Кашкин Николай Сергеевич

[2 (14) мая 1829, Калуга — 29 ноября (12 декабря) 1914, там же]

Петрашевец, чиновник Азиатского департамента Министерства иностранных дел, приговорен к каторге на 4 года, замененной солдатчиной. Кашкин — сын декабриста С. Н. Кашкина — закончил в 1847 г. Александровский лицей с серебряной медалью. С весны 1848 г. Кашкин служил в Азиатском департаменте Министерства иностранных дел. С октября 1848 г. у Кашкина собирался кружок так называемых «чистых фурьеристов», занимавшихся главным образом изучением трудов Ш. Фурье. В кружок входили А. В. Ханыков, братья Дебу, Д. Д. Ахшарумов, А. И. Европеус, Н. А. Спешнев и др., — всего человек 12. На одном из собраний Кашкин читал речь, основанную на положениях труда А. И. Герцена «Дилетантизм в науке». Собрания происходили еженедельно, по вторникам в квартире Кашкина. По утверждению Кашкина, он познакомился с М. В. Петрашевским только на обеде в честь Ш. Фурье 7 апреля 1849 г., куда они решили пригласить и М.В. Петрашевского, а на вечере у М.В. Петрашевского Кашкин был лишь однажды.

П. П. Семенов Тян-Шанский вспоминает: «Младший из всех осужденных был Кашкин <...>, только что окончивший Царскосельский лицей и до того получивший прекрасное домашнее образование, так как принадлежал к зажиточной дворянской семье, владевшей значительными поместьями. Кашкин был в высшей степени симпатичный молодой человек с очень гуманными воззрениями. Одним из главных идеалов жизни он ставил себе освобождение крестьян. Верный этому идеалу, он, так же как Спешнев, после 1861 года сделался мировым посредником первого призыва».

Достоевский отрицал факт знакомства с Кашкиным: «Что же касается до Каш<к>ина, то я его и в лицо не знаю, и у Петрашевского никогда не видел», да и сам Кашкин утверждал, что не был знаком ни с Достоевским (до 22 декабря 1849 г.), ни с многими другими петрашевцами: «Не был я знаком ни с Достоевским, и Плещеевым, и с очень многими из петрашевцев. Когда нас поставили на Семеновскому плацу, я многих увидал в первый раз» (Исторический вестник. 1914. № 8. С. 559).  Любопытно, что А. С. Долинин отмечает перекличку богоборческих тирад Ивана Карамазова в «Братьях Карамазовых» (глава «Бунт») с некоторыми положениями доклада Кашкина «Идеалистический и позитивный методы в социологии», который он сделал на собрании своего кружка в декабре 1848 г. Кашкин встречался с Достоевским, его женой и братом в 1861 г., о чем свидетельствует письмо Кашкина к Достоевскому от 6 августа 1861 г.: «Мне очень прискорбно, многоуважаемый Федор Михайлович, что за многими хлопотами перед отъездом я не мог найти свободного вечера, чтобы проститься с вами: надеюсь вознаградить себя в следующий приезд в Петербург. Прошу вас засвидетельствовать мое искреннее уважение супруге вашей и Михаилу Михайловичу и передать им просьбу мою — сохранить мне доброе расположение, которым я пользовался <...> благодарю вас за добрые часы, проведенные в вашем обществе и поручаю себя вашей памяти».

22 декабря 1849 г. Кашкин вместе с другими петрашевцами был выведен на Семеновский плац. Кашкин вспоминает: «Все мы, проведшие 8 месяцев в одиночном заключении в Петропавловской крепости, были разбужены на рассвете 22 декабря, одеты в собственное платье, отобранное от нас при заключении в крепость, и отвезены в наемных извозчичьих каретах на Семеновский плац. С каждым из нас сидел в карете жандарм, и каждая карета была окружена четырьмя конными жандармами. Прибыв на плац, мы были высажены из карет и увидели выстроенный деревянный помост, окруженный решеткой, на несколько ступеней возвышающийся над землей и окруженный с трех сторон войсками от всех частей Петербургского гарнизона. Мы были проведены перед фронтом всех этих войск и затем вошли на помост, где плац-адъютантом были расставлены в порядке, определенном приговором генерал-аудиториата, от Петрашевского до Пальма. Моим соседом был Плещеев, с которым мы познакомились, когда аудитор, читая приговор и обращаясь последовательно к каждому из осужденных, произнес наши фамилии. Ниже нас на земле, кругом помоста, стояло несколько генералов и адъютантов. Ближайшим ко мне был действительно обер-полицмейстер генерал Галахов, с которым я был знаком. Священник в черной ризе произнес нам слово, начинавшееся словами: "Оброцы греха есть смерть, — говорит апостол Павел", и взволнованным голосом убеждал нас, что со смертию телесною не все будет для нас кончено и что при помощи веры и покаяния мы можем наследовать жизнь вечную. Затем он дал нам приложиться ко кресту. После преломления палачом шпаг над головами большинства из дворян с нас сняли верхнюю собственную нашу теплую одежду и взамен ее надели длинные холщовые саваны с капюшонами и длинными рукавами, в которых мы должны были простоять довольно долго при сильном утреннем морозе. Затем Петрашевский, Момбелли и Григорьев были сведены с помоста и привязаны длинными рукавами к трем столбам, вкопанным впереди трех вырытых ям, и перед ними в некотором расстоянии поставлен был взвод солдат. За спинами осужденных находился существовавший в то время на Семеновском плацу земляной вал. Солдатам было скомандовано заряжать, — и на глаза трех привязанных к столбам подвинуты были капюшоны саванов. Конечно, в это время все осужденные прониклись убеждением, что казнь состоится, и тогда я не шепотом, а громко обратился к стоявшему около помоста на земле генералу Галахову на французском языке с просьбой указать мне, к кому мы могли бы еще обратиться для исходатайствования разрешения исполнить перед смертью христианский долг, на что генерал, так же громко, ответил мне, что государь был так милостив, что даровал всем жизнь. "Даже и тем", — добавил он, указывая на привязанных к столбам. Все стоявшие близ меня услышали сказанное, и шепнуть мне эти слова генерал Галахов не мог ввиду разделявшего нас расстояния. Вскоре за тем, по данному сигналу, отвязали от столбов Петрашевского, Момбелли и Григорьева, ввели их обратно на помост, и аудитор, снова обращаясь последовательно к каждому из осужденных, прочел новый, окончательный приговор».

23 декабря 1849 г. Кашкин был отправлен в Ставрополь, в 4-й линейный батальон, участвовал в боевых операциях и в 1858 г. получил орден «За храбрость». В апреле 1857 г. ему было возвращено дворянство, в сентябре он вышел в отставку, поселился в Калуге, управляя имением отца. В мае 1860 г. Кашкину было разрешено жить в столице, он стал видным либеральным общественным деятелем в Калужском комитете по крестьянским делам.

В. Пикуль приводит воспоминания Кашкина: «После ссылки я установил с ним [Достоевским] близкие связи, всю жизнь уважая этого человека. Последний раз я виделся с Достоевским в Петербурге, как раз тогда началась балканская война, писателя я застал больным. Анна Григорьевна сообщила мне, что вчера у них на квартире было заседание Славянского общества, и Федя так разволновался за страдания братьев-болгар, что с ним случился припадок. Он все-таки вышел ко мне, долго говорил о великом будущем славянского мира...». Существует легенда, согласно которой Достоевский после поездки в 1878 г. в Оптину пустынь посетил в Калуге Кашкина.