Краевский Андрей Александрович

[5 (17) февраля 1810, Москва — 8 (20) августа 1889, Павловск, близ Петербурга]

Издатель, журналист. Окончив в 1828 г. философский факультет Московского университета со степенью кандидата нравственно-политических наук, поступил на службу в Гражданскую канцелярию московского генерал-губернатора. В конце 1831 г. переехал в Петербург, где получил должность канцелярского чиновника в департаменте Министерства народного просвещения. В 1839 г. стал издателем и редактором «Отечественных записок» и привлек постепенно к участию в журнале лучших современных писателей и критиков (Краевский был редактором-издателем до 1860 г.). С 1846 г. в «Отечественных записках» начал печататься Достоевский, хотя личное его отношение к Краевскому было скорее негативным. Репутация Краевского как издателя и редактора была всегда двойственной; в нем совмещались незаурядный организатор и просветитель, сделавший много хорошего для русской культуры, и буржуазный делец, эксплуатировавший своих литературных сотрудников. В «Дневнике писателя» за 1877 г. Достоевский вспоминал: «Белинский, с самого начала осени 45-го года, очень интересовался этой новой моей работой. Он оповестил об ней, еще не зная ее, Андрея Александровича Краевского, с которым я и уговорился, что эту новую повесть "Двойник", я, по окончании, дам ему в "Отечественные записки" для первых месяцев наступающего 46-го года».

Кроме «Бедных людей», «Романа в девяти письмах» и «Ползункова», все произведения Достоевского докаторжного периода печатались в «Отечественных записках», однако Достоевского бесконечно раздражало, что работая на Краевского по договору, он должен был к определенному сроку поставлять обусловленное количество листов. 7 октября 1846 г. Достоевский писал старшему брату М.М. Достоевскому: «А система всегдашнего долга, которую так распространяет Краевский, есть система моего рабства и зависимости литературной».

В несколько смягченном виде отрицательное отношение Достоевского к Краевскому представлено в письме Достоевского к издателю и критику М.Н. Каткову от 11 января 1858 г.: «Но работа для денег и работа для искусства — для меня две вещи несовместные. Все три года моей давнишней литературной деятельности в Петербурге я страдал через это. Лучшие идеи мои, лучшие планы повестей и романов я не хотел профанировать, работая поспешно и к сроку. Я так их любил, так желал создать их не наскоро, а с любовью, что, мне кажется, скорее бы умер, чем решился бы поступать с своими лучшими идеями не честно. Но, быв постоянно должен А.А. Краевскому (который, впрочем, никогда не вымогал из меня работу и всегда давал мне время), — я сам был связан по рукам и по ногам. Зная наприм<ер>, что у него нет ничего для выхода книжки, я иногда 26 числа, то есть за 4 дня до выхода, принуждал себя выдумывать какую-нибудь повесть и нередко выдумывал и писал в 4 дня. Иногда выходило скверно, иной раз недурно, судя по крайней мере по отзывам других журналов. Конечно, я часто имел по нескольку месяцев времени, чтобы приготовить что-нибудь получше. Но дело было в том, что я сам никогда не знал, что у меня столько м<еся>цев впереди; потому что сам всегда поставлял себе сроку не более м<еся>ца; зная, что надобно было к следующему м<еся>цу выручать г-на Краевского. Но проходил месяц, проходило их пять, а я только мучился, как бы выдумать повесть получше, потому что дурное печатать тоже не хотелось, да было бы и нечестно перед г-ном Краевским. В то время я, вдобавок ко всему, был болен ипохондрией, и нередко в сильнейшей степени. Только молодость сделала то, что я не износил<ся>, что не погибли во мне жар и любовь к литературе, да кроме молодости любовь к задушевным идеям задуманных романов, для которых я ждал время, чтоб начать и кончить. Те годы оставили на меня тяжелое впечатление...».

В 1857 г. Краевский опубликовал рассказ «Маленький герой», а в 1859 г. повесть «Село Степанчиково и его обитатели». В эпилоге «Униженных и оскорбленных» Достоевский изобразил свое ироническое отношение к Краевскому, выведя его под именем журналиста Александра Петровича: «...В карете Александр Петрович опять несколько раз пускается в рассуждения о современной литературе. При мне он не конфузится и преспокойно повторяет разные чужие мысли, слышанные им на днях от кого-нибудь из литераторов, которым он верит и чье суждение уважает. При этом ему случается иногда уважать удивительные вещи. Случается ему тоже перевирать чужое мнение или вставлять его не туда, куда следует, так что выходит бурда. Я сижу, молча слушаю и дивлюсь разнообразию и прихотливости страстей человеческих. "Ну, вот человек, — думаю я про себя, — сколачивал бы себе деньги да сколачивал, нет, ему еще нужно славы, литературной славы, славы хорошего издателя, критика!"
В настоящую минуту он силится подробно изложить мне одну литературную мысль, Слышанную им дня три тому назад от меня же, и против которой он, три дня тому назад, со мной же спорил, а теперь выдает ее за свою. Но с Александром Петровичем такая забывчивость поминутно случается, и он известен этой невинной слабостью между всеми своими знакомыми. Как он рад теперь, ораторствуя в своей карете, как доволен судьбой, как благодушен! Он ведет учено-литературный разговор, и даже мягкий, приличный его басок отзывается ученостью. Мало-помалу он залиберальничался и переходит невинно-скептическому убеждению, что в литературе нашей, да и вообще ни в какой и никогда, не может быть ни у кого честности и скромности, а есть только одно "взаимное битье друг друга по мордасам" — особенно при начале подписки. Я думаю про себя, что Александр Петрович наклонен даже всякого честного и искреннего литератора за его честность и искренность считать если не дураком, то по крайней мере простофилей. Разумеется, такое суждение прямо выходит из чрезвычайной невинности Александра Петровича».

С 1863 по 1883 г. Краевский издавал и редактировал одну из первых общественно-политических газет в России «Голос». Все годы христианин и монархист Достоевский резко полемизировал с подобострастным европейским либеральным направлением и антирусскостью «Голоса», особенно в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг., когда «Голос» выступал против участия России в войне за освобождение славянских народов от турецкого рабства. В письме к своему другу поэту А.Н. Майкову от 9 (21) октября 1870 г. Достоевский раскрывает свою ненависть к русскому либерализму в лице «Голоса»: «Я вон как-то зимою прочел в "Голосе" серьезное признание в передовой статье, что "мы, дескать, радовались в Крымскую кампанию успехам оружия союзников и поражению наших". Нет, мой либерализм не доходил до этого; я был тогда еще в каторге и не радовался успеху союзников, а вместе с прочими товарищами моими, несчастненькими и солдатиками, ощутил себя русским, желал успеха оружию русскому и — хоть и оставался еще тогда всё еще с сильной закваской шелудивого русского либерализма, проповедованного говнюками вроде букашки навозной Белинского и проч., — но не считал себя нелогичным, ощущая себя русским. Правда, факт показал нам тоже, что болезнь, обуявшая цивилизованных русских, была гораздо сильнее, чем мы сами воображали, и что Белинскими, Краевскими и проч. дело не кончилось».

Общую отрицательную оценку Краевскому Достоевский дал в статье «Каламбуры в жизни и в литературе» (1864): «Всё дело в том, что г-н Краевский в продолжение своей литературной карьеры не успел, за делами, сделаться литератором! Отнюдь мы этого не поставим ему в упрек. Да и смешно было бы утверждать, что всякий, кто не литератор, то уж и не замечательный в литературе человек. Напротив, Андрей Александрович весьма замечательный человек в литературе. Мало того, можно быть чудеснейшим человеком и чрезвычайно мало смыслить в русской литературе. Коль уж на то пошло, скорей мы поставим это обстоятельство в упрек русской литературе, а не Андрею Александровичу. С своей стороны, мы торжественно признаем за ним голос в русской литературе. Конечно, он делает теперь (и недавно сам заявил об этом желании), чтоб на журналы как можно меньше подписывались (если уж нельзя так сделать, чтоб совсем на них не подписываться), а подписывались бы лучше на газеты (то есть на "Голос", конечно: не станет же Андрей Александрович приглашать на "С.-Петербургские ведомости"). Но это желание, по-моему, самое с его стороны естественное. Каждому издателю хочется как можно больше подписчиков. А случись, что лопнут все журналы, так уж, разумеется, к "Голосу" придет больше публики. Таким образом, нельзя и не согласиться, что г-н Краевский издает теперь голос уже не в пользу, а отчасти в ущерб русской словесности, потому что все-таки публика хоть и выигрывает вместо журналов "Голос", но зато теряет самые журналы. Но этим я вовсе не хочу сказать, что г-н Краевский издает и свой "Голос" в ущерб русской литературе, хотя, впрочем, помещая в нем свой голос в ущерб русской литературе, он уже тем самым издает и "Голос" в ущерб русской литературе. Признаюсь, господа, я немного тут путаюсь с этими двумя разными голосами. Терпеть я не могу каламбуров, а они, как нарочно, теперь, когда бы надо говорить яснее, так и лезут. И потому, чтоб удобнее различить эти два голоса, назовем один из них — именно тот самый, который издает Андрей Александрович в ущерб русской литературе, — его натуральным голосом, то есть тем, которым он обыкновенно говорит разные слова. Тот же "Голос", который издает Андрей Александрович на пользу русской литературы, назову, для различия от первого и для ясности, — ненатуральным голосом Андрея Александровича, тем более что он его только издает, но им ничего еще до сих пор не выговорил. Получаются, таким образом, два совершенно различные голоса и оба принадлежащие Андрею Александровичу: один его собственный натуральный голос, а другой хоть и тоже его собственный "Голос", но уже ненатуральный. Натуральный раздается в ущерб русской литературы, а ненатуральный издается в пользу русской литературы, и натуральный помещается в ненатуральном, так что ненатуральный "Голос" Андрея Александровича заключает в себе и натуральный голос Андрея Александровича. Но, к сожалению моему, я замечаю, что тут выходит опять закорючка: ведь ненатуральный "Голос", издающийся на пользу русской литературы, помещая в себе натуральный голос, раздающийся во вред русской литературы, тем самым тотчас же и сам становится вреден русской литературе; да, кроме того, я именно с тем и перо взял, чтоб доказать, что и натуральный-то голос Андрея Александровича, раздавшийся в ущерб русской литературы, совсем ненатурален, а, напротив, вызван одними только, не касающимися литературы, интересами "Голоса", ненатуральной газеты Андрея Александровича. Как же мне быть теперь с такими гадкими и глупейшими каламбурами, которые сами напрашиваются и будто нарочно из-под пера выскакивают? Ведь из-за них выходит теперь, что Андрей Александрович издает оба свои голоса в ущерб русской литературе. Что делать; мне кажется, в этой путанице отчасти он сам виноват, и именно тем, что всю жизнь на свое литературное дело смотрел не как на дело, а как на дела. При таком взгляде на литературу всегда каламбур выйдет».

Подробнее о взаимоотношениях Достоевского и Краевского см.: Виноградов В.В. Достоевский и А.А. Краевский // Достоевский и его время. Л., 1971. С. 17—32.

Известны 5 писем Достоевского к Краевскому (1849—1865) и одно письмо Краевского к Достоевскому от 11 июня 1865 г.