Тенденция
Тенденция — понятие в широком смысле обозначает отношение художника к материалу творчества, осмысление и оценку отображаемой действительности, выраженные в произведении прямо или опосредованно, через систему образования. В более узком значении тенденция — авторское пристрастие, преднамеренность творчества, ориентация произведения на заданную политическую, идеологическую или эстетическую программу.
Представления о тенденции формировались у Достоевского на основе как личной творческой практики, так и критического осмысления чужого опыта. Рассказы Н. Успенского, например, высоко оцененные в «Современнике» за их демонстративную «объективность», дали Достоевскому повод высказаться в пользу лично выработанного и открыто выражаемого авторского мнения о предмете изображения: «...предзаданный, заранее составленный взгляд, конечно, ошибочен <...>. Но взгляд и идея писателя, выведенные уже вследствие разработки накопленного матерьяла, совсем другое дело, совсем не предзаданный и идеальный взгляд, а реальный взгляд, выражающий, судя по силе писателя, иногда даже всю современную общественную мысль о народной жизни в данный момент» (19; 179 — курсив Достоевского. — Прим. ред.). «Кто убежден в своем мнении, в своем выводе, — пусть заявляет его» (19; 182). В других случаях Достоевскому доводилось выступать на противоположном фронте — против ангажированного искусства (т. е. против тенденции в узком значении). Например: «Я ужасно боюсь “направления”, если оно овладевает молодым художником. <...> В угоду общественному давлению молодой поэт <...> вытягивает из себя с болезненными судорогами тему, удовлетворяющую общему, мундирному, либеральному и социальному мнению» (21; 72–73). Такая аберрация творческого сознания грозит, по Достоевскому, не только начинающим художникам: «Есть очень и очень значительные таланты <...> которых до того заело направление, что решительно одело их в какой-то мундир. Я читал две последние поэмы Некрасова — решительно этот почтенный поэт наш ходит теперь в мундире» (21; 73).
Замечено, что «Достоевский стремится в самой природе искусства найти основание для самовыражения художника, для субъективной мысли о мире» (Щенников Г. К. Достоевский и русский реализм. Свердловск, 1987. С. 155). Своим героям-идеологам он неоднократно доверял высказывать озабоченность тем, что «...во всякой серьезной человеческой мысли <...> всегда остается нечто такое, чего никак нельзя передать другим людям, хотя бы вы исписали целые темы и растолковывали вашу мысль тридцать пять лет...» (8; 328). Им свойственно «благородное страдание» оттого, «что мысль не пошла в слова...» (13; 102).
Для себя, как для автора, Достоевский именно в искусстве находил средства проводить свои заветные мысли не столько «в слова», сколько в образы, не «растолковывать», а выражать их. Он рассчитывал на впечатлительность и прозорливость читателей, которым в ответ на любые их вопросы мог лишь ответить: «Может быть, увидите сами из романа» («Братья Карамазовы» — 14; 5).
Вместе с тем, Достоевский не ограничивал права художника на субъективность использованием лишь образных средств самовыражения. Тенденция для него не сводилась к «художественной идее» и вообще к какой бы то ни было «идейности». Ищущими его героями владеют и придают им обаяние «идеи-страсти». Те же качества присущи были исканиям и самого автора. Более того, Достоевский сознательно настраивал свое творчество по эмоционально-идейному камертону, ибо был убежден: «От своих пророков и поэтов наше общество требует страсти и идеи. (Будем честными)» (24; 298).
В рабочих записях Достоевского находим развернутое суждение на ту же тему: «В поэзии нужна страсть, нужна ваша идея, и непременно указующий перст, страстно поднятый. Безразличие же и реальное воспроизведение действительности ровно ничего не стоит, а главное — ничего и не значит. Такая художественность нелепа...» (24; 308 — курсив Достоевского. — Прим. ред.).
В науке истолкование тенденции применительно к творчеству Достоевского неизбежно зависит от собственной идеологической ориентации исследователя. В период господства марксистско-ленинской методологии неприятие отдельных идей писателя или его пафоса в целом (как «утопичного», «реакционного») диктовало необходимость делать акцент на «объективном смысле» произведений, который зачастую противопоставлялся тенденции в виде прямо выраженных авторских идей и оценок. В 1970–1980-е гг. тенденция творчества Достоевского изучалась широко и плодотворно. Среди наиболее значимых и новых для своего времени работ следует выделить книги Г. М. Фридлендера, Ю. И. Селезнева, В. Д. Днепрова, Л. М. Розенблюм, Г. К. Щенникова. Многое сделали для актуализации исканий Достоевского также Ю. Ф. Карякин, Л. И. Сараскина, И. Л. Волгин.
Вместе с тем комментаторы Достоевского зачастую не могут избавиться от собственной тенденции, и даже в самых «свободных» исследованиях дает о себе знать борьба с самим писателем за «объективный смысл» и значение его наследия. Это сказывается то в различных формах перетолкования «заветных убеждений» Достоевского (см. Селезнев Ю. И. В мире Достоевского. М., 1980. С. 361), то в обнаружении «важных случаев», когда Достоевский «(к счастью) — умел не подчиняться своей собственной философской логике» (Днепров В. Д. Идеи, страсти, поступки: Из художественного опыта Достоевского. Л., 1978. С. 374), то в противопоставлении «слова» устного в письме «слову художественному» (Карякин Ю. Ф. Достоевский и канун XXI века. М., 1989. С. 228).
Власкин А. П.