Интеллектуальный роман

Интеллектуальный роман — в специальном, жанрово-терминологическом значении понятие было использовано В. Д. Днепровым для обозначения своеобразия произведений Т. Манна. Этот писатель XX в. явно наследует Достоевскому и в то же время выражает специфику новой эпохи. Он, по Днепрову, «...находит так много граней и оттенков понятия, так явно обнаруживает в нем движение, так его очеловечивает, протягивает такую массу связей от него к образу, обогащая его новыми чертами и образуя с ним единое художественное целое. Образ пронизывается многообразнейшими отношениями авторской мысли и приобретает понятийный ореол. Возникает новый вид повествования, который можно было бы назвать “рассуждающим повествованием”». В более поздней работе Днепров справедливо указывает, что уже «Достоевский нашел отношение между образом и понятием, лежащее в основе интеллектуального романа, и этим создал его прообраз. Он... погрузил философские идеи так глубоко в развитие действительности и развитие человека, что они стали необходимой частью действительности и необходимой частью человека...» (Днепров В. Д. Идеи, страсти, поступки: Из художественного образа Достоевского. Л., 1978. С. 324).

Сложная художественная диалектика в романах Достоевского исключает строгое разграничение и установление иерархических соотношений между явлениями интеллектуальной жизни и душевными способностями — чувством, волей, интуицией, воображением и т. п. О его художественном мире нельзя сказать, как сказано о романе Т. Манна, что здесь «понятие непрерывно догоняет фантазию» (Днепров В. Д. Указ. соч. С. 400). И потому для романов Достоевского рамки интеллектуального романа в жанрово-терминологическом значении оказываются слишком узки (так же, как и рамки полифонического, идеологического и пр.).

Вместе с тем показатель «интеллектуализма» для характеристики различных сторон и закономерностей художественного мира Достоевского остается объективным и конструктивным. И потому правомерно говорить об интеллектуальном романе Достоевского в широком понимании этого терминологического обозначения. В черновых записях к 1881 г. Достоевский курсивом выделил, как крик души: «Ума мало!!! У нас ума мало. Культурного» (27; 59 — Курсив Достоевского. — Прим. ред.). Собственное его творчество изначально как раз и восполняло в художествнной сфере — по самым разным линиям исканий — этот общий интеллектуальный дефицит эпохи.

Замечено, что «первоначальная заслуга введения в русскую литературу интеллектуального героя — человека, руководствующегося... определенным образом мышления или даже программой, — принадлежит Герцену и Тургеневу» (Щенников Г. К. Достоевский и русский реализм. Свердловск, 1987. С. 10). Справедливо и то, что одновременно с ними и Достоевский в «Хозяйке» обновляет собственную типологию характеров в том же направлении — появляется главный герой, по сравнению с прежним «маленьким человеком», «более интеллектуально независимый, более активный в философском диалоге эпохи» (Назиров Р. Г. Творческие принципы Ф. М. Достоевского. Саратов, 1982. С. 40). Позднее, в 1860-е гг., передний план в романах Достоевского прочно занимают герои-идеологи, которые во многом и определяют с тех пор своеобразие его типологии. Та же тенденция прослеживается и далее.

Поначалу (в «Записках из подполья», отчасти в «Преступлении и наказании») герои-идеологи, по наблюдению Г. С. Померанца, явно «превосходят окружающих своим умом и играют роль интеллектуального центра романа» (Померанц Г. С. Открытость бездне: Встречи с Достоевским. М., 1990. С. 111). Для последующих же произведений закономерно впечатление, что автор «...всюду, даже в Лебедеве или Смердякове находит свои собственные проклятые вопросы... Среда сама все время шевелится, сама мыслит и страдает...» (Там же. С. 55). Интеллектуализация романа Достоевского по другим линиям его творческих исканий идет также в соответствии с тенденциями времени. «...Двадцатилетие — 1860–70-е годы — исследователи считают особым периодом в развитии русского реализма. Общая направленность этих перемен — утверждение авторской идеи как цельного объяснения законов жизни...» (Щенников Г. К. Достоевский и русский реализм. Свердловск, 1987. С. 178). Начиная с «Записок из подполья», которые по праву считаются идейно-художественными «пролегоменами» к романам, у Достоевского решающую, сюжетообразующую роль начинает играть принцип испытания идей — как авторских идей в равноправном диалоге с идеями героев, так и этих последних через их реализацию в поведении и судьбах людей. Это дает основания видеть в произведении Достоевского черты то «романа-трагедии» (Вяч. Иванов), то «философского диалога, раздвинутого в эпопею приключений» с персонализацией отдельных мнений (Л. Гроссман), то «романа об идее» или «идеологического романа» (Б. Энгельгардт).

Еще один важный аспект понимания «интеллектуальной» природы романов Достоевского выделил Р. Г. Назиров: они «идеологичны не только потому, что герои обсуждают и пытаются практически решать “проклятые проблемы”, но и потому, что сама жизнь идей в романах для ее восприятия требует от читателей непривычного, нового мыслительного усилия — форма более интеллектуальна, чем было прежде» (Назиров Р. Г. Творческие принципы Ф. М. Достоевского. Саратов, 1982. С. 100). На этот же признак интеллектуального романа указывал В. Д. Днепров: «Сближенность поэзии с философией рождает двойственность в восприятии сочинений Достоевского — восприятии страстном и вместе с тем интеллектуальном. Душа горит, и ум горит» (Днепров В. Д. Идеи, страсти, поступки: Из худодественного образа Достоевского. Л., 1978. С. 73).

Власкин А. П.