Два лагеря теоретиков (по поводу «Дня» и кой-чего другого)
Россия и Запад, западники и славянофилы, народ (земство) и дворянство (интеллигенция), национальное и общечеловеческое, реформы Петра — таков проблемно-тематический спектр статьи «Два лагеря теоретиков». Что ни вопрос, то целая литература.
Разбирать перечисленные вопросы в полном объеме нет никакой возможности. Однако прояснить точку зрения писателя по всем этим вопросам, акцентировать некоторые основополагающие идеи, ее определяющие, не только возможно, но и необходимо. Здесь уместно вспомнить шутливо-благодушное наставление гетевского Мефистофеля, адресованное студенту:
Теория, мой друг, суха,
Но зеленеет жизни древо...
В этом крылатом выражении сконденсировался просветительский оптимизм: теория посрамлена, жизнь торжествует. У Достоевского эта оппозиция приобретает небывалый драматизм. Гениальным чутьем он угадывал, что просветительская безобидная теория-золушка таит в себе неистовую фурию, жаждущую испепелить древо жизни. Оппозиция «теория — жизнь» является сквозным лейтмотивом творчества Достоевского, в том числе и в статье «Два лагеря теоретиков». О теории в статье, например, говорится, что «она станет посягать на жизнь <...> начнет <...> нагибать к себе действительность», что она деспотична и беспощадна. Почти вся проблематика статьи представляется автором сквозь призму названной оппозиции. Достоевский отвергает позиции как западников, так и славянофилов за то, что они «судят о жизни по теории». Хотя «часть истины» он признавал как за одними (тезис), так и за другими (антитезис), но когда эти позиции догматизировались и претендовали на статус истины в последней инстанции, Достоевский-художник и прирожденный диалектик видел в подобных демаршах посягательство на диалектическую полноту жизни. Диалектическая трансформация оппозиции «теория — жизнь» выглядит у него так: «Теория хороша, но при некоторых условиях. Если она хочет формулировать жизнь, то должна подчиниться ее строгому контролю». XX век, когда история творилась под диктовку известных теорий, учений и идей, подтвердил худшие опасения писателя насчет теоретического «уклона».
«Земский» происходит от «земли», «почвы». Почвенничество Достоевского — это если не синтез, то точка схождения крайностей, где укрощается их деструктивная энергия. Достоевский часто обращался к теме крайностей русской жизни, в том числе и по частному поводу, в «Двух лагерях теоретиков». Ярчайшим проявлением этих крайностей ему представлялись реформы Петра. Анализ деятельности русского царя-реформатора занимает в статье Достоевского всего полторы страницы текста. По глубине и по плотности мысли это шедевр публицистики. Петр выбирает из всех возможных темпов проведения реформ самый крайний, экстремальный для России, т.е. для ее народа самый неблагоприятный: «...он захотел сразу — за свою одну жизнь — переменить нравы, обычаи, воззрения русского народа». (Удивительно, что история нас ничему не учит; большевики радикализовали попытку Петра в своих программах переделки — не только России — всего мира и человечества, причем сроком не в человеческую жизнь; мировая революция должна была начаться немедленно!) Такой стиль деятельности, присущий, кстати, многим героям Достоевского, убийцам и самоубийцам, писатель неизменно отвергал как дьявольский соблазн и наваждение. Народ переделать «очень трудно», Россию можно, наверное, «поднять на дыбы», но нельзя загонять, как почтовую лошадь. Петровская реформа привела к расколу нации. Преодоление его — это, по Достоевскому, не только национальная задача, оно также и «в интересах человечества». Для сближения с народом образованных классов требуется: 1) распространение грамотности; 2) уничтожение сословных барьеров; 3) самим образованным сословиям, элите нужно «несколько преобразоваться нравственно» и «полюбить народ, но любовью вовсе не кабинетною, сентиментальною». Последний пункт представляет собой чисто нравственный принцип, парафраз второй евангельской заповеди («возлюби ближнего твоего, как самого себя» — Мф. 22; 39).
Вообще недоверие к теории продиктовано у Достоевского не только диалектическим складом его ума или озабоченностью крайностями русской жизни и склада русской души. Теория в ее агрессивно-догматичной форме несовместима с основополагающими христианскими нравственными принципами, которые исповедовал писатель. Теория есть продукт рассудочной деятельности. Рассудок же не способен различать добро и зло. Поэтому теория посягает не только на жизнь вообще, она посягает на ее высшее проявление — человека. И тогда формулируются такие нормы жизни, как «человек для субботы», против которых восстал Иисус Христос.
Дудкин В.В. Два лагеря теоретиков (По поводу «Дня» и кой-чего другого) // Достоевский: Сочинения, письма, документы: Словарь-справочник. СПб., 2008. С. 204—205.
Время. Журнал литературный и политический, издаваемый под ред. М. Достоевского. СПб.: Тип. Э. Праца, 1862. Февраль. Отд. II. С. 143—163.
Данный файл PDF — собственность сетевого издания FedorDostoevsky.ru
Размещение файла на других Интернет-ресурсах ЗАПРЕЩЕНО!