Арсеньев Илья Александрович
[1820, Москва — 16 (28) февраля 1887, Петербург]
Журналист, публицист, мемуарист. По окончании юридического факультета Московского университета (1840) служил в канцелярии московского генерал-губернатора, в 1848–1853 гг. — в Межевом корпусе в Петербурге. В августе 1861 г. издал в Берлине анонимно брошюру «Для тех, кому ведать надлежит (Записка русского литератора о польско-русском деле)» с советами о борьбе с национально-освободительным движением. С 1861 по 1863 г. Арсеньев — редактор политического отдела газеты «Северная почта», печатался также в газете «Наше время» Н. Ф. Павлова, которому посвятил брошюру-некролог «Н. Ф. Павлов» (М., 1864), в 1863–1865 гг. редактор и издатель журнала «Заноза», в 1865–1866 гг. редактор-издатель газеты «Петербургский листок», в 1867–1871 гг. издавал основанную им «Петербургскую газету». Издательская деятельность Арсеньева повлекла за собой судебные процессы; по мнению современников, Арсеньев был агентом III Отделения. Об отношении к Арсеньеву литературных кругов свидетельствует эпиграмма Н. Ф. Щербины «Вопросы спиритов (1865)»:
Возвести нам, дух Фаддея,
Откровения свои:
Кто продажнее Андрея
И гнуснее Илии?..
И Фаддей, незримо вея,
Начертал слова сии:
«Нет продажнее Андрея,
Нет гнуснее Илии»
(Щербина Н. Ф. Избранные произведения. Л., 1970. С. 300).
В 1874 г. Арсеньев издал в Берлине книгу «Секта скопцов в России», а в конце жизни опубликовал воспоминания «Слово живое о неживых» (Исторический вестник. 1887. № 1–4).
Исследователи Достоевского до сих пор не соединяли факт знакомства Арсеньева с Достоевским, так как статья Арсеньева «Из воспоминаний о Федоре Михайловиче Достоевском», напечатанная в «Петербургском листке» в 1881 г. (31 янв. (12 февр.) № 22), была подписана И. Ар–ев. А между тем, как свидетельствует сам Арсеньев, он был хорошо знаком с Достоевским. «...Я познакомился с ним [Достоевским] в Петербурге в 1848 году, — вспоминает Арсеньев, — когда оставил навсегда Москву. Зять его П. А. Карепин просил меня, при отъезде, передать Федору Михайловичу 50 р., а с этим вместе ближе сойтись с ним и принимать его как доброго знакомого. Я исполнил желание Карепина, и Федор Михайлович чуть не ежедневно ходил ко мне обедать. Жил я в это время в Коломне, в доме церкви Св. Станислава <...>.
В одно из обычных посещений Достоевского он увидел у меня французское издание Евангелия, подаренное мне известным филантропом, доктором Гаазом. Достоевский попросил у меня эту книгу на несколько дней. Я исполнил его желание <...>.
По прошествии нескольких месяцев после проводов Достоевского в Сибирь я был крайне удивлен визитом ко мне какого-то жандармского майора, который объяснил мне, что я приглашен к генералу Дубельту <...>.
Дубельт выдвигает ящик своего письменного стола и показывает мне французское Евангелие, которое взял у меня на несколько дней Достоевский в 1848 году, Евангелие, о котором я вовсе забыл.
— Что это такое?
— Французское Евангелие.
— А это что такое? — продолжал Дубельт, указывая на памятки карандашом, написанные на полях книжки.
— Не знаю.
— Как же к нему попало это Евангелие?
— Я это Евангелие дал Достоевскому, но Петрашевского не знал, и как оно к нему попало — не ведаю <...>.
Прошли годы — всё изменилось. Достоевского возвратили, и он приехал в Петербург.
Мы встретились; я рассказал ему казус со взятым им у меня Евангелием. Оказалось, что книжка эта (с обозначением моей фамилии на заголовке) была взята у него без его ведома Петрашевским.
— Много прожил, перечувствовал и перестрадал я с тех пор, как мы не виделись. Я того убеждения, что не молодость виновата в том, что она делает глупости — не в меру увлекается; виноваты те, которые, находясь за кулисами, не подвергая шкуры своей никакой опасности, науськивают молодежь ради своих личных целей. Простите, что подвел Вас, не зная этого.
Достоевского после того мне удавалось встретить раза два, не более. В разговорах он вспоминал о своей сестре и брате...» (Ф. М. Достоевский в забытых и неизвестных воспоминаниях современников. СПб., 1993. С. 42–44).
Фамилия Арсеньева встречается у Достоевского в рукописных редакциях к «Подростку» и в статье 1863 г. «Журнальная заметка. О новых литературных органах и о новых теориях»: «Даже предчувствовался отчасти г-н Илья Арсеньев в этой многознаменательной толпе новых или, лучше сказать, самообновившихся столпов нашей деятельности...»