Эстетика славянофилов

Эстетика славянофилов является составной частью славянофильской доктрины. Эстетика и литературная критика славянофилов представлены в работах К. и И. Аксаковых, А. Хомякова, И. Киреевского, Ю. Самарина и др. Отношение Достоевского к эстетическим взглядам славянофилов более критично, чем в целом к славянофильству.

Воспитанные на шеллингианской эстетике, основоположники славянофильства считали важнейшим критерием искусства степень проникновения в тайны национального духа. Культивируя русские патриархальные начала, славянофилы критически относились к европейскому роману с его апофеозом личности и мечтали о возрождении древней эпической традиции, которую, как представлялось К. Аксакову, воспринял Н. Гоголь. Достоевскому-романисту подобные взгляды, очевидно, были чужды, как и аксаковское истолкование Гоголя. Сдержанное отношение славянофилов к Пушкину также не могло импонировать писателю, для которого великий русский поэт был началом начал в духовной жизни России. Как считали славянофилы, русская литература и в прошлом и в настоящем пренебрегла истинно русским, народным, как они это понимали, и, следовательно, еще не состоялась. А. Хомяков мог говорить только о «возможностях русской художественной школы», К. Аксаков в статье «Обозрение современной литературы» (1857) и «Наша литература», опубликованной посмертно в «Дне» (1861), скептически-сдержанно оценивает современных писателей и в целом русскую литературу нового времени как подражательную. В 1845 г. столь же высокомерно отнесся К. Аксаков и к произведению Достоевского «Бедные люди» и «Двойник». В статье «Последние литературные явления» (1861), «Два лагеря теоретиков» (1862) и других Достоевский, страстно защищая русскую литературу от славянофильского нигилизма, обосновал органичность ее связи с европейской литературой с позиции своей концепции национальной специфики русской культуры: «...общечеловечность есть <...> самое важнейшее и святейшее свойство нашей народности» (19; 62). Неприемлемым для Достоевского было также требование славянофильских критиков по отношению к современной литературе прямого воплощения «положительных сторон русского человека», «...последнего слова сознания, последней степени красоты мелькающего нам и манящего нас идеала» (19; 62–63). Это представляется Достоевскому пределом абстрактного теоретизирования и догматизма: «Чутья действительности нет. Идеализм одуряет, увлекает и — мертвит...» (19; 63) — в то время как сам писатель ценит прежде всего аналитический пафос в литературе эпохи всеохватного хаоса.

Житкова Л. Н.