Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах
Фельетон, написанный Достоевским в ответ на фельетон М.Е. Салтыкова-Щедрина «Лит. мелочи», который появился в № 5 «Современника» за 1864 г.
Сложные противоречия в общественной жизни России 1860-х гг. ярко проявились в полемическом диалоге Достоевского и М.Е. Салтыкова-Щедрина. Статья явилась кульминационной в полемике двух писателей, поэтому в разное время этот текст был интересен и критикам, и историкам, и литературоведам. На данный момент фундаментально исследована фабула полемики Достоевского и Салтыкова, предлагались варианты концептуального осмысления их резкого диалога, но до сих пор своеобразие формы публицистических высказываний двух великих писателей остается почти не изученной. Между тем еще Н.Н. Страхов заметил, что полемика Достоевского и Щедрина — это «фантазия из литературного мира» (Страхов Н.Н. Из истории литературного нигилизма (1861—1865): Письма Н. Косицы. Заметки Летописца и пр. СПб., 1890. С. 515).
При обращении к статье Достоевского необходимо изначально учитывать следующее. Писатель понимал абсурдность пребывания своего оппонента в стане «умеренных» и «неумеренных» нигилистов. Эту абсурдность он сделал очевидной через уродливый гротеск и карикатуру. В сатирическом диалоге Щедрина и Достоевского (1863—1864) уже нет той веселости и остроумия, которыми в свое время блистали «Свисток» или «Искра» (1861—1862); их смех — это гримаса в момент крайнего раздражения от «дрянного положения» дел, от ощущения трагизма ситуации, когда скептицизм становился господствующим умонастроением эпохи. Об изменившихся обстоятельствах свидетельствуют «Современные призраки» Салтыкова-Щедрина, запрещенные цензурой в 1863 г., и «Записки из подполья» Достоевского, изуродованные цензурой в 1864 г.
Непосредственным толчком для создания Достоевским статьи «Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах» явилась драматическая быль «Стрижи» (сатирический отрывок из фельетона «Лит. мелочи» // Современник. 1864. № 5). В ней Салтыков-Щедрин в гротескной форме обрисовал катастрофическое положение нового журнала «Эпоха», на который Достоевский возлагал главные свои надежды. Естественно, что реакция Достоевского на «Стрижей» была крайне раздражительной. В ответном слове он не менее саркастически в отрывках из романа «Щедродаров» (фрагмент фельетона «Господин Щедрин...») обрисовал катастрофическое положение Салтыкова в журнале «Современник». В этой ситуации оба писателя выступили по отношению друг к другу пророками: недолго выходила в свет «Эпоха» и Салтыкову-Щедрину недолго оставалось выступать со страниц «Современника». В 1865 г. публицистическая деятельность Достоевского и Салтыкова-Щедрина катастрофически оборвалась, и это было знаковым явлением в общественной жизни России того периода.
Жанровая форма полемики многое объясняет. Щедрин не случайно избирает для полемики форму драмы. С одной стороны, напоминается, что когда-то именно драмами («Недавние комедии») сам он дебютировал в журнале «Время» в 1862 г. (№ 4), а теперь в этой форме высказывает свой сарказм относительно перспектив развития «Эпохи» (своеобразная метаморфоза с насмешкой). С другой стороны, сатирические («проблемные») пьесы 1860-х гг. стали знамением времени. Именно Салтыков-Щедрин был творцом жанра «драматургии для чтения». Появление первых номеров журнала «Эпоха» сатирик расценил в «Стрижах» как драматическое событие с катастрофической развязкой, представленное в форме сатирического гротеска. Главным болезненным ударом для Достоевского стал саркастический смех Щедрина над беспомощностью «стрижей», которые на что-то надеялись и вовсе не понимали, что в своем положении они не должны были издавать «Возобновленный Сатурн» (прообраз «Эпохи»). Такая оценка ситуации вызвала гнев у Достоевского, и он в своей статье «Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах» не менее безжалостно разоблачил абсурдность публицистической деятельности Салтыкова-Щедрина. На драму «Стрижи» Достоевский ответил фельетоном, центральной частью которого стали отрывки из романа «Щедродаров».
В самом начале с позиций фельетониста Достоевский заявил о том, что его не волнует «кутерьма» между «Совеременником» и «Русским словом». Он прежде всего встревожен судьбой «господина Щедрина», т.к. она фатально устремилась к «катастрофе», а это тема для целого «романа» (правда, «романа-карикатуры»). Как фельетонист, Достоевский устремлен к постижению сути происходящего, хотя в тоне его высказывания присутствуют все атрибуты поверхностной «болтовни», типичной для фельетонного жанра того времени. Он демократично обращается ко всем, но все нюансы его высказываний будут доступны избранным, точнее — самому адресату. Фельетонист значительно глубже понимает происходящее, чем романист, автор сатирического романа «Щедродаров»; а ведь при нормальном ходе вещей осуществляется иная логика: миросозерцание романиста должно быть проницательнее, чем поверхностный суетливый взгляд фельетониста. Изменив жанровую субординацию, Достоевский намекает, насколько поверхностна современная литература. В подтексте статьи угадывается риторический вопрос: почему писатель Салтыков-Щедрин тратит свой талант на сочинение «смешных слов», где «каждая мысль пахнет "фиками"»? Такой вопрос мог задать в тот момент Щедрину только Достоевский, ибо он открыл ужас подпольного человека», его отчаяние («...уже никогда не сделаешься другим человеком»), его тоску по идеалу («вовсе не подполье лучше, а что-то другое, совсем другое, которого я жажду, но которого никак не найду!»). Именно к тайне преображения человека должен был, по мысли Достоевского, быть устремлен «современный» роман.
За «автором» «Щедродарова» («молодое перо») прозрачно просматривается его прообраз — Салтыков-Щедрин. Тем самым оружие сатирика обращается на него самого: одно дело создавать карикатуры на других, и совсем другое — увидеть карикатуру на себя, выполненную в собственной манере письма. В этой карикатуре есть еще одно любопытное преломление. Салтыков-Щедрин как художник (романист, творец «Щедродарова») представлен в фельетоне Достоевского умнее Салтыкова-Щедрина как публициста (образ Щедродарова).
В сюжетно-композиционном построении романа «Щедродаров» доминирующим становится диалог, позволяющий выразительно представить пародийное воспроизведение речи персонажей (любимый сатирический прием Щедрина-художника). Однако главные смыслы романа заключаются в слове повествователя, которое лишь изредка прорывается сквозь нескончаемый поток речи персонажей. Не случайно проницательный фельетонист делает важное замечание: «Нам кажется, что молодой романист, доставивший нам "Щедродарова", не умеет изображать характеров. Щедродаров из 1-й гл. не может так говорить, как он теперь говорит, это уже нехудожественно». Речь персонажей — важный элемент прозаического текста, но не основной для романа. Повествование устанавливает в романе иерархию смыслов, главное — правильно определить «тон» высказывания. Но таким способом мышления не обладал романист «Щедродарова», а следовательно, мысль художника не проникала в суть явления, поэтому фельетонист снисходительно прощает «молодому перу»: «Впрочем, этот роман сатирический, роман-карикатура, и в своем роде все это верно». Сам же Достоевский был уже близок к созданию новой формы романа, в образе «подпольного человека» он открыл «стиль внутренне бесконечной речи» (подробнее см.: Бахтин М.М. Собр. соч.: В 7 т. М., 2002. Т. 6. С. 262). Именно с высоты автора-творца «Записок из подполья» Достоевский критикует Щедрина-художника.
Романом «Щедродаров» Достоевский показал, что арсеналом художественных средств, которым на тот момент владел Салтыков-Щедрин, можно создавать только карикатуры. Структурообразующим элементом романа-карикатуры стала гипербола, главный прием в поэтике Щедрина (подробнее см.: Бушмин А.С. Художественный мир Салтыкова-Щедрина. Л., 1987. С. 117—160). Через прием «синонимичных» сближений (излюбленная сатирическая фигура Салтыкова-Щедрина) Достоевский-автор определяет собственные имена: Щедрин — Щедродаров, Добролюбов — Правдолюбов, Писарев — Скрибов, Зайцев — Кроличков (заимствовано у Щедрина), «Современник» — «Своевременный».
Только «Русское слово» преобразуется по принципу антитезы в «Заграничное слово», ибо название, по мнению Достоевского, не соответствовало сущности направления журнала.
Зачастую в самой фабуле фельетона прослеживают последовательность полемики между «Современником» и «Русским словом». Но Достоевский сознательно разрушает последовательность текстов. Каждая глава романа «Щедродаров» имеет свою идейную направленность, и именно этой логике подчиняется сцепление полемических статей «Современника» и «Русского слова».
Идея первой главы заключалась в том, чтобы показать в карикатурных образах, в качестве кого «Современник» пригласил Салтыкова-Щедрина в свою редакцию. Без Н.А. Добролюбова (умер 17 ноября 1861 г.) и Н.Г. Чернышевского (который 7 июля 1862 г. был арестован) журнал остался без «настоящей» развивающейся идеи. Через образ Щедродарова автор свидетельствует о том, что Щедрина пригласили не на место идейного руководителя, а на роль «шавки» («маленькой комнатной собачки»). Сам образ «шавки» восходит к очерку Салтыкова-Щедрина «Надорванные». И образ этот явился жестким ответом Достоевского на «стрижей» в «погребе». Причем образ Щедродарова в первой главе задан в контекстах критической статьи Д.И. Писарева «Цветы невинного юмора» и фельетонов В.А. Зайцева «Глуповцы, попавшие в "Современник"» и «Ты пойми, пойми, мой милый друг! (Романс в действии)» (Русское слово. 1864. № 2, 4).
Вторая глава является идеологическим центром «Щедродарова»: в ней обнажается убогая уродливость философской доктрины «нигилистов», основы которой должен был проповедовать Салтыков-Щедрин, будучи соредактором «Современника». Достоевский-автор разворачивает ситуацию в трех аспектах. С одной стороны, в речи членов редколлегии «Своевременного» звучат повелительные («хозяйские») интонации («вы должны...», «внушите себе...», «вам укажут...», «идите и издавайте звуки...»), тон которых ужасает не менее самого содержания «условий». С другой стороны, перед читателем возникает образ Щедродарова, который не способен анализировать ситуацию (поэтому он «смиренно молчит»), его натура лишь расположена к непосредственным переживаниям, таким как «испуг», «утомление» и т.д. Наконец, в третьем аспекте проясняется: проницательным взглядом в сложившейся ситуации обладает лишь повествователь, т.е. «молодой романист», прообразом которого является Щедрин-художник. В комментарии повествователя проявляется уверенность Достоевского-автора в том, что Щедрин-художник никогда не разделил бы эстетические взгляды Чернышевского и никогда не согласился бы с материалистической доктриной нигилистов. Ошибка Щедрина, по мнению Достоевского, заключалась в том, что он согласился быть «хлебным свистуном» в «Современнике», его «присяжным юмористом». Во второй главе кульминационным моментом является саркастическая усмешка свободного художника (создателя романа) над подневольным публицистом (Щедродаровым): «Молодое перо хотело было заметить, что если обстричь все остальное (любовь, нравственный идеал, искусство и т.д. — Л.П.), так ведь оставшееся одно брюхо будет, пожалуй, и мертвое. Но он этого не заметил, потому что <...> голова его вовсе не так была устроена, чтоб об этом думать».
В главе «Условия» Достоевский затронул одну из центральных проблем своего творчества — роль искусства в человеческой цивилизации. Тем самым он полемически откликался на статьи В.А. Зайцева. По мнению Достоевского, без искусства человеческая цивилизация обратится в «муравейник», а люди — в «ничтожных муравьев», соединяющихся «для самосохранения, то есть для брюха». Уже в «Зимних заметках о летних впечатлениях» Достоевский заявлял, что «муравейник», выстроенный «по умным книжкам» социалистов, есть нечто иное, как «острог». Поэзия не позволяет людям превратиться в «ничтожных муравьев». Ведь чем богаче эстетический опыт человека, тем четче его нравственный выбор, тем он свободнее. Не случайно в романе «Бесы» Степан Трофимович Верховенский всем существом отстаивает в полемике с нигилистами свой заветный принцип: «сапоги ниже Пушкина». Достоевский-автор в романе-карикатуре страстно противостоит утилитаризму нигилистов: «...я хочу мыслить, я мучусь неразрешенными вековечными вопросами; я хочу любить, я тоскую по том, во что верить, я ищу нравственного идеала, я люблю искусство...». Эти слова принадлежат перу «молодого романиста», но они являются универсальной формулой жизни всех великих художников. На этом уровне Достоевский и Салтыков-Щедрин никогда не были антагонистами.
Глава «Бунт Щедродарова» является логическим продолжением второй главы. Здесь сообщается о пробуждении самосознания в Щедродарове. «Щедрин-художник» просветил «Щедрина-публициста», и повествователь с удовлетворением свидетельствует об этом: «невольные идеи стали заходить в неозабоченную до сих пор вопросами голову», «мало-помалу начало в нем пробуждаться что-то вроде сознания». Подразумевается, что с ноября 1863 г. в хрониках Салтыкова-Щедрина «Наша общественная жизнь» появились мысли, которые стали противоречить идеологическому направлению «Современника». По этому поводу довольно резко высказался Зайцев в своем фельетоне «Глуповцы, попавшие в "Современник"» (Русское слово. 1864. № 2).
Щедродаров с пробудившимся самосознанием становится главной фигурой в четвертой главе «Трагедия в стакане воды». В заключительной части романа аналитическое сознание повествователя исчезает. И это становится само по себе знаменательным фактом. «Молодой романист» (Щедрин-художник), по мнению Достоевского-автора, был уже не способен объяснить происходящее, он только пародийно фиксировал речи персонажей. Этот бесконечный полемический диалог в четвертой главе прервал «умный» фельетонист, т.к. понимал, что в дальнейшем развороте будет одно лишь повторение и пережевывание давно сказанных речей.
В содержании заключительной части романа необходимо различать два аспекта. Во-первых, Достоевский-автор пародийно утрировал некоторые положения статьи Г.Е. Благосветлова «Кающийся, но не раскаявшийся фельетонист "Современника"» (Русское слово. 1864. № 4), где было указано на «изумительное сходство между двумя российскими юмористами» — Достоевским и Щедриным (совпадение «полнейшее не только в остроумии, но и в глубине мысли», «свистуны» и «вислоухие» — явление одного качества). Это дало основание Достоевскому-автору включить в речь Щедродарова некоторые программные положения журнала «Эпоха». Тем самым он сделал очевидным тот факт, что идеологическая позиция Салтыкова-Щедрина в 1864 г. скорее приближалась к направлению «Эпохи», чем к «Современнику».
Во-вторых, Достоевский-автор подчеркнул, что взгляды Салтыкова-Щедрина на «экономические отношения» совсем иные, чем у последователей Чернышевского и Писарева. Одно из суждений сатирика Достоевский пародийно перетолковал в заключительной реплике Щедродарова: «...если вы в Москве нанимаете извозчика, то не торгуйтесь с мужиком, потому что он беден, и не давайте пятиалтынного, если он просит двугривенный. <...> И это, конечно, новое экономическое отношение, и, конечно, стоит всякого вашего...». Щедродаров негативно затронул краеугольный камень теории социалистов — «новые экономические отношения», и эту дерзость нигилисты вынести уже не могли. Раздались «гомерический хохот» и «рыдания» Щедродарова (которые как бы предвещают плач Степана Трофимовича в «Бесах»). Тональность такого финала романа-карикатуры была созвучна финалу драмы «Стрижи». Поэтому в заключительном слове фельетониста наряду со множеством язвительных насмешек над положением Салтыкова-Щедрина доминирующем становится все же болезненное ощущение «скверности» всего происходящего: «Да-с, надо слишком хорошо узнать на практике: что такое скверное положение, чтоб так ярко уметь описать его!».
Фельетон Достоевского «Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах» — это не только важный исторический документ эпохи; это художественный текст, требующий от читателя внимания к форме высказывания. Полемика Достоевского и Салтыкова-Щедрина — это спор публицистов-художников, чьи пути в искусстве разошлись: Щедрин стал творцом шедевров обличительной литературы; Достоевский даровал миру шедевры исповедального слова, в художественной форме которого ощущается необходимость ответов на самые глубокие вопросы бытия.
Пономарева Л.Г. Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах // Достоевский: Сочинения, письма, документы: Словарь-справочник. СПб., 2008. С. 200—204.
Впервые включено в Полное собрание сочинений Ф.М. Достоевского. С многочисленными приложениями. Т. XXIII. Пг.: Просвещение, 1918. С. 284—315.
Эпоха. Журнал литературный и политический, издаваемый под редакцией М. Достоевского. СПб.: Тип. Рюмина и К°, 1864. Май. С. 274—294.
Файл является собственностью редакции «Федор Михайлович Достоевский. Антология жизни и творчества».
Коммерческое использование, копирование и размещение файла на других Интернет-ресурсах ЗАПРЕЩЕНО!