Иванов Алексей Иванович
[? — 5(17).12.1899, Петербург]
Адъютант начальника 24-й пехотной дивизии, встречавшийся с Достоевским в Семипалатинске в 1855 г. О своей встрече с Достоевским Иванов рассказал в мемуарах «Встреча с Достоевским (Из моих поездок по Азиатской России)», напечатанных в 1893 г. в выходящей в Ташкенте газете «Туркестанские ведомости», 14 (26) февраля, № 12. «Из Усть-Каменогорска мы, пересев в экипаж, отправились в Семипалатинск, — вспоминает Иванов, — где встретили возвращающегося из Заилийского края генерал-губернатора Западной Сибири и командира отдельного Сибирского корпуса генерала от инфантерии Гасфорта. После официального представления начальству, которое продолжалось довольно долго, на другой день генерал занялся инспектированием 7-го линейного батальона, в котором служил в то время рядовым Достоевский. Печальная участь его была мне хорошо известна, так как с ним вместе пострадал один из моих знакомых — Черносвитов, сосланный, как житель Сибири, в крепостные работы в Гельсингфорс. Да, кроме того, я знал Достоевского и по его роману "Бедные люди". Желая видеть этого талантливого человека, я просил батальонного командира указать мне его.
— Да вот, стоит седьмым с правого фланга, — сказал он, понижая голос, чтобы генерал не слышал разговора.
Достоевский показался мне на вид больным, изнуренным. Впалые глаза его смотрели задумчиво куда-то вдаль, а исхудалое тело, казалось, с трудом держало в руках тяжелое солдатское ружье. Мне стало жаль его, я хотел подойти, заговорить с ним, облегчить его душевные муки, но военная дисциплина не допускала ничего подобного, и я, как виноватый, молча прошел мимо, обещаясь в душе попросить батальонного командира не мучить его больше смотрами и ученьями. В 4 часа, когда мы были дома, ординарец доложил мне, что рядовой Достоевский желает меня видеть. Обрадованный случаем с ним лично познакомиться, я приказал просить его войти. Комната у меня была отдельная, и генерал не мог видеть нашего tete a tete, а потому, не стесняясь посторонним присутствием, я просил Достоевского без церемонии садиться и поведать мне свои нужды, обещая заранее исполнить все, что будет возможно. Он поблагодарил меня легким наклонением головы, сел и, переводя дух, сказал:
— Я пришел к вам, г. адъютант, с просьбой помочь мне представить через вашего генерала корпусному командиру Гасфорту стихи, написанные мною на смерть Императора Николая Павловича и посвященные Его Августейшей Супруге Императрице Александре Федоровне.
Он подал мне стихи: они были написаны на большом листе почтовой бумаги. Я прочел их вслух. В них, как в зеркале, отражалось его доброе сердце, сочувственно говорившее о незаменимой потере, понесенной Ее Величеством и всею Россией, и теплые слова утешения поэтическим потоком лились друг за другом. Дав слово исполнить его просьбу, я спросил, как ему живется и служится.
— О, я здесь благоденствую, это не то, что в Омском остроге, — с горькою полуулыбкой отвечал он.
— Да, солдатский быт, как он ни суров, гораздо лучше, чем сидеть в каменном мешке в сообществе убийц и разбойников.
— Нет, г. адъютант, каменный мешок не так страшен, и окружающие убийцы и разбойники не так ужасны, как ужасны острожные порядки.
— Как же вы их перенесли?
— Ценою своего здоровья; видите, какой я красавец, хоть сейчас в гроб клади.
— Да, вам надо отдохнуть, поправиться; я попрошу батальонного командира облегчить насколько возможно ваши служебные занятия.
— Не беспокойтесь, г. адъютант, — сказал он, слегка поклонившись, — я и так пользуюсь полною свободой и становлюсь во фронт только тогда, когда это необходимо, как например, сегодня.
— Что вы не просите об увольнении вас по болезни из военной службы? Я готов поддержать ваше ходатайство.
— Очень вам благодарен, но теперь еще немного рано об этом думать; я недавно возвращен из каторжных работ, — и при этом воспоминании судорожная дрожь пробежала по его исхудалому лицу.
— Впрочем, виноват, забыл, скоро коронация, и вы, вероятно, без всяких хлопот будете возвращены восвояси.
— Да, если Господь поможет, — сказал он тихо.
— Ваше благородие, — громко проговорил вошедший ординарец, — генерал требует.
Я попросил Достоевского подождать и, взяв стихи, отправился в кабинет своего начальника
— Ну, г. Достоевский, — сказал я, входя в свою комнату, — ваше дело я наполовину сделал. Генерал дал слово просить корпусного командира представить ваши стихи вдовствующей Государыне Императрице.
Лицо его оживилось, румянец показался на щеках, он пожал мне руку, сказал "спасибо", и мы расстались...».