Панаев Валериан Александрович
[29.8(10.9).1824, с. Емельяново Казанской губ. — 8(20).8.1899, Старый Петергоф, под Петербургом]
Писатель. Инженер-путеец по образованию, автор «Воспоминаний», которые печатались в журнале «Русская старина» с 1893 по 1906 г. Автор публицистических работ. Панаев еще в юности познакомился с рядом поэтов и писателей, о чем и рассказал в своих «Воспоминаниях». Панаев вспоминал о встречах с Достоевским в 1845 г.:
«В это время Некрасов готовил уже издание "Петербургского сборника", в котором должен был быть помещен первый роман Достоевского "Бедные люди". Белинский, Некрасов и Григорович знали уже этот роман по рукописи, и Ив.Ив. [Панаев] устроил вечер, исключительно для прочтения еще рукописи этого произведения другим литераторам и знакомым.
Я присутствовал при этом чтении; читал сам Достоевский, тогда человек конфузливый; но его чтение произвело на всех потрясающее впечатление.
Я очень мало знал Достоевского. Быть может, не более десятка раз встретился я с ним и никакого серьезного разговора вести с ним не случилось. Он скоро перестал бывать у Ив.Ив. [Панаева]; вышел какой-то разлад, в котором последний не был ни в чем виноват. Причину разлада приписывали Тургеневу; и если я не ошибаюсь, то враждебность между этими двумя писателями продолжалась до конца жизни.
Итак, я не имею никаких данных для того, чтобы вывести какое-либо заключение о Достоевском из моих личных к нему отношений. Одно только можно было заметить, даже в то короткое время, когда он посещал Ив.Ив. [Панаева], что Достоевский был очень раздражителен и щекотлив.
Но, пользуясь случаем, я не могу воздержаться, чтобы не высказать в кратких словах моего личного взгляда на Достоевского, как писателя.
Меня всегда несколько коробило и коробит, когда даже поклонники Достоевского стремятся проводить параллель между ним и другими писателями: Тургеневым, Толстым и Гончаровым. Каждый предмет должен, для сравнения с другим, меряться соответствующей ему мерою <...>.
Достоевский был глубочайший мыслитель, как Гоголь. Их надо мерить не только в длину и ширину, но и в глубину, тогда как к поименованным пред сим трем писателям подходит мера квадратная. Вот почему я и сказал, что меня коробит, когда я слышу проведение параллелей между ними и Достоевским. Я отнюдь не хочу умалить этим достоинства означенных писателей, но дело в том, что они представляют предметы, по существу своему, не соизмеримые с двумя другими предметами, как Гоголь и Достоевский.
Достоевского, до конца его жизни, признавали крайне раздражительным и не общительным, и некоторые считали его даже ненормальным. Конечно, вся предшествующая его жизнь могла перервать все его нервы; но ведь прошло много лет, что он находился в весьма <не> благоприятных условиях: он пользовался большим почетом, особенным уважением, сильною популярностью и не терпел уже нужды. И потому, можно предполагать, что его раздражительность поддерживало то обстоятельство, что к его оценке прилагали мерку, к нему не подходящую, и не измеряли страшную глубину его мыслей, которые он старался передать людям.
Конечно, мне могут сказать, что Достоевский не отличался художественностью в своих произведениях. Но ведь художественность есть поверхностное условие творчества. Действительно, не редко, Достоевский давал некоторых лиц в форме не отделанной, но зато юн, местами, достигал такой художественности и, в то же время, глубины, как никто...».
30 декабря 1877 г. Достоевский вместе с Панаевым присутствует на похоронах Н.А. Некрасова, и оба произносят речи на его могиле. П.В. Засодимский писал в отчете «Похороны Некрасова»: «Первым говорил Панаев. Сказав, что Некрасов, будучи самородком, благодаря своей встрече, на заре своей жизни, с другим самородком, Белинским, вышел на путь, стяжавший ему славу народного поэта, г-н Панаев, на основании своего 38-милетнего близкого знакомства с покойным, торжественно удостоверил, что Некрасов и как человек был на высоте своего поэтического дарования. Вторым оратором выступил г-н Достоевский».
В 1877 г. Панаев выпустил в Париже кн. «Проект политической реформы в России», о которой, судя по воспоминаниям В.Ф. Пуцыковича, высоко отозвался Достоевский: «Это столь блестящее и истинно русское изложение мыслей о необходимой России внутренней реформе могло бы служить и как бы его, Достоевского, завещание на этот счет <...>. Я так увлекся этой книгой, что целые сутки был болен от волнения!.. Всю статью до самого проекта надо печатать в Гражданине <...>. Панаев мыслит, как первоклассный мыслитель и вообще талантливый писатель и интересный человек».