Пуцыкович Виктор Феофилович
[1843 — 1909]
Писатель и публицист, юрист по образованию, доктор права, выступал со статьями на юридические темы. Пуцыкович был секретарем редакции «Гражданина» во время редакторства Достоевского, а с 1874 г., после ухода Достоевского, его преемник на должности редактора журнала «Гражданин», с 1874 по 1879 гг. — владелец журнала. С конца 1879 по 1881 г. Пуцыкович издавал и редактировал в Берлине журнал «Русский гражданин», а в 1903 г. — «Берлинский листок» и работал берлинским корреспондентом «Нового времени».
Познакомившись с Пуцыковичем в самом конце 1872 г., Достоевский до самой смерти относился к нему дружелюбно, хотя и считал его человеком недалеким и слишком честолюбивым. В рабочих тетрадях к «Гражданину» Достоевский записывает: «Пуцык<ович> ничего не делает, даже о Хиве из других газет составить не может полюбопытнее. Просил представить квитанции розданных денег, и то не представил; надо напомнить опять. Напомнить тоже, чтобы письма, полученные редакцией, все мне показывал. Сто раз уже говорил».
24 июля (5 августа) 1879 г. Достоевский писал из Бад-Эмса своей жене А.Г. Достоевской: «В Берлине тосковал с Пуцыковичем. О нем после. Он меня однако же, развлекал <...>. Вообще он живет недурно, гораздо лучше, чем мы полагали. Говорит, что прежде было худо. Живет он уже не там, платит дешево, имеет хорошенькую комнату, обед и кредит (Как это люди делают). Кроме [И.С.] Аксакова ему прислал сто р. и [Н.Н.] Голицын, что он нам (в письмах) скрыл. Затем и до сих пор продаются его вещи в Петербурге и присылаются ему деньги, да брат сверх того присылает. Почем я знаю, может быть, есть и еще присылающие. Даже есть подписка на "Гражданин". (У меня просит на 1-й № не статью, а лишь письмо к нему, что я непрочь участвовать когда-нибудь, хотя и занят, дескать, "Карамазовыми"). Ну это еще не много. 45 марок он взял у меня на бумагу и на марки (почтовые) для 1-го номера, который выйдет через неделю. В комнате у него есть даже галантерейные вещицы (пресс-папье и проч., до которых он охотник), им здесь в Берлине купленные. Я с него 45 марок сдеру, а остальные 15 марок платил я за него за пиво, в ресторане, за извозчика и проч.».
В письме к К.П. Победоносцеву 9(21) августа 1879 г. Достоевский признавался: «В Берлине встретил Пуцыковича. Ему нет-нет, а кто-нибудь и поможет. Уверял меня Богом, что через три дня выдаст обещанный номер "Гражданина" в Берлине, и до сих пор не выдает. Думаю, что и не выдаст вовсе. Заметил одну в нем черту: это лентяй и работать не в состоянии. Я, Вы знаете, до самого последнего времени брал в нем участие, но теперь он привел меня в отчаяние. И всё-то он сваливает на людей...».
О характере взаимоотношений Достоевского и Пуцыковича говорит письмо Достоевского к Пуцыковичу от 23 августа (4 сентября) 1879 г.: «...Вы спрашиваете с меня уже совсем невозможного. Я с своей работой опоздал здесь так, как и не рассчитывал. К 12-му нашего сентября должен буду отослать (уже из Руссы) "Р<усский> вестник" всё на сентябрьскую книжку, а у меня и половины не сделано. Я сам теперь сижу и спешу, потому что скоро отсюда выеду и пресеку работу, стало быть, дней на 6. Приеду в Руссу и вместо отдыху сейчас надо садиться. Это не по моим силам, и не по моему здоровью. Я пишу туго. А Вы хотите, чтоб я бросил всё и сел за статью в "Гражданин"! Помилуйте! Я к тому же стал теперь писать туго, медленно, мне три строки написать мучение. Нет, не ко времени просьба Ваша, не смогу, ни за что не могу.
Адрес Засецкой: Варшава, Пенкная улица, дом Крузе, № 2. Но написать ей и просить в сотый раз опять-таки не могу, духовно не могу, совесть не позволяет. Она, весной, горько упрекнула меня однажды, что я (будто бы, а я и забыл) способствовал тому несколько лет назад, своим добрым об Вас отзывом, что она Вам доверилась. Я действительно помню, что она об Вас (несколько лет тому) спрашивала меня письмом. Она упрекнула меня горько, очень горько. Ее мучили большие деньги, которые она теряет. И вот я теперь буду опять просить ее насчет денег же. Если бы о другом чем, но о деньгах никогда и ни за что. Сообщаю Вам ее адрес, но прошу (настоятельно) в письме Вашем к ней обо мне не упоминать даже косвенно, вроде того: «был так добр, что сообщил Ваш адрес й проч.». Особенно прошу Вас об этом. А лучше всего, если б и сами Вы не писали, Виктор Феофилович, ведь это невозможно же наконец! Да и, кроме того, Вы какой-то малодушный, извините меня: ну как можно в такое короткое время после выпуска ждать подписчиков? Они придут (если придут) не раньше как чрез месяц или чрез полтора после выпуска. Так всегда у нас. Да и время не подписное. На нынешний год Вы во всяком случае не могли бы ждать значительной подписки. А тут вдруг, читаю, что Вы разослали всего только 500 экз<емпляров>. Да что же вы себя-то режете? Надо было все разослать. А средства непременно найти, уберечь от прежних, они были у Вас, Вы сами мне говорили, и этого-то Вы не сделали для собственного спасения! Кто же виноват? А ну если не 500 выслано, а всего 50!
Статью в "Голосе" читал (Лярош, должно быть). Статья глупая, но всё, что сказано о подкуривании Бисмарку, — всё верно. И на меня произвело тоже неприятное впечатление. Если Вы еще хоть раз выдадите № с таким принижением перед Бисмарком, то все в России от Вас отступятся. Предрекаю Вам это. Подумают даже, что Вы в рептилии хотите поступить к нему. И хоть это будет неправда, но всё же я попаду впросак с моим письмом о неподкупности направления "Гражданина", уже напечатанном в 1-м №. Кстати: и Вы не сумели в русских газетах (ну вот хоть в "Правит<ельственном> вестнике") напечатать подробное оглавление, выданного 1-го №? И не стыдно это Вам? Нет, сами, значит, себя режете и хотите зарезать! Я убежден, что Вы не сумеете ответить "Голосу". И надо не в последней страничке, а в передовой. Шуму, грому надо. Нас должны встретить ругательствами. (NB. Тут и о Бисмарке оправдаться). Там есть две драгоценные фразы: «"Гражданин" нападает опять на всё, что у нас есть прекрасного и благородного». А Вы только и писали, что о нигилистах и отцах их, значит, по "Голосу", нигилятина благородна!
Есть еще у них Вам укор в правописании. А "Голос", который пишет вместо "немцев" — "немцов", — не "Голосу", стало быть, превозноситься правописанием. Одним словом, можно бы лихо ответить, а у Вас выйдет сухо и недостаточно.
Ну а 40-то марок мне не отдадите? Виктор Феофилович, да что ж Вы со мной сделали! Если б Вы знали, как я нуждаюсь, мне ведь, пожалуй, и не хватит, а Вы так клялись, такое честное слово давали! Но авось к моему приезду прибудут подписчики. Ради Христа, не забудьте обо мне и приготовьте...».
Пуцыкович оставил воспоминания о Достоевском: «О Ф.М. Достоевском (Из воспоминаний о нем)»; «Предсказания о конституции и революции в России (Из моих воспоминаний)»; «Воспоминания о Достоевском», которые не всегда достоверны, так как стремятся представить Достоевского еще большим консерватором, чем он был на самом деле. «Относительно же самого содержания Легенды [о Великом Инквизиторе] он [Достоевский] прямо объяснил, что она — против католичества и папства, — вспоминал Пуцыкович, и именно самого ужасного периода католичества, то есть инквизиционного его периода, имевшего столь ужасное действие на христианство и все человечество. Он прямо говорил, что в инквизиционном католичестве действовали не Христос и даже не папы, а "просто злой дух, бес, черт"... Против католичества же вообще и особенно первых чистых веков христианства он, конечно, не имел ничего; даже раз мне сказал, что если новейшая Италия чем-либо прославилась, так это своим папством и могучею объединяющею силою на весь мир первоначального вселенского католичества». «"Мясники, лавочники, извозчики, дворники, всякие мужики!" — всё повторял он, нервно смеясь, слова тогдашних "интеллигентных" протестов, — приводил слова Достоевского Пуцыкович в других своих воспоминаниях. — Каково? Да когда же это русский народ не из них состоял, а из каких-то бунтующих студентов и всяких пакостных наших интеллигентов! А наши знаменитые спасители отечества: Косьма Минин — Сухорук и Иван Сусанин кто же были? Разве не мясник и не крестьянин? Вот что вы им напомните теперь, а когда они так дерзко поносят народ, а не преклоняются перед ним", — всё твердил он мне...».
Известны 14 писем Достоевского к Пуцыковичу и 67 писем Пуцыковича к Достоевскому в РГБ и ИРЛИ.