроизведения. Для Достоевского важнейшей задачей искусства была ценностная ориентация человека в мире. Его подход — аксиологический. В основе его лежит необходимость точно и многосторонне оценить те или иные явления жизни в их статике или динамике. Те явления, которые воспринимаются людьми в качестве устойчивых, статичных или же постоянно повторяющихся (что также осознается как статика), получают у них устойчивую, выверенную традицией нормативную оценку. Они рассматриваются людьми как бы с точки зрения «процентного» содержания в них идеала, т. е. нормативного представления о должном. При этом прекрасное представляет собой гармоничное слияние высокого идеала с реальностью, состояние высокого равновесия, получающее однозначно положительную оценку. В возвышенном мы сталкиваемся уже с отсутствием такой гармонии, или, другими словами, с их противостоянием, в котором идеал, утверждая себя как высшую ценность, совершает процесс преодоления этого противостояния (поэтому возвышенное способно разрешаться в пределах произведения в прекрасное). Если прекрасное вызывает у воспринимающего его человека состояние душевной ясности и равновесия, то, как отмечал И. Кант, возвышенное пробуждает в нем чувство волнения и уважения, а также ощущение «негативного удовольствия» (Кант И. Критика способности суждения // Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1996. Т. 6. С. 249–287). Следует также отметить, что противостояние идеала и реальности при победе идеального может восприниматься как нарушение их равновесия в пользу идеального начала, т. е. нарушение меры в их соотношении, «чрезмерение» идеального. Такое восприятие характерно для «количественного» подхода, который тоже имеет свое право на существование, поскольку позволяет сделать общее определение возвышенного более объемным.

Рассмотренным позитивным категориям противостоят негативные — безобразное и низменное. Их объединяет отсутствие идеала, вытесненного антиценностями, «антиидеалом», захватившим его место. При этом безобразие коррелирует с прекрасным, а низменное с возвышенным как их полные противоположности по знаку оценки. Они образуют параллельную им «негативную» ветвь. По контрасту с прекрасным, пробуждающим чувство ясности и покоя, безобразное должно провоцировать чувство возмущения, а низменное, контрастное к возвышенному, — презрения. При определенных условиях возмущение и презрение могут сливаться в чувстве отвращения, поэтому в тех случаях, когда грань различения этих категорий стерта (что нередко случается в творчестве Достоевского), справедливо говорить об отвратительном. Все это сообщает упомянутым категориям не только эстетическую, но и этическую наполненность, без чего анализ творчества Достоевского был бы невозможен. Следует также отметить, что низменному присуще то же нарушение меры, что и возвышенному (теперь уже в плане торжества «антиидеала»). Во всех перечисленных случаях эстетическая оценка оказывается однозначной, однонаправленной — или, другими словами, нормативной.

Трагическое и комическое более динамичны и обладают в этом смысле более сложной оценочностью. Трагическое, с одной стороны, невозможно без сострадания и сочувствия к гибнувшему в явлении идеальному началу (т. е. положительной оценки явления), а с другой — оно, как правило, связано с наличием так называемой трагической вины, подрывающим безоглядную позитивность. Что же касается комического, то, с одной стороны, его пафос заключается в осуждении не отвечающей идеалу действительности (т. е. и негативной оценке), а с другой — в своей мягкой, юмористической форме оно служит целям отображения простительного несовершенства мира и человека, вскрывая не отсутствие в явлении идеала, а его нехватку, ущерб. Это означает, что данные категории менее однозначны, менее однонаправленны, чем предыдущие. Тем не менее в каждой из них легко вычленяется ведущее оценочное начало: позитивное — в трагическом, негативное — в комическом. Эти категории тоже служат нормативной оценке явлений, хотя и более богатой нюансами и полутонами. Истинными динамическими категориями, т. е. такими, которые способны схватывать явление в любом из его поворотов становления или угасания, они быть не могут; их оценочные возможности слишком ограничены. Это под силу только релятивным категориям, сочетающим в себе одновременно и позитивно- и негативно-оценочные начала.

Алексеев А. А.