Из дачных прогулок Кузьмы Пруткова и его друга

Фельетон (Гражданин. 1878. 10 окт. № 23/25). Подзаголовок: I. Тритон (задуманный цикл не получил продолжения).

Достоевский проявлял неизменный интерес к «творениям» Кузьмы Пруткова от «Села Степанчикова и его обитателей» и «Зимних заметок о летних впечатлениях» до этого фельетона. В то же время очевидно, что самому Достоевскому «техника» произведений Кузьмы Пруткова была интересна именно как материал для псевдосерьезного анализа (на этом строится, например, анализ анекдотов «Из записок моего деда» в «Зимних заметках...» или разбор «Осады Памбы» в «Селе Степанчикове...»). В этой связи проясняется и замысел фельетона: «серьезный» рассказ о невероятном, фантасмагорическом происшествии, глубокомысленные заключения на «мелком месте». Кроме этого фельетона, Достоевский после своего ухода с поста редактора «Гражданина» уже никак не участвовал в этом издании.

Содержание фельетона представляет собой описание «невероятного» происшествия на Елагином острове в Петербурге — появления тритона на поверхности Елагинского пруда.

Сам сюжет строится по принципу: происшествие — обсуждение этого происшествия в виде последовательного выдвижения разных версий. Само «происшествие» описано в буднично-суховатых тонах. «Вчера, 27-го июля, на Елагином острове на закате солнца, в прелестное тихое время, вся гуляющая великосветская публика была невольною свидетельницею забавного приключения. На поверхности пруда вдруг показался выплывший тритон, по-русски водяной, с зелеными влажными волосами на голове и бороде, и, удерживаясь на волнах, начал играть и выделывать разные штуки. Он нырял, вскрикивал, смеялся, плескался водой, стучал своими длинными и крепкими зелеными зубами, скрежеща ими на публику». Сама идея показать именно тритона, возможно, связана с «Медным всадником» Пушкина («И всплыл Петрополь как тритон, по пояс в воду погружен»). Реакция дамской части публики изображается как парадокс: «Появление его произвело обычное в таких случаях впечатление. Дамы бросились к нему со всех сторон кормить его конфетами, протягивая к нему свои бонбоньерки. Но мифологическое существо, выдерживая древний характер водяного сатира, принялось выделывать перед дамами такие телодвижения, что все они бросились от него с визгливым смехом, пряча за себя своих наиболее взросших дочерей, на что водяной, видя это, крикнул им вслед несколько весьма и весьма бесцеремонных выражений, что усугубило веселость». Вместо испуга — «бросились к нему со всех сторон», вместо оскорбленности — «визгливый смех», вместо возмущения — «усугубившаяся веселость». Подобную реакцию Достоевский изобразит позднее в романе «Бесы», в сцене посещения публикой юродивого Семена Яковлевича.

В фельетоне Достоевский использует излюбленный художественный прием — зевгму, показывая последствия появления тритона: «Он скоро, впрочем, исчез, оставив по себе на поверхности воды лишь несколько водяных кругов, а в публике недоумение». В этой фразе намеренно сталкиваются два плана «реальности» и «рефлексии», что характерно в целом для творческого метода Достоевского. При этом сама «реальность» мгновенно становится иллюзорной и неясной, по принципу «событие, а затем искажение». Сатирический эффект фельетона основан на невероятности версий, объясняющих это «будничное явление». Разделение публики на «дамскую» и «мужскую» партии восходит к соответствующему эпизоду «Мертвых душ» Н.В. Гоголя (обсуждение вопроса о «мертвых душах» в главах 9—10). Сама «логика» версий построена на принципе контраста, а не градации. При этом в основе контраста лежит конфликт идеи «чистого искусства» и «политического смысла» (т.е. версий «дамской» и «мужской» партий). Благодаря этому приему Достоевский касается в фельетоне не только остросовременных событий (например, Берлинского конгресса и конкретных политических фигур), но и вопросов эстетики, которые его занимают. Так, он включает в ход фельетона совершенно серьезный фрагмент о мифологических статуях и обнаженных слугах, завершая это вкрапление, напоминаем: «Вспомните тезис о яблоке натуральном и яблоке нарисованном». Этот фрагмент «не вписывается» в общий тон фельетона и прочитывается как «лирическое отступление». Важно, что оба «полюса» версий наконец сходятся в последнем объяснении — одновременно «мифологическом» и совершенно «реальном».

Фельетон продолжает полемику Достоевского с М.Е. Салтыковым-Щедриным по вопросам искусства. Финал фельетона является скрытой пародией на И.С. Тургенева: «Но довольно, довольно! Будущее впереди. Мы вдыхаем новый воздух всею новою, жаждущею вопросов грудью, так что, может быть, всё это устроится само собой... вместе с русскими финансами». В фельетоне ярко проявилась склонность Достоевского к пародированию чужого слова, к пародии не только на стиль, но и на манеру видеть, мыслить и говорить — в пересказе того, как будто бы было изложено происшествие с тритоном в очерке М.Е. Салтыкова-Щедрина, в историческом романе Д.Л. Мордовцева, в рассуждениях профессора зоологии (по наблюдению Н.А. Хмелевской, Н.П. Вагнера — ученого и издателя журнала «Свет»). Отмеченные места — образцы пародийного рассказа, насмешливо отраженного «чужого слова» (М.М. Бахтин). Последняя часть финальной фразы возвращает читателя к общему смыслу фельетона — неустроенности и нестабильности русской жизни.

Загидуллина М.В. Из дачных прогулок Кузьмы Пруткова и его друга // Достоевский: Сочинения, письма, документы: Словарь-справочник. СПб., 2008. С. 110—111.

Прижизненные публикации (издания):

1878 — Гражданин. Газета-журнал политический и литературный. СПб.: Тип. А. Траншеля, 1878. 10 окт. № 23/25.