Барокко

Барокко — художественная система в искусстве и литературе Европы и России, развившаяся из кризиса ренессансного мировоззрения в XVI–XVIII вв.

Как самостоятельное историко-культурное явление барокко осмыслено с конца XIX и на протяжении XX в. в тесной связи с актуальным художественным опытом. В рамках этого сопоставления существует и проблема «Достоевский и барокко», постановка которой в отечественном литературоведении осложнялась застарелым отношением к барокко как идеологически чуждому явлению и неприятием компаративистики и типологических сопоставлений, вызывавших упреки в антиисторизме.

Амбивалентное переживание мира в барокко парадоксально сочетает мистицизм и рационализм, обнаруживая человека в напряженном силовом поле времени и вечности, «на грани двух бездн — бездны бесконечности и бездны небытия» (Паскаль Б. Библиотека всемирной литературы. М., 1974. Т. 42. С. 122), в ситуации «безвременья».

Герои Достоевского, например, Мышкин, Иван, Дмитрий, Федор Павлович Карамазов каждый по-своему воплощают аналогичную ситуацию. Соответствует она и авторскому сознанию. Как и у мыслителей и поэтов барокко, картина мира Достоевского не исчерпывается исторической горизонталью — конкретной социальной реальностью, — мир имеет еще и вертикальную иерархическую структуру.

Генетически эта модель мира и у Достоевского и в барокко восходит к христианскому миропониманию. Отсюда — двуплановость действия, своеобразное «двоемирие» романов Достоевского, фигуративность и репрезентативный характер сюжетных событий, смысл которых герои постоянно истолковывают для себя. Сходна с барочной и антропология Достоевского, также христианская по сути. «Найти в человеке человека» созвучно как паскалевскому «человек бесконечно превосходит человека», так и сквозному мотиву поэзии барокко, воспринятому ею из мистических учений о «внутреннем» человеке, например: «Я жив. Но жив не я, Нет, я в себе таю Того, кто дал мне жизнь в обмен на смерть свою» (П. Флеминг). «Человека в человеке», «внутреннего», но бесконечно превосходящего своего носителя, — «собственно» человека, по П. Флемингу, — у Достоевского ищут все. При всем динамизме действия, герои пребывают в экстатическом созерцании некоего идеального пункта в своем сознании, испытывая и уясняя себе меру своих нравственных сил, меру истинности или ложности своего существования, свою ориентацию в мировой схватке добра и зла. Их двойственность восходит к трагическому разладу телесного и духовного, земного и божественного, который питал и трагизм барокко. Как для человека барокко, так и для героев Достоевского оказывается принципиальным противостояние гедонизма и аскетизма, «нутряной» любви к жизни и духовного спасения, смерти и бессмертия. Необходимостью «мысль разрешить» диктуется их поведение, а с тем и логика сюжетов в целом. Отсюда — параллельные ходы, расходящиеся и сходящиеся линии действия, кружения и возвращения героев, повторы ситуаций: действие «раскручивается» вокруг единого и неизменного идеального центра.

Аналогичные творческие устремления рождают в поэтике барокко сходные стилистические формы: повторы, параллелизм образных структур, эмблематичность. Эмблематические, фигуративные (одно выражается через другое) отношения связывают как героев, так и отдельные сюжетные линии и ситуации в романах Достоевского. Сам характер повествования, искривленность стиля, «прерывистое, задыхающееся слово» (А. В. Чичерин) сближает прозу Достоевского с искусством барокко. Вместе с тем формы барочного мироосмысления претерпели у Достоевского серьезную трансформацию: «двоемирие» предстает в момент истечения исторического времени, накануне эсхатологического крушения, за гранью которого мыслится снятие двойственной природы мира и человека и их преображение в целостности всечеловеческой братской гармонии, ее потенциал открывается во всей полноте в образах самых «малых», «униженных и оскорбленных». Так сказались национальные и исторические особенности переживания кануна XX в. в свете православного гуманизма, пронизывающего творчество Достоевского. Исследования русского барокко в последние десятилетия распространили рамки этого понятия до явлений XIX в., что позволяет шире поставить вопрос о контактных связях Достоевского с поэтикой барокко.

Шаулов С. М.