М.М. Достоевскому (16 августа 1839)

С.-Петербург. 1839 года, августа 16 дня

Да, милый брат мой, так-то всегда бывает с нами: обещаемся, сами не зная в силах ли то исполнить; хорошо, что я никогда^а не обещаю опрометчиво. Напр<имер>. Что бы ты сказал об моем молчанье? что я ленив... что я забываю тебя и т.д. и т.д. Нет! всё дело в том, что денег ни гроша; теперь они есть, и я рад им, давно небывалым гостям, несказанно.
Ну вот наконец и тебе письмо мое!
Поговорим, потолкуем!
Милый брат! Я пролил много слез о кончине отца¹, но теперь состоянье наше еще ужаснее; не про себя говорю я, но про семейство наше. Письмо мое отсылаю в Ревель, сам не зная, дойдет ли оно до тебя... Я наверно полагаю, что оно тебя не застанет здесь... Дай-то Бог, чтобы ты был в Москве; тогда об семействе нашем я бы был покойнее; но скажи, пожалуйста, есть ли в мире несчастнее наших бедных братьев и сестер? Меня убивает мысль, что они на чужих руках будут воспитаны. А потому мысль твоя, получивши офицерский чин, ехать жить в деревню, по-моему, превосходна.² Там бы ты занялся их образованьем, милый брат, и это воспитанье было бы счастье для них. Стройная организация души среди родного^б семейства, развитие всех стремлений из начала христианского, гордость добродетелей семейственных, страх порока и бесславия — вот следствия такого воспитанья. Кости родителей наших уснут тогда спокойно в сырой земле; но, милый друг, многое должен ты вынести. Ты или должен рассориться, или помириться прочно с родней. Рассориться — это пагубно; сестры погибнут. Помирившись, ты должен ухаживать за ними. Они назовут леностью твое пренебреженье службы. Но, брат любезный! вытерпи это. Плюнь на эти ничтожные душонки и будь благодетелем братьев. Ты один спасешь их... Я знаю, ты выучился терпеть; исполни же свое намеренье. Оно бесподобно. Дай Бог тебе сил для этого! Я объявляю, что я во всем буду с тобою согласен впредь.³
Что-то ты делаешь теперь?^в С <Иваном> Николаев<ичем> ты искреннее, чем со мною; <ты сказал> ему, что завален работой и не <имеешь> времени; да, твоя служба чертовская, <что> делать; избавляйся от нее скорее.
Что мне сказать тебе о себе... Давно я не говорил с тобою искренно. Не знаю, нахожусь ли я и теперь в духе, чтобы говорить с тобою об этом. Не знаю, но теперь гораздо чаще смотрю на меня окружающее с совершенным бесчувствием. Зато сильнее бывает со мною и пробуждение. Одна моя цель быть на свободе. Для нее я всем жертвую. Но часто, часто думаю я, что доставит мне свобода... Что буду я один в толпе незнакомой? Я сумею развязать со всем этим; но, признаюсь, надо сильную веру в будущее, крепкое сознанье в себе, чтобы жить моими настоящими надеждами; но что же? всё равно, сбудутся ли они или не сбудутся; я свое сделаю. Благословляю минуты, в которые я мирюсь с настоящим (а эти минуты чаще стали посещать меня теперь). В эти минуты яснее <сознаю свое>^г положение, и я уверен, <что эти> святые надежды сбудутся.
<... ду>х^д  не спокоен теперь; но в этой <борьбе> духа созревают обыкновенно характеры <сил>ьные; туманный взор яснеет, а вера в жизнь получает источник более чистый и возвышенный. Душа моя недоступна прежним бурным порывам. Всё в ней тихо, как в сердце человека, затаившего глубокую тайну; учиться, «что значит человек и жизнь», — в этом довольно успеваю я; учить характеры могу из писателей, с которыми лучшая часть жизни моей протекает свободно и радостно; более ничего не скажу о себе. Я в себе уверен. Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком.
Прощай. Твой друг и брат

Ф. Достоевский.

^е<...> любимыми идеями каждую минуту <...> мечтах и думах жизнь незаметнее. Еще одно <...>: я могу любить и быть другом. Я недавно <...>. Как много святого и великого, чистого <...> этом свете. Моисей и Шекспир⁴ всё <...> <толь>ко вполовину.
Любовь, любовь! Ты говоришь, что ты рвешь цветы ее. Мне кажется, что нет святее самоотверженника как поэт. Как можно делиться своим восторгом с бумагой. Душа всегда затаит более, нежели сколько может выразить в словах, красках или звуках. Оттого трудно исполнить идею творчества.
Когда любовь связывает два сердца. От^ж <...> и подавно не показывает слез своих <...> только в груди. Плакать может од<ин> <...> надобно иметь гордость и веру христ<ианскую> <...> ты что-нибудь о М<нрзб.>.
Ежели через неделю, считая с теперешнего числа, не получу ответа, то заключаю, что ты в Москве, и пишу к тебе на имя Куманиных. Напиши мне, брат, подробно, как ты управился или как другие управились со всем этим. Жду нетерпеливо ответа. Теперь, мой милый, остановки не будет в нашей переписке. Скоро пришлю тебе реестр книг. Пиши. Теперь некогда.

а Далее было: еще 
б Было: собственного
в Верхний угол листа, занятый этим местом письма, оборван. При автографе есть еще копия неизвестно чьей руки (но не А.Г. Достоевской); в этой копии на месте пропущенных слов вписаны карандашом отдельные слова, которые введены в текст, заключенные в ломаные скобки, как отсутствующие в автографе.
г Здесь оборотная сторона листа, правый верхний край которого оборван. Вписанное карандашом в копии вставлено в ломаные скобки.
д Начало оторвано. Здесь и далее образовавшиеся в тексте письма пробелы обзначаются <...>, а отсутствующие слова и части слов в очевидных случаях восполняются также в ломаных скобках.
е Следующие четыре абзаца, приписанные на полях первой, второй и третьей страниц, занимают и часть оторванного края этих страниц.
ж Здесь опять вырвана часть страницы и текста.

Печатается по подлиннику: РГАЛИ. Ф.212.I.34.
Впервые опубликовано: Достоевский Ф.М. Письма. М.; Л., 1928—1959. Т. 2. С. 549—551.

¹ М.А. Достоевский умер 6 июня 1839 г. Современники, в том числе А.М. Достоевский, считали, что он был убит своими крепостными. Подробнее см.: Нечаева В.С. В семье и усадьбе Достоевских. М., 1939. С. 49—61; Нечаева В.С. Ранний Достоевский. 1821—1849. М., 1979. С. 85—94. Г.А. Федоровым (см.: Федоров Г.А. К биографии Ф.М. Достоевского. Домыслы и логика фактов. // Литературная газета. 1975. 18 июня. № 25) факт убийства был подвергнут сомнению, хотя собранные им контраргументы пока не решают вопроса. Впервые о смерти отца Ф.М. Достоевский сообщил старшему брату в Ревель в не дошедшем до нас письме от второй половины июня 1839 г. Это явствует из письма М.М. Достоевского (одновременно он отправил и неизвестное письмо Ф.М. Достоевскому) к А.А. и А.Ф. Куманиным от 30 июня 1839 г. Приводим текст письма, в котором М.М. Достоевский опирается на сведения о смерти отца, полученные от брата:

«Милостивый государь дяденька Александр Алексеевич и
милостивая государыня тетенька Александра Феодоровна!

На этой неделе получил я от брата Феодора письмо, в котором он извещает меня о несчастии, постигшем семейство наше. Видно, провидению угодно было вновь поставить на пробу твердость нашего духа и заставить нас до дна испить чашу горести. Мы теперь круглые сироты, без матери и без отца. Не говорю уж о себе и о брате: мы, слава Богу, в летах... но эти бедные малютки... Боже мой, Боже мой! что они тебе сделали?! Из деревни я не получал еще никакого известия, а брат пишет очень неясно о всем происшедшем; потому я почти ничего не знаю подробно. Слышал только, что Вы взяли детей к себе, и пролил слезы благодарности! Бог наградит Вас за Ваше доброе сердце! Дяденька! Тетенька! замените им родителей: не дайте почувствовать им ужасный гнет сиротства; заставьте небо радоваться, ангелов ликовать от Вашего доброго дела! бедный Коля, бедная Сашенька!
Не знаю, кто будет опекуном? Если б я не сознавал вполне всех Ваших благодеяний, всего того, что Вы для нас сделали, я не стал бы просить Вас — увеличить их еще новым добрым делом, приняв это почтенное звание на себя. Но чувствуя, понимая всю сострадательность Вашего доброго сердца, прошу Вас от лица всего нашего семейства, как старший сын покойника — принять братьев и сестер под свою опеку. Кому ж ближе заступать это место, как не Вам, дяденька?
Не знаю, как выпросить мне у Вас прощение за долгое мое молчание; но смею уверить Вас, что не леность и не нерадение, а беспрестанные хлопоты по службе, занятия и ученья были его причиною. Я и к покойнику писал только 1 раз в месяц, а иногда и реже. Да могу ль забыть я Вас?
С этою же почтою я отвечаю брату и пишу в деревню. Там не знают моего адреса.
Подивитесь предчувствию души моей. В ночь на 8-е июня я видел во сне покойного папеньку. Вижу, что будто он сидит за письменным столиком и весь как лунь седой; ни одного волоса черного; я долго смотрел на него, и мне стало так грустно, так грустно, что я заплакал; потом я подошел к нему и поцеловал его в плечо, не быв им замеченным, и проснулся. Я тогда же подумал, что это не к добру, и немало беспокоился, не получая от папеньки ни письма, ни денег, в которых я теперь крайне нуждаюсь. У меня нет ни копейки, а я живу на своей квартире, держу свой собственный стол, и притом должен заплатить учителю за взятые уроки из математики. Через год я непременно буду офицером. Если бы меня пустили, я сейчас бы поехал в отпуск: я думаю, деревни остались теперь совершенно без присмотра. Боже мой! Боже мой, какою ужасною смертью умер папенька! два дня на поле... может быть, дождь, пыль ругались над бренными останками его; может быть, он звал нас в последние минуты, и мы не подошли к нему, чтобы смежить его очи. Чем он заслужил себе конец такой! Пусть же сыновние слезы утешат его в той жизни!
Прощайте, любезный дяденька и тетенька. Слезы мешают писать мне далее; почта отходит, а мне еще тьма дела.
С истинным почтением и искреннею любовью честь имею быть Вашим племянником.

М. Достоевский.

Братьев и сестер всех целую. Бедная Варенька! Ты потеряла лучшего друга и нежнейшего из отцов!
Если Вам нужно будет что-нибудь сообщить мне, то вот мой адрес: В г<ород> Ревель, его благор<одию> М.М. Достоевскому, юнкеру, служащему при Ревельской инженерной команде» (Достоевский А.М. Воспоминания. Л., 1930. С. 413—414).
² «Мне все советуют ехать <...> Брат мне также пишет, чтоб я немедленно ехал», — писал 1 сентября М.М. Достоевский В.М. Достоевской (Литературное наследство. М., 1973. Т. 86. С. 363).
³ После смерти М.А. Достоевского Куманины взяли на себя заботу о пятерых младших детях Достоевских (Александре, Николае, Вере, Андрее и Варваре), хотя от официального опекунства отказались. Опекуном был назначен сначала каширский исправник Н.П. Елагин, который «занялся прилежным <...> обкрадыванием и в полтора года нанес много вреда наследникам» (Нечаева В.С. В семье и усадьбе Достоевских. М., 1939. С. 61).
М.М. Достоевский в письме от 1 сентября 1839 г. к В.М. Достоевской рисовал такую печальную картину: «Время идет, вот уже четвертый месяц, как скончался папенька, — а еще ничего не устроено. У нас, я думаю, ужаснейший беспорядок; староста не знает, к кому относиться в делах своих; все запечатано <...> Боюсь, сестра, боюсь, чтоб крохи, собранные покойником, не разлетелись вместе с его кончиной» (Литературное наследство. М., 1973. Т. 86. С. 363). После выхода Варвары Михайловны Достоевской замуж за П.А. Карепина опекуном семейства Достоевских стал последний.
⁴ Юный Достоевский не только сам постоянно, как видно из его писем, читал Шекспира, но и рекомендовал его своим товарищам. К.А. Трутовский вспоминал: «...Федор Михайлович советовал мне читать и других русских и иностранных писателей, но Шекспира в особенности» (Русское обозрение. 1893. № 1. С. 215). В подготовительных материалах к «Бесам» Достоевский характеризует Шекспира (от лица старшего Верховенского) как избранника, «которого творец помазал пророком, чтоб разоблачить перед миром тайну о человеке»; с этим перекликается и высказывание в Пушкинской речи о «всемирности, всепонятности и неисследимой глубине мировых типов человека арийского племени, данных Шекспиром на веки веков». Об отражении идей и образов Шекспира в произведениях Достоевского см.: Левин Ю.Д. Достоевский и Шекспир // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1974. Т. 1. С. 108—134; см. также письмо М.М. Достоевскому от 1 января 1840 г., примеч. 13.