Пралинский Иван Ильич

Главный герой, действительный статский советник, начальник департамента, в котором служит Пселдонимов. «Действительный статский советник Иван Ильич Пралинский всего только четыре месяца как назывался вашим превосходительством, одним словом, был генерал молодой. Он и по летам был еще молод, лет сорока трех и никак не более, на вид же казался и любил казаться моложе. Это был мужчина красивый, высокого роста, щеголял костюмом и изысканной солидностью в костюме, с большим уменьем носил значительный орден на шее, умел еще с детства усвоить несколько великосветских замашек и, будучи холостой, мечтал о богатой и даже великосветской невесте. Он о многом еще мечтал, хотя был далеко не глуп. Подчас он был большой говорун и даже любил принимать парламентские позы. Происходил он из хорошего дома, был генеральский сын и белоручка, в нежном детстве своем ходил в бархате и батисте, воспитывался в аристократическом заведении и хоть вынес из него не много познаний, но на службе успел и дотянул до генеральства. Начальство считало его человеком способным и даже возлагало на него надежды. Степан Никифорович, под началом которого он и начал и продолжал свою службу почти до самого генеральства, никогда не считал его за человека весьма делового и надежд на него не возлагал никаких. Но ему нравилось, что он из хорошего дома, имеет состояние, то есть большой капитальный дом с управителем, сродни не последним людям и, сверх того, обладает осанкой. Степан Никифорович хулил его про себя за избыток воображения и легкомыслие. Сам Иван Ильич чувствовал иногда, что он слишком самолюбив и даже щекотлив. Странное дело: подчас на него находили припадки какой-то болезненной совестливости и даже легкого в чем-то раскаянья. С горечью и с тайной занозой в душе сознавался он иногда, что вовсе не так высоко летает, как ему думается. В эти минуты он даже впадал в какое-то уныние, особенно когда разыгрывался его геморрой, называл свою жизнь une existence manque [фр. неудавшейся жизнью], переставал верить, разумеется про себя, даже в свои парламентские способности, называя себя парлером [болтуном], фразером, и хотя всё это, конечно, приносило ему много чести, но отнюдь не мешало через полчаса опять подымать свою голову и тем упорнее, тем заносчивее ободряться и уверять себя, что он еще успеет проявиться и будет не только сановником, но даже государственным мужем, которого долго будет помнить Россия. Из этого видно, что Иван Ильич хватал высоко, хотя и глубоко, даже с некоторым страхом, таил про себя свои неопределенные мечты и надежды. Одним словом, человек он был добрый и даже поэт в душе...»

Далее сообщается, что в связи с «генеральством» Пралинский стал много думать и говорить «на самые новые темы», прослыл «отчаянным либералом». Получив неожиданное приглашение на день рождения и новоселье к бывшему начальнику, тайному советнику Степану Никифоровичу Никифорову, Иван Ильич разгорячился, пытаясь навязать свои «новые» взгляды хозяину-ретрограду, а тот лишь подливал ему шампанского, из-за чего и попал «либеральный» генерал еще неожиданнее в «скверный анекдот» — на свадьбу своего подчиненного, мелкого чиновника Пселдонимова, где и оконфузился: стал объектом насмешек, напился пьян, болтал глупости, занял ложе новобрачных... Он даже в отставку подать хотел, очнувшись после этого кошмара, однако ж ломать свою карьеру и судьбу не стал, а только «перестроился» и решил отныне жить по правилу: «Нет, строгость, одна строгость и строгость!..» Либерализм кончился.