Пушкинское направление
Ориентация Достоевского на пушкинское направление связана с его общим взглядом на творчество Пушкина, который Л. Гроссман определил как «благоговейный культ». Концепция пушкинского творчества обретала свои контуры на протяжении всей литературной деятельности Достоевского, однако можно выделить этапные моменты ее формирования. Период раннего творчества Достоевского ознаменовался сознательной опорой на пушкинский тип художественного изображения. В романе «Бедные люди» (1846) Достоевский через сопоставление Макара Девушкина с гоголевским Акакием Акакиевичем и пушкинским Самсоном Выриным определяет свое отношение к традициям предшественников в изображении «маленького» человека. Гоголевская традиция безжалостного изображения судьбы бедного человека осмысляется в романе Достоевского как художественно и этически недостаточная. У героя романа Достоевского такой способ изображения вызывает неприятие, в то время как сострадательное отношение Пушкина к Самсону Вырину пробуждает в душе Макара Девушкина чувство благодарности. Наделяя героя сложным внутренним миром, Достоевский преодолевает гоголевскую односторонность и создает психологически многомерный образ.
В дальнейшем осмысление Достоевским роли Пушкина в русской культуре связано с почвенничеством писателя и продиктовано необходимостью утверждения в общественном сознании истинного значения творчества поэта, обусловлено сложившейся в критике 60-х гг. тенденцией недооценки национальной и исторической значимости Пушкина. Позиция Достоевского складывается в полемике с концепциями революционно-демократической критики, которая выступала за «гоголевское» направление в литературе, как более адекватное социальной миссии искусства; а также в полемике с представителями теории «искусства для искусства», не признающими народности творчества Пушкина. В статье «Книжность и грамотность» (1861) Достоевский вступает в полемику с «Русским вестником» по поводу определения русской народности. Главным аргументом в полемике с Катковым, который отрицал русскую народность и считал необходимой ориентацию на западные формы развития, Достоевский избирает Пушкина, творчество которого является для него свидетельством исторической значимости русского народа, ибо оно воплощает собой «главную сущность русской народности», а именно «общечеловеческие устремления русского племени». Настаивая на общенациональном значении творчества Пушкина, Достоевский обращается к образу Евгения Онегина и определяет его как «исторический тип». Историчность образа Онегина Достоевский видит в том, что в нем воплотились главные черты нескольких поколений русской интеллигенции: отрешенность от национальной почвы и страдальческая потребность обретения истины. По Достоевскому, Пушкин выдвинул идеал общенационального значения (необходимость почвы), что и свидетельствует о современности его творчества.
Всемирно-историческое значение творчества Пушкина было сформулировано Достоевским в речи, произнесенной на заседании Общества любителей русской словесности по случаю открытия памятника поэту и опубликованной затем в августовском выпуске «Дневника писателя» за 1880 год. Называя Пушкина великим русским писателем, Достоевский повторяет мысль о пушкинском «славянофильстве», которое, по Достоевскому, заключается в том, что Пушкин впервые вывел тип «русского скитальца», указав тем самым на «главнейшее и болезненное явление нашего интеллигентного исторически оторванного от почвы общества» (26; 129). В то же время заслуга Пушкина заключается в том, что типу «русского скитальца» он противопоставил «тип положительной и бесспорной красоты» (26; 143), указав, что его следует искать «единственно только в народном духе». По Достоевскому, Пушкин воплотил в своем творчестве главную особенность русского характера — «способность ко всемирной отзывчивости» (26; 145) и к «перевоплощению своего духа в дух чужих народов» (26; 146). Эту способность Пушкина к «всечеловечности» Достоевский трактовал как «пророчество и указание» (26; 137) для русской нации, ибо назначение русского человека, по Достоевскому, происходит из заложенного в русском национальном характере стремления «ко всемирности и ко всечеловечности» (26; 147) — к братскому единению наций.
Общечеловечность проблематики Пушкина и «внутренняя незавершенность» (М. М. Бахтин) его произведений определяют факт огромного влияния творчества Пушкина на замыслы зрелого Достоевского и их воплощение. Проблематика произведений Достоевского часто связана именно с пушкинскими «формулами века» (Д. Благой). Так, например, роман «Преступление и наказание» несет черты влияния целого ряда произведений Пушкина: романа «Евгений Онегин» (ряд мотивов, которые у Достоевского фигурируют как слагаемые идеи Раскольникова), трагедии «Моцарт и Сальери» (теоретическое обоснование права на убийство и идея о «несовместимости гения и злодейства»), трагедии «Борис Годунов» (та же тема преступного самосознания и мысль о неизбежности нравственного наказания за преступление, а также идея невозможности искупления преступления последующими благодеяниями), повести «Пиковая дама», поэмы «Цыганы» (проблема индивидуализма). Как правило, пушкинские формулы, явившиеся источником художественных идей Достоевского, обладают в его произведениях статусом этически несомненных истин. Поэтому посредством введения в текст пушкинского материала Достоевский получает возможность для выражения своей авторской позиции. В то же время следует указать на явно экспериментальный характер обращения Достоевского к пушкинскому слову, т. к., развивая возможности, которые заключает в себе характер пушкинского героя, сюжет произведения или этическая проблематика, Достоевский подвергает испытанию нравственный пафос пушкинского произведения, предельно обостряя ситуацию. Однако смысл эксперимента, как правило, заключается в стремлении Достоевского подтвердить нравственную безусловность пушкинских выводов.
Способы введения пушкинского материала в структуру произведений Достоевского многообразны: пушкинское слово может фигурировать в форме цитаты (например, цитирование в романе «Идиот» баллады «Жил на свете рыцарь бедный»); в виде эпиграфа (например, использование в качестве эпиграфа к роману «Бесы» двух строк одноименного стихотворения Пушкина); в форме реминисценции («кубок жизни», «клейкие листочки» — в романе «Братья Карамазовы»; «тварь дрожащая» («Подражание Корану») — в романе «Преступление и наказание»; подполье («Скупой рыцарь») — в повести «Записки из подполья» и т. д.); в виде парафразы (например, ряд сюжетных мотивов «Пиковой дамы» в романе «Преступление и наказание», сюжет «Пира во время чумы» в романе «Братья Карамазовы» и т. д.); в форме ориентированности на отдельные моменты художественного мира Пушкина (проблематика, поэтика, характерология). Проблема влияния художественного мира Пушкина на творчество Достоевского получила глубокую и всестороннюю разработку в современной литературной науке. Подробно описаны формы проявления пушкинского слова и смысл его функционирования в романах Достоевского, проанализированы типологические сходства творчества Пушкина и Достоевского, указано на связь концепции творчества Достоевского с творческими принципами Пушкина и т. д. В последнее время в рамках рецептивной эстетики наметилось такое направление в исследовании взаимоотношений творчества Пушкина и Достоевского, которое учитывает не только факт литературной преемственности между ними, но и предполагает возможность обратного влияния, которое может оказать произведение Достоевского на осмысление тех или иных текстов Пушкина. Такое направление в исследовании проблемы, которое исходит из идеи ретроспективного воздействия романов Достоевского на восприятие произведений Пушкина, представляется достаточно актуальным, ибо открывает целый ряд перспектив в изучении художественного мира обоих писателей.
Житкова О. Н.