Рублев С. «Чистая душа», «чистые руки» и «чистое сердце» профессора С. В. Белова
Уже три десятилетия в России дозволено выпускать любые книги. Конечно, солидные издательства не станут печатать что попало (хотя и у них иногда случаются огрехи), но ведь и сочинителю не обязательно предлагать рукопись «Науке». Найти издателя, готового без лишних разговоров опубликовать какие угодно филиппики, — вопрос нескольких дней.
Отвечать С. В. Белову — автору пасквиля, озаглавленного «О Достоевском, о русских издателях и о себе»1, — мы считали не совсем уместным: в 2019 г. он ушел в Лучший из Миров. В то же время не отреагировать на хамство, граничащее с завистью, презрением и наглым враньем, совершенно невозможно. Промолчать и сделать вид, будто написанное С. В. Беловым является истиной, — значит согласиться с мерзостями, наличествующими в его творении. Клевета, тем более увековеченная в печатном издании, не перестает быть клеветой и никуда не исчезает со смертью памфлетиста.
Бóльшая часть статей и эссе, составляющих мемуары С. В. Белова, ранее публиковалась в его книгах «Романтика книжных поисков» (1986), «Вокруг Достоевского»2 и «Полвека с Достоевским. Воспоминания»3. Существенное отличие сборника инсинуаций 2019 г. от предыдущих изданий — демонстрация нескрываемой злобы ко всем, кто оказался успешнее профессора.
Нарочито подчеркнутая важность и бессовестное самолюбование, которыми упивается С. В. Белов («я», «мое», «мои», «мне», «у меня»), присутствуют здесь буквально на каждой странице. Даже появление отдельного издания «Бесов» в конце 80-х годов прошлого века он относит к своим заслугам: «Кстати, “Бесы” — единственный роман Достоевского, который после октября 1917 г. ни разу не выходил отдельным изданием и только после моего письма, опубликованного в журнале “Огонек” (1988. № 14), “Бесы” стали выходить отдельной книгой в России»4. Объявленную в стране гласность С. В. Белов, похоже, не заметил, а значит, именно его публикация в «Огоньке» дала «Бесам» путевку в жизнь. Неизвестно, сколько бы мы еще ждали заветный томик, не напиши профессор в «дорогую редакцию».
Школьный стиль повествования, утомительные повторы одних и тех же фамилий, имен и отчеств (на 333 страницах фамилия академика Д. С. Лихачева повторена 49 раз, Д. А. Гранина — 97), нытье о тяжкой доле «бедных, несчастных» евреев — ничто по сравнению с байками о КГБ, сотрудников которого С. В. Белов винит во всех своих неудачах.
Еще в 1981 г., «прокручивая ретроспективно свою жизнь», он «отчетливо понял, что уже давно (находится. — С. Р.) “под колпаком у Мюллера”»5. Профессор строчил письма Брежневу, Андропову и генеральному прокурору, а его в это время «кошмарил» КГБ: «организовывал провокацию с отъездом», «пристально следил» за его персоной, «четко и оперативно пресекал» все его «попытки хоть как-то продвинуться по социальной лестнице», в 1980 г. «не пропустил» в Союз писателей (хотя у него «были рекомендации Л. М. Леонова и Д. С. Лихачева») и в кресло директора ленинградского музея Достоевского (так как он «имел большие связи с русскими эмигрантами-достоевистами и американскими достоевистами»), вызывал «на беседу» жену и дочь... В 1986-м он прилетает в Семипалатинск, ругает там Юрия Бондарева, а на следующий день, «по доносу декана филфака», в гостиницу к Белову «явился сотрудник КГБ» и пригласил его «в органы». Профессор заявил, что улетает в Ленинград, «и на этом дело кончилось»6. Нет сомнений: начни какой-нибудь режиссер снимать фильм, «основанный на почти реальных событиях», в сценарии данный эпизод был бы прописан так:
«Стук в дверь. Профессор напрягся. Он помнил, что давно уже “под колпаком у Мюллера”, но пошел открывать.
— Товарищ Белов?
— Да, я.
— Капитан госбезопасности СССР Чернов. Вы вчера нелестно отзывались о писателе Бондареве...
— Извини, капитан, не до тебя, через час я улетаю в Ленинград.
— Не смею больше задерживать, товарищ Белов. Счастливого пути!»
В 1990 г. на каком-то собрании Белов «сказал, что КГБ должен быть ликвидирован», и в тот же вечер ему «подожгли квартиру»7. Как при такой «любви» к Комитету он дерзнул просить деньги у Владимира Путина (об этом ниже), остается только догадываться.
И «всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно». Юмористические зарисовки и небылицы соседствуют в тексте с чудовищной клеветой, основательно пропитанной ненавистью к «недоброжелателям».
Особого внимания требуют гневные тирады профессора, которыми он разразился против Б. И. Бурсова:
«...Бурсов просто присвоил ряд чужих мыслей из эмигрантских источников <...>»8; «...Бурсов напечатал мою работу <...> но под своей фамилией, сохранив даже те же ошибки, которые были у меня»9; «Только однажды Нина Георгиевна Губко допустила в “Звезде” один серьезный промах: она напечатала книгу Б. И. Бурсова “Личность Достоевского”. Она не знала, что вся книга — сплошной плагиат <...>»10; «...вся работа Б. И. Бурсова является грандиозным плагиатом работ русских эмигрантов о Достоевском. Я прекрасно знаю эти работы, так как сам давал их Бурсову»11; «...Бурсов почти слово в слово повторяет соответствующие мысли из книги А. Л. Бема <...>»12; «...Бурсов использовал без всяких ссылок статью Р. В. Плетнева <...>»13; «...Бурсов заимствует мысли Плетнева о Зосиме и Алеше Карамазове <...>»14; «...Бурсов хочет предстать в роли “первооткрывателя” <...>»15; «...Бурсов в конце концов отбрасывает всякую маскировку и просто переписывает мысли Р. В. Плетнева и А. К. Горностаева»16; «Но это наблюдение не принадлежит Бурсову: он украл его у Р. В. Плетнева <...>»17; «Это само по себе ошибочное утверждение Бурсов заимствует из работы А. Л. Бема <...>»18; «Эта мысль тоже не принадлежит Бурсову. Он украл ее из книги С. Н. Булгакова <...>»19; «...Бурсов пересказывает своими словами соответствующие страницы книги А. З. Штейнберга <...>»20; «По дилетантству или из желания быть первооткрывателем, Бурсов не указывает, что до него эту запись в отрывках неоднократно приводил в своих работах советский исследователь творчества Достоевского Л. П. Гроссман»21; «...Бурсов заимствует соответствующие мысли из книги Л. А. Зандера <...>. Заимствует — без всякой, разумеется, ссылки <...>»22; «Бурсов сознательно не указывает, о какой работе идет речь, так как в дальнейшем просто пересказывает эту работу <...>»23.
При этом С. В. Белов отлично знает, что ссылаться на литературу «русского зарубежья» до определенного момента запрещалось (не для того Главлит прятал книги в библиотечных спецхранах, чтобы Беловы и Бурсовы спокойно туда приходили). Да не просто знает, а сам же и пишет, как составлял «в конце 1960 — начале 1970-х гг. с большим риском и трудом по разным спецхранам библиографию эмигрантской литературы о Достоевском»24.
Однако поборник соблюдения авторских прав не унимался: «До сих пор мы отметили лишь “отрывочное”, если так можно сказать, плагиатство Бурсова, но есть две книги, где оно достигает глобальных размеров. Речь пойдет об упоминаемых в “романе-исследовании” книгах Н. Бердяева “Миросозерцание Достоевского” (Прага, 1923) и К. Мочульского “Достоевский. Жизнь и творчество” (Париж, 1947), которых Бурсов общипал, как курицу, буквально по перышку. На книге Н. Бердяева мы не будем останавливаться, так как она известна и читатели без труда сами установят плагиатство Бурсова. Остановимся на менее известной работе К. Мочульского, которая послужила для Бурсова своего рода настольной книгой. Из книги К. Мочульского Бурсов ворует буквально всё: и идею “двойничества” в ранних письмах Достоевского к отцу, и всевозможные переходы и ссылки, и даже тексты самого Достоевского, которые Бурсов приводит с такими же ошибками, с какими их приводил К. Мочульский»25; «Никакой “тоталитарной двойственности” у Достоевского не было, а было лишь “тоталитарное плагиатство” Бурсовым книги К. Мочульского. Покажем это на примерах»26.
И далее он приводит около десяти случаев «плагиатства Бурсова». Примеры попутно сопровождаются таким синтаксисом: «...Бурсов цитирует те же отрывки из писем Достоевского к своему отцу, какие цитирует К. Мочульский в своей книге»; «Бурсов переделывает мысль Мочульского <...>»; «Бурсов крадет у Мочульского <...> мысль <...>»; «...Бурсов компилирует соответствующие страницы из книги Мочульского <...>»; «...Бурсов перекраивает <...>»; «...Бурсов заимствует у Мочульского мысль <...>»27. Бичевание завершается моралью с философским оттенком: «Можно было бы привести еще десятки других случаев плагиатства Бурсова, но предоставим читателям проделать это самостоятельно на трех номерах “Звезды” (1972, № 7–9), а затем написать специальную работу под названием “Личность Бурсова. Уголовная хроника”. Но это для юристов, а историки литературы из всего вышеизложенного должны сделать вывод: писать о Достоевском можно только с чистой душой, чистым сердцем и чистыми руками, ибо “гений и злодейство — две вещи несовместные”!»28
Мы его не тянули за язык. Правда, искать плагиат целесообразнее не у Б. И. Бурсова (он уже «изобличен» С. В. Беловым), а у самого профессора. Борцун с интеллектуальным воровством совсем «забыл», как с 1986 (!) года «общипывал» К. В. Мочульского «буквально по перышку». В это невозможно поверить, но у С. В. Белова нет почти ни одной книги, где бы он не плагиатил монографию «Достоевский. Жизнь и творчество». Ни в текстах, ни в сносках (постраничных или концевых), ни в пристатейных библиографических списках ревнитель копирайтов не ссылается на К. В. Мочульского, биографическое исследование о Достоевском которого набиралось в Париже, когда маленькому Сереже Белову, обладателю «чистой души, чистого сердца и чистых рук», было 10 лет. Присвоенных себе чужих строк в изданиях профессора обнаружилось так много, что мы вынуждены были создать отдельную тему, посвященную данному вопросу. В трех частях.
Укажем мимоходом, что С. В. Белов плагиатил не только К. В. Мочульского. Так, в 1990 г. он выдает известные слова Н. А. Бердяева из «Миросозерцания Достоевского», с небольшой правкой, за свои: «Настоящее чтение Достоевского всегда огромное событие в жизни, оно потрясает душу, дает возможность прикоснуться к совершенно иным мирам и иным измерениям, заставляет задуматься над самыми главными вопросами существования человека»29, а через 11 лет зачем-то приписывает их матери Марии (Е. Ю. Кузьминой-Караваевой): «Конечно, настоящее чтение Достоевского (это особое искусство медленного чтения) — огромное событие в жизни, и, как сказала Е. Ю. Кузьмина-Караваева, человек, приобщившийся к миру Достоевского, становится другим человеком»30.
Проделки Б. И. Бурсова и «выкрутасы» КГБ тускнеют, когда С. В. Белов принимается за «разоблачение» главного «злодея» — доктора филологических наук Б. Н. Тихомирова. (Сразу оговоримся: мы сознательно не задавали Борису Николаевичу ни одного вопроса, поэтому будем очень признательны ему, если он укажет на неточности или ошибки с нашей стороны.)
Копить злобу щелкопер начал, по всей видимости, еще с 2001 г., когда выпустил словарь «Ф. М. Достоевский и его окружение». Вот как это преподносится читателю: «Моя многолетняя работа над воспоминаниями о Достоевском завершилась выпуском в 2001 г. двухтомного энциклопедического словаря “Ф. М. Достоевский и его окружение”, получившего в 2006 г. Государственную премию Правительства Российской Федерации (Словарь выпустили Российская национальная библиотека и издательство “Алетейя”). Однако нашелся сотрудник Музея Ф. М. Достоевского Б. Н. Тихомиров, который из зависти решил написать отрицательную рецензию (неслыханно! — С. Р.) еще на рукопись моей книги, получившей 12 (!) положительных рецензий. Кстати, деньги на издание уникального (честно? — С. Р.) двухтомника энциклопедического словаря “Ф. М. Достоевский и его окружение” дал президент России В. В. Путин, к которому я обратился за помощью. Конечно, до конца своих дней я буду благодарен Владимиру Владимировичу»31. И еще разочек (у кого плохо с памятью) в конце книги: «Тихомиров, правда, еще и раньше пытался занять “первое” место среди достоевистов Петербурга, когда в начале 2001 г., будучи заместителем директора по науке Музея Достоевского в Петербурге (да он и сейчас заместитель. — С. Р.), написал для издательства “Алетейя”, выпустившего мой энциклопедический словарь “Ф. М. Достоевский и его окружение”, довольно гнусную рецензию на рукопись этой книги. Хорошо, что издательство не прислушалось к этому “знатоку” Достоевского и выпустило мою книгу. Именно за эту книгу я получил в 2006 г. премию Правительства Российской Федерации»32.
В чем суть обвинения? В том, что некий «“знаток” Достоевского» «из зависти» (безусловно: когда критические статьи готовились при других обстоятельствах?) написал «довольно гнусную рецензию»? Но почему в свете сказанного он не приводит никаких контраргументов и обходит молчанием великолепную рецензию Б. Н. Тихомирова? Всё элементарно. Ему хочется предстать перед читателем «униженным и оскорбленным», поэтому ссылку на напечатанную статью он аккуратно подменяет «довольно гнусной рецензией», с которой... негде ознакомиться! (Черновик написанного 20 лет назад по заказу «Алетейи» материала, возможно, сохранился у Б. Н. Тихомирова, но уж точно не в издательстве.)
С. В. Белов не однажды бахвалится полученной за этот словарь премией: «Мы обнялись, расцеловались, и я попросил Геннадия Бортникова помочь мне с получением Государственной премии России за мой Энциклопедический словарь “Ф. М. Достоевский и его окружение” (СПб., 2001), который, как сообщил мне Д. А. Гранин, уже прошел первый тур. <...> Геннадий Бортников обещал сделать всё, что можно.
Государственную премию правительства Российской Федерации, но не России (бедняга! — С. Р.), я получил 21 декабря 2006 года, о чем Нина Ивановна успела сообщить Геннадию Бортникову, а он, через нее, успел меня поздравить»33. (Зачем выклянчивать премию через актера (!) за «великие» книги (что-то типа «Братьев Карамазовых» или «Преступления и наказания»?), мы теперь не узнаем никогда: профессор об этом не написал, унеся тайну с собой в могилу.)
Для тех, у кого в одно ухо влетело, а в другое вылетело, он через несколько страниц напоминает: «В 2003 г. Гранин выдвинул мой двухтомный Энциклопедический словарь “Ф. М. Достоевский и его окружение” на Государственную премию Российской Федерации (но премию получила сестра миллионера Прохорова за свой журнал; конечно, у миллионера всё схвачено), но через три года я получил Государственную премию правительства Российской Федерации»34. Снова не запомнили? Не страшно. С. В. Белов может говорить об этом без остановки: «Деньги были: я в 2006 г. получил премию Правительства Российской Федерации за книгу о своем любимом писателе Достоевском»35.
А вот уже пора звать санитаров: «Только в 65 лет, в 2001 г., я попал в прекрасный отдел Публичной библиотеки, где работали замечательные люди: Г. В. Михеева, Л. Б. Вольфцун, И. Г. Матвеева, А. Н. Антоненко, М. Ю. Матвеев, Н. Л. Щербак, С. И. Трусова. Именно в этом отделе я и выпустил три свои великие книги: Энциклопедический словарь “Ф. М. Достоевский и его окружение”, “Ф. М. Достоевский. Энциклопедия. Библиография произведений Ф. М. Достоевского и литературы о нем на русском языке 1844–2004 гг.”»36
В сносках дополняет: «Эта книга (Энциклопедический словарь, который С. В. Белов посчитал за два издания. — С. Р.) вышла благодаря В. В. Путину, так как издательство не имело средств для ее выпуска. В. В. Путин только что стал президентом, и я обратился к нему с просьбой о финансовой помощи. В. В. Путин выделил 400 000 руб., и книга вышла. Потом я узнал, что 2-е издание моей книги, выпущенное в 2014 г. издательством “Гуманистика”, есть в Кремле, в библиотеке В. В. Путина. Тогда я и сам послал В. В. Путину две свои новые книги»; «Эта книга (“Указатель произведений Ф. М. Достоевского и литературы о нем...” (СПб., 2011). — С. Р.) вышла благодаря финансовой поддержке председателя Государственной Думы С. Нарышкина. Издательство Публичной библиотеки опять не имело денег для ее выпуска, и я обратился за поддержкой к С. Нарышкину, который мне вручал в январе 2007 г. в ранге вице-премьера премию Правительства Российской Федерации за Энциклопедический словарь “Ф. М. Достоевский и его окружение” и сказал, что знает мои работы по Достоевскому. С. Нарышкин попросил выделить грант для издания моей библиографии Достоевского»37.
Но какая разница, кто выделил деньги? Для чего вообще акцентировать на этом? Где связь между личностью, профинансировавшей эту работу, и качеством (конечно, речь не о полиграфии) изданных книг?
«Десять лет я не открывал книгу Б. Тихомирова “‘Лазарь! Гряди вон’: роман Ф. М. Достоевского ‘Преступление и наказание’ в современном прочтении: книга комментарий” (СПб., 2005), но решил все-таки открыть, — продолжает Белов. — И что же я вижу? Правда, другого я и не ожидал от Б. Тихомирова. Три четверти его книги взяты из моей книги “Роман Ф. М. Достоевского ‘Преступление и наказание’. Комментарий. Книга для учителя” (Л., 1979; 2-е изд., испр. и доп. М., 1985), причем без всяких ссылок.
В предисловии “От автора” Б. Тихомиров указывает, что “материалы Г. Ф. Коган [для Полного собрания сочинений Достоевского, 1973. — С. Б.] составили добрую половину [моей. — С. Б.] книги”. Но это ложь, и Б. Тихомиров прекрасно об этом знает. Я лишь несколько раз использовал материалы Г. Ф. Коган, но каждый раз обязательно давал ссылку на эти материалы»38.
Как профессор «обязательно» дает «ссылку на материалы», мы уже знаем. Понятно, что и «Лазаря...» пасквилянт взял исключительно для нападок на автора. К слову, цитата, задевшая уязвленное самолюбие С. В. Белова, полностью выглядит так: «Этапным в истории изучения наследия писателя в целом стал академический комментарий к “Преступлению и наказанию”, выполненный Г. Ф. Коган для Полного собрания сочинений Достоевского (1973). Он заложил фундамент для всех последующих работ в этом направлении (например, в специальном издании: Белов С. В. Роман Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”: Комментарий. Книга для учителя. М., 1979, 1985 — материалы Г. Ф. Коган составили добрую половину книги)»39.
Безобидные слова Б. Н. Тихомирова озлобленный С. В. Белов помнил до последних дней. Зная Бориса Николаевича многие годы, мы со всей ответственностью можем заявить, что он никогда не позволяет себе раскидываться беспочвенными утверждениями, чего не скажешь о профессоре, для которого ложь давно стала нормой жизни. «Б. Тихомиров же, — пишет он далее, — используя мою книгу, почти не делает ссылки на первоисточник»40. Затем «обличитель» кавычит несколько примеров, заканчивающихся многозначительным «и т. д. и т. п.»41 Видимо, у автора на старости лет появились проблемы со зрением: Б. Н. Тихомиров не только ссылается на книгу С. В. Белова о «Преступлении и наказании» более 30 раз42, но и указывает другие публикации и издания профессора, отраженные в списке сокращений43.
Пассажи, следующие встык за «и т. д. и т. п.», могут заинтересовать студентов медицинских вузов, обучающихся по направлению «Психиатрия»: «Но есть места, где Б. Тихомиров ничего прибавить к моему комментарию не может, — настолько у меня всё четко и лаконично. Например, фамилию, имя и отчество главного героя — Раскольников Родион Романович — я комментирую так: “Раскол родины Романовых”. Б. Тихомиров об этом, естественно, не упоминает. Вообще, чтобы его не обвинили в плагиате, Б. Тихомиров приводит много абсолютно ненужных подробностей. Характерно, что Б. Тихомиров нигде ни разу не упоминает, что моя книга вышла под редакцией и с предисловием академика Д. С. Лихачева. Он прекрасно знает, что такой высоконравственный человек, каким был Дмитрий Сергеевич, никогда не стал бы писать предисловие и брать на себя редакцию плохой книги.
А ведь Б. Тихомиров мог бы обратить внимание на предисловие Д. С. Лихачева к моей книге, где академик особо выделил тот факт, что я в своей книге кроме общеизвестного реального комментария разработал еще и духовный комментарий <...> Я продолжил начатую Г. Мейером разработку “духовного” комментария — того комментария, который даже не снился [так!] Г. Ф. Коган и Б. Тихомирову.
Конечно, лучше было бы переиздать мою книгу с дополнениями Б. Тихомирова. Но последний очень любит кушать объедки с чужого стола. <...> В заключение скажу, что моя книга “Роман Ф. М. Достоевского ‘Преступление и наказание’. Комментарий. Книга для учителя” переведена и издана в Японии, США, ФРГ. Книга же Б. Тихомирова нигде не переводилась, так как она вторична»44.
Но если книга «“знатока” Достоевского» «вторична» (спасибо, что не «второсортна» — ведь мог бы и так!) по отношению к книге С. В. Белова, да вдобавок содержит «много абсолютно ненужных подробностей», отчего бы автору «духовного комментария, который не снился Г. Ф. Коган и Б. Тихомирову», самому не выпустить еще одно «великое» издание, снабдив его этими самыми «дополнениями Тихомирова»? Объясняется это просто. Содержимое уникального текста амбициозного завистника, действительно имеющего научное значение, вряд ли превысит несколько страниц. Не пойдешь же, в самом деле, с таким «багажом» к Б. Н. Тихомирову и не скажешь ему: «Николаич! У меня есть полтора десятка страниц умопомрачительного духовного комментария... Давай-ка вместе: две фамилии на титуле и деньги пополам». Непризнанный «гений» оправдывается как может: «В сборнике “Достоевский и мировая культура” (2003, вып. 18) Тихомиров упрекает меня в том, что в своей книге “Петербург Достоевского” я не сделал ссылку на книгу Г. Мейера “Свет ночи [О ‘Преступлении и наказании’]” (Франкфурт-на-Майне, 1967). Но я первый ввел эту книгу в научный оборот в России еще в первом издании своей книги “Роман Ф. М. Достоевского ‘Преступление и наказание’. Комментарий” в 1979 г. Затем в книге “Русские эмигранты о Достоевском” (СПб., 1994) я привел огромные главы из книги Г. Мейера с его биографией и, наконец, в своей “Достоевской энциклопедии” (СПб., 2010) дал специальную статью о Г. Мейере и его замечательной книге, которую знал почти наизусть. Ну, сказал бы мне об этом Тихомиров — и вся проблема! Но нет — ему хочется быть в Петербурге первым достоевистом.
А ведь у меня было то же самое с академиком Д. С. Лихачевым. В 1971 г. я увидел, что в статье академика о Достоевском в “Вопросах литературы” нет в одной цитате ссылки на эмигрантскую работу П. М. Бицилли. Но я не стал писать об этом ни в какой журнал, как это сделал Тихомиров, а просто пошел к Лихачеву и рассказал ему об этом. Лихачев был мне страшно благодарен (он просто забыл, как и я) и стал моим покровителем на многие годы: писал предисловия к моим книгам, был их ответственным редактором, писал отзыв на мою диссертацию, принимал нас с женой в Комарово, дважды я водил его по Петербургу Достоевского, даже пробил мне телефон в моей коммунальной квартире.
Вот так поступают интеллигентные люди»45.
Это на полном серьезе пишет доктор (!) исторических и кандидат (!) филологических наук. Нет, речь не о «страшной благодарности» (косноязычие профессора волнует нас меньше всего). Представим, что в истории с Д. С. Лихачевым всё было именно так, как описывает С. В. Белов. И что кардинально изменилось после благодарности? Академик в следующем номере «Вопросов литературы» извинился и указал ссылку «на эмигрантскую работу П. М. Бицилли»? Б. Н. Тихомиров, уличивший С. В. Белова в плагиате, оказывается, должен был не писать об этом, а посетить «его величество» (не через секретаря записаться, часом?) и в интимной обстановке шепнуть о «недоразумении»! «Интеллигентный человек», тридцать с лишним лет плагиативший К. В. Мочульского, бунтует против одного из выдающихся специалистов по творчеству Достоевского — дотошного (в самом лучшем смысле этого слова) до запятой. Ну, действительно, журналы какие-то, научные статьи... «Всё тлен». Заметил воровство? Отыщи контакты профессора и сообщи ему о плагиате. И при чем тут «ему хочется быть в Петербурге первым достоевистом»? Или любого, обнаружившего некорректные заимствования в книгах ученого, нужно автоматически включать в список претендующих на «первого достоевиста»?
«Однако среди молодежи, — продолжает автор, — есть замечательные люди и прекрасные достоевисты <...> Вот, к примеру, Николай Васильевич Паншев. В 1986 г. он, в то время майор милиции, собрал все прижизненные издания Достоевского, прочел мою новую книгу “Жена писателя. Последняя любовь Ф. М. Достоевского” (в которой С. В. Белов впервые ощутил все прелести заимствования. — С. Р.), написал мне восторженное письмо — и у нас завязалась дружба на многие годы.
Или Николай Николаевич Богданов, самый талантливый из всех достоевистов. Врач-психиатр по профессии, он стал прекрасным исследователем Достоевского. В отличие от всех достоевистов, он хорошо знает не только Достоевского, но и русскую поэзию начала ХХ в., театр, кино, творчество М. Булгакова. Богданов написал уже несколько книг о Достоевском, подарил безвозмездно (!!! — С. Р.) много своих находок И. Волгину для его книг о Достоевском, а тот даже его не поблагодарил в своих опусах»46.
Ничто не ранит тщеславного профессора так, как прикосновение к наследию А. Г. Достоевской. Он окончательно «слетает с катушек» (сформулировать это иначе не получается), захлебывается желчью, и у него начинается истерика. «Конечно, — подводил итоги одержимый библиотекарь, — лучше было бы переиздать мою книгу с дополнениями Б. Тихомирова. Но последний очень любит кушать объедки с чужого стола. Так, мы вместе с покойным В. Тунимановым три раза издали прекрасные “Воспоминания” жены писателя А. Г. Достоевской (в 1971, 1981 и 1987 гг.) — здесь у нас вступительная статья, подготовка текста и большой комментарий, а я еще в 1986 г. выпустил книгу “Жена писателя. Последняя любовь Ф. М. Достоевского”. Чего проще, кажется, было бы переиздать трижды изданные нами с В. Тунимановым “Воспоминания” А. Г. Достоевской, но Б. Тихомиров делает всё по-другому: вместе с И. Ярышевой он выпускает в 2011 г. “Воспоминания” А. Г. Достоевской со своей вступительной статьей и примечаниями (о подготовке текста я уже и не говорю), где на 75% использует факты из нашей с Тунимановым вступительной статьи, наших примечаний к трем изданиям “Воспоминаний” А. Г. Достоевской и моей книги “Жена писателя” без всякого указания на первоисточник.
Характерно, что Б. Тихомиров и И. Ярышева, вообще, во вступительной статье ни разу (!) не упоминают, что мы с В. Тунимановым трижды выпустили “Воспоминания” А. Г. Достоевской, а я издал еще книгу “Жена писателя. Последняя любовь Ф. М. Достоевского”. Лишь в предисловии к примечаниям Б. Тихомиров и И. Ярышева указывают на наши с В. Тунимановым три издания “Воспоминаний” А. Г. Достоевской, но кто же в наши дни читает эти предисловия?
В самом же комментарии Б. Тихомиров и И. Ярышева ни разу не упоминают о наших трех изданиях “Воспоминаний” А. Г. Достоевской, ни о моей книге “Жена писателя. Последняя любовь Ф. М. Достоевского”, хотя во многом используют наши примечания и мою книгу»47.
«Три раза издали», «трижды изданные», «к трем изданиям», «трижды выпустили», «три издания», «о трех изданиях»... Из воплей помешанного следует, что никто, кроме С. В. Белова, не может печатать «Воспоминания» А. Г. Достоевской; Б. Н. Тихомиров же «делает всё по-другому». Вообразите: для подготовки нового издания он выбрал И. Ярышеву! Какая трагедия для беззащитного профессора!
Об отношениях с В. А. Тунимановым, в соавторстве с которым С. В. Белов выпускал мемуары вдовы писателя, инсинуатор рассказывает: «Гораздо больше повезло “Воспоминаниям” Анны Григорьевны: в 1971, 1981, 1987 гг. мы с В. А. Тунимановым издали всё, относящееся к жизни самого Достоевского периода 1866–1881 гг., хотя затем В. А. Туниманов втайне от меня издал эти “Воспоминания” на французском языке, и наши с ним отношения прекратились»48. Это очередное вранье. В. А. Туниманов никогда не издавал «Воспоминания» Анны Григорьевны на французском языке. Белов зубоскалит, очевидно, о двухтомнике 1986 г., вышедшем в московском издательстве «Радуга»49, материалы для которого, действительно, подготавливал В. А. Туниманов: в первом томе напечатаны 1-я и 2-я книжки заграничного дневника А. Г. Достоевской, во втором — 3-я книжка дневника и избранные письма Ф. М. и А. Г. Достоевских. Если допустить, что профессор ошибся (вероятно, аберрация памяти) и все-таки имеет в виду не «Воспоминания», а «Переписку», изданную вместе с В. А. Тунимановым50, то и в этом случае его притязания на автографы А. Г. Достоевской выглядят по меньшей мере странно. Во-первых, рукописи Анны Григорьевны не являются частной собственностью Белова, поэтому никаких исключительных прав на их издание у него нет. Во-вторых, В. А. Туниманов, зная, что книга печатается в Москве, а не где-то за границей (то есть Белову, рано или поздно, всё равно стало бы о ней известно — что и произошло), не рискнул бы предлагать издательству текст, затрагивающий чужие авторские права. И судя по тому, что профессор не обвиняет бывшего соавтора в плагиате (по своему обыкновению), можно сделать вывод о том, что В. А. Туниманов предоставил издательству свои личные комментарии. Не говоря уже о том, что полтора тома из двух занимает дневник А. Г. Достоевской, публикацию которого С. В. Белов впервые предпринял в 1993 г. К слову, ни мифические «Воспоминания», ни реально существующее двухтомное издание «Дневника» А. Г. Достоевской, подготовленное к печати В. А. Тунимановым, профессор не зарегистрировал в своем «великом» «Указателе...» 2011 г. О затаенной обиде на Туниманова красноречиво свидетельствуют и эти горделивые воспоминания: «Осень 1976 г. Я только что выпустил под редакцией академика Дмитрия Сергеевича Лихачева в самой престижной советской литературоведческой серии “Литературные памятники” “Переписку Ф. М. Достоевского и А. Г. Достоевской” <...>»; «...В 1971 г. я выпустил также “Воспоминания” А. Г. Достоевской»51; «В тот вечер после разговора с Чепуровым я вспомнил, как в 1978 г. моя переводчица (она перевела в Софии подготовленную мною книгу “Переписка Ф. М. Достоевского и А. Г. Достоевской”) пригласила меня в гости в Болгарию»52.
Сожалея о том, что переписка Анны Григорьевны, представляющая «огромный интерес для всех биографов и исследователей Достоевского», издана «далеко не полностью»53, С. В. Белов скромно умалчивает о том, в каком виде «его» издание вышло в свет. «Некоторые письма Ф. М. Достоевского, — говорится в текстологической преамбуле к примечаниям, — печатаются с купюрами, обозначенными многоточиями»54. На самом деле, цензуре здесь подверглись не только письма Достоевского жене, но и ответные послания Анны Григорьевны мужу (всего около двадцати): намеренные пропуски оставлены в словах, имеющих в корне «жид». Примечательно, что еще в 1961 г. Д. Гольдштейн (о знакомстве с ним, кстати говоря, упоминает С. В. Белов55) в нью-йоркском «Новом журнале» сокрушался о купюрах, найденных им в четвертом томе «Писем» Достоевского (М., 1959), подготовкой издания которого занимался А. С. Долинин. «Внимательное прочтение писем этого тома, — пишет Д. Гольдштейн, — обнаруживает (и только в одной области — отношение Достоевского к евреям) искажение оригинального текста, главным образом, методом пропусков»; «Эти установленные искажения писем заставляют нас сделать соответствующий вывод: стало быть, была тайная и преднамеренная попытка что-то скрыть от исследователя; в данном случае — отношение Достоевского к евреям. Ибо поскольку возможно было установить, из этого свода более чем трехсот писем был изъят исключительно материал, содержащий пренебрежительные, недружелюбные или оскорбительные замечания по отношению к евреям (в этом случае был изъят и второстепенный материал, не касающийся евреев, но синтаксически не отделимый от основного текста)»; «Как известно, в 1878–1879 гг. Достоевский работал над “Братьями Карамазовыми”. Заметим, что нельзя полностью понять антисемитские элементы в этом романе, не ознакомившись со внутренним миром и мыслями Достоевского, которые так ярко выражаются в его письмах этого периода. Из вариантов писем четвертого тома исчезли бесследно все замечания об евреях и, следовательно, ключ к пониманию отдельных эпизодов романа»56.
Далее он воспроизводит девять писем автора «Братьев Карамазовых», напечатанных ранее в других изданиях без купюр57, и, восстановив «для исследователя те места <...> которые вычеркнуты чьей-то “ревнивой рукой”», подытоживает: «Но как же оправдать такое явное отступление от требований академической честности по отношению к девяти письмам? Невольно поднимается вопрос: несет ли в советских условиях ответственность А. С. Долинин как редактор? <...> Можно ли предположить, что тот же самый Долинин по своей воле, сознательно — не принуждаемый партийными инстанциями — допустил такую фальсификацию? Кто в ней действительно виноват? И почему была сделана эта переделка писем Достоевского? Мы можем только строить предположения. И как ни неприятно и ни парадоксально наше предположение, но мы осмеливаемся думать, что только Долинину — и никому другому — можно приписать эту переделку писем.
Мы отклоняем другое, с первого взгляда, может быть, кажущееся правдоподобным, объяснение, что письма, мол, переделаны в связи с тенденцией частичной реабилитации Достоевского в Советском Союзе. Из писем Достоевского вычеркнуты, мол, места, которые показывают читателям отрицательные стороны мировоззрения писателя, и эти места могут оскорбить его память.
Такое объяснение не представляется нам убедительным по двум причинам. Во-первых, том IV предназначается только для узкого круга специалистов. И как таковой, он не может иметь влияния на широкую читательскую массу. Во-вторых, это объяснение не отвечает на такой существенный вопрос: почему исключены только антиеврейские места, в то время как даже резкие нападки Достоевского на социализм и коммунизм оставлены? В конце концов, в письмах есть гораздо больше материала, не совместимого со взглядами партийных критиков, чем враждебное отношение Достоевского к евреям»58; «За исключением Гроссмана, Штейнберrа и Горнфельда — и до некоторой степени Горького и Заславского — литературные критики, и в России и в СССР, мало занимались вопросом отношения Достоевского к евреям. Само собою разумеется, другие стороны его творчества имеют гораздо большее значение и интерес. Но одно дело ничего об этом не говорить, а совсем другое дело отрицать существование этого вопроса у Достоевского. Во всех работах Долинина мы нашли только одну заметку об антисемитизме Достоевского, который он отвергает (“Мережковские и Розановы создали себе Достоевского, своего, по своему образу и подобию, использовали его как орудие классовой борьбы, действительно защищая мракобесие, антисемитизм, поповщину”59). <...> Отрицательные высказывания Достоевского о социализме и коммунизме могли не очень беспокоить Долинина. Но иначе обстоит дело с отношением Достоевского к евреям. Эта неприятная нота “обидна” для памяти великого писателя, она нарушает общий портрет Достоевского, который в глазах Долинина непорочен. И, не пощадив себя как редактора, Долинин, по-видимому, полагал, что будущие поколения мало “пострадают” от этих переделок писем, а Достоевский только выиграет от вычеркивания мест, дисгармонирующих с образом великого художника и мыслителя. Заметим, кстати, что А. С. Долинин — еврей, настоящая фамилия его Искоз.
Правильно или неправильно наше предположение, мы, вероятно, никогда об этом не узнаем. Хотя в интересах русской литературы вопрос о причинах переделок писем Достоевского требует, конечно, ответа»60.
На те же вопросы, которые Гольдштейн мысленно задавал А. С. Долинину, мог бы ответить и С. В. Белов, «разоблачивший» в 2010 г. редактора четырехтомника. «В “Письмах” Достоевского, вышедших под редакцией А. С. Долинина в 1928–1959 гг., — сообщает профессор, — пропущено слово “жид” без указания купюры»61. Вполне допускаем, что купюры в «Переписке», о наличии которых С. В. Белов и В. А. Туниманов (в отличие от А. С. Долинина) открытым текстом предупредили читателей, были сделаны по требованию редколлегии издания. Но почему бы теперь, в 2019 году, не написать об этом несколько строк? Ведь история цензуры в СССР (да не где-нибудь, а в «Литературных памятниках»!), кажется, занимательнее сказок о КГБ, «преследовавшем» С. В. Белова до положения во гроб: «И вот в 2012 г. я познакомился в “Северной Ривьере” с Михаилом Айзиковичем Блюминым. Михаилу Айзиковичу было лет под 70, он был на десять лет моложе меня. В молодости я очень быстро сходился с людьми — мне даже не хватало записной книжки, чтобы записывать все фамилии, адреса и телефоны. <...> Михаил Айзикович работал когда-то в строительстве, а сейчас строил себе шикарную квартиру у метро “Девяткино”.
Я не задавал себе вопроса, на какие средства пенсионер может строить себе такую квартиру. Вероятно, человек, проработавший долгое время в строительных фирмах, всё может. Через два года после знакомства с Михаилом Айзиковичем я понял, что у него могли быть и другие источники дохода.
Когда мы встречались, говорил больше я. Михаил Айзикович больше слушал. Достоевского Михаил Айзикович не читал, да и вообще он, кажется, ничего не читал.
23 июня 2014 г., в свой день рождения, я сидел в кафе на улице Марата со своим приятелем Феликсом Балоновым, а также с Михаилом Айзиковичем Блюминым и его знакомой, адвокатом. Мой старый друг Евгений Белогородский предупреждал, что надо быть с Блюминым осторожнее, но я, наоборот, сблизился с ним, так как Блюмин достал лекарство (а его нигде не было) для умиравшей от рака подруги моей дочери и тем самым скрасил последние месяцы ее жизни.
Разговор зашел об Украине. Мы с приятелем говорили о том, что Крым должен принадлежать России, но так захватывать его, как мы сделали, нельзя, а уж тем более нельзя делать отдельными республиками Донецк и Луганск. Мы считали, что надо было вести с Украиной переговоры о Крыме, как китайцы с Тайванем, или просто купить полуостров. А теперь нам грозят не только разрыв отношений с Европой и США, не только их санкции, не только “холодная война”, но и ненависть на много лет Украины. (Кстати, так думали не одни мы.)
Мы продолжали сидеть в кафе за столиком, а М. А. Блюмин ушел куда-то звонить (он уже знал, что я жду второй раз премии Правительства Российской Федерации за свои две книги о Достоевском) — странно, что он не позвонил при нас, за столиком. Блюмин отсутствовал очень долго — мы с приятелем не дождались его и уехали домой.
Больше я Блюмина за год ни разу не видел. В августе 2014 г. я опять поехал в тот же санаторий, где с ним познакомился, позвонил оттуда ему и сказал, что буду здесь до 25 августа. Блюмин обычно приезжал недели за две до моего отъезда, и мы дружески общались, как и раньше в Петербурге, часто пили кофе.
На этот раз Блюмин специально приехал в день моего отъезда, 25 августа, шел к лифту мимо меня и сделал вид, что не видит меня. Я не пошел за ним, так как меня уже ждало такси к поезду.
Но я понял, что Блюмин, очевидно, настучал про Украину. Страна должна знать своих героев, и если у нас есть звания “заслуженный учитель Российской Федерации”, “заслуженный врач Российской Федерации”, “заслуженный летчик Российской Федерации”, то почему бы не ввести звание “заслуженный стукач Российской Федерации”?
Михаил Айзикович Блюмин (фамилия, имя и отчество подлинные), несомненно, получил бы это высокое звание. В сентябре 2014 г. Лихоманов — директор Российской национальной библиотеки, где я трудился, — справлял свое 50-летие, но меня, самого знаменитого человека библиотеки, не пригласил на юбилей, хотя три года назад я пригласил его на свое 75-летие, и он даже выступил на моем юбилее. Это был второй сигнал.
Третий сигнал. В сентябре 2014 г. я позвонил Блюмину и спросил, не хочет ли он встретиться. “Я очень занят”, — ответил Блюмин, хотя раньше звонил мне каждую неделю, и мы встречались в кафе на улице Марата.
В конце декабря 2014 г. огласили список получивших премию Правительства Российской Федерации. Меня там не было. Но книги, получившие премию по литературоведению, были неизмеримо ниже моих книг (в апреле 2015 г. я сказал об этом директору Российской национальной библиотеки, где работал, но Лихоманов сообщил мне, что в комиссии по премиям разные кланы, как будто в 2006 г. не было этих кланов).
Итак, стукач Блюмин сделал свое черное дело. Вообще, это был второй стукач в моей жизни. Первого звали Сергей Лебедев. Он был больной человек, а таких КГБ всегда любило прихватывать. Бог знает, чтó он письменно или устно сообщал обо мне. Но я знаю точно, что, когда я был кандидатом в депутаты Ленгорисполкома в 1990 г. и на предвыборном собрании сказал, что КГБ надо ликвидировать, Сергей Лебедев тут же донес об этом. В результате подожгли мою квартиру.
Когда в 1988 г. закрыли “Сайгон” (а именно там познакомились и чаще всего встречались я и Сергей Лебедев), то до 2008 г., т. е. двадцать лет, я не только не встречался с Лебедевым, но и вообще ничего не знал о его существовании. И вдруг в 2008 г., когда я съездил туристом в Израиль, мне сразу же позвонил Лебедев. Я понял, что он выполняет задание ФСБ: пытается узнать мои израильские связи. Я просил Лебедева никогда мне больше не звонить и повесил трубку.
Летом 2015 г. я целую неделю прожил в санатории “Северная Ривьера” вместе с Блюминым, и каждый раз, когда мы шли навстречу друг другу, Блюмин делал вид, что меня не знает. У меня было огромное желание дать Блюмину в морду, но с ним всегда были какие-то дамы, и я не решился это сделать. Потом я узнал, что Блюмин заложил еще раньше несколько человек и после этого порывал с ними все отношения — то ли по собственной инициативе, то ли по совету ФСБ.
Но в августе 2016 г. я не выдержал и в санатории “Северная Ривьера”, где мы снова оказались с Блюминым, дал ему в морду, сказав при этом, что Блюмин — заслуженный стукач Российской Федерации. В 2016 г. Блюмин явился к директору Российской национальной библиотеки, где я работал (у нас уже был новый директор — А. И. Вислый), и заявил ему, что я избил его в санатории “Северная Ривьера”, да еще я всегда пил кофе за его счет. Ну не идиот ли?! Слава Богу, А. И. Вислый только посмеялся, смеялась и вся библиотека. Хорошо бы дать еще раз в морду Блюмину, чтобы не ходил ко мне на работу! Теперь понятно, почему после доноса Блюмина меня ничем не наградила моя библиотека в 2016 г. по случаю моего 80-летия»62.
«От мамы, — не без гордости заявлял беллетрист в начале книги, — я унаследовал работоспособность, склонность к активному добру и тот идеализм, который изначально присущ, очевидно, многим представителям еврейского племени»63. «Мне осталось жить совсем немного, — агонизирует на последней странице неудачник, — и я уже не доживу до того дня, когда Россия станет счастливой и свободной»64.
Разумеется, С. В. Белов имеет право на личное мнение. Но тогда возникает резонный вопрос: за каким бесом подавать заявку, рассчитывая второй раз (наглости ему не занимать) на поощрение от государства, если страна, высшее руководство которой по первой (!) просьбе оказало главному плагиатору России финансовую поддержку и наградило его премией, несвободна и несчастна? Эскапады профессора не поддаются рациональному объяснению. Понимая, однако, что другого шанса раздать «всем сестрам по серьгам» точно не представится, фальсификатор, выставляя себя на посмешище, издает мизерным тиражом грязную книгу, в которой буквой и словом расправляется с «врагами» — «комитетскими», «доносчиками», «критиканами»... С теми, кто за темными (и не очень) стеклами очков так и не разглядел профессорской «склонности к активному добру».
Сергѣй Рублевъ
1 Белов С. В. О Достоевском, о русских издателях и о себе. СПб., 2019. Далее — ОД.
2 Белов С. В. Вокруг Достоевского: Статьи, находки и встречи за тридцать пять лет. СПб., 2001. Далее — Вокруг Достоевского.
3 Белов С. В. Полвека с Достоевским: Воспоминания. СПб., 2007. Далее — Полвека.
4 Полвека. С. 52; ОД. С. 86. Ср.: «После октябрьского переворота 1917 г. пропаганда писателя, боровшегося против бесов, стала сходить на нет. Так, роман “Бесы” ни разу не выходил отдельным изданием в советское время <...> и появился отдельным изданием лишь после заметки С. В. Белова о необходимости этого издания в журнале “Огонек” (1988. № 14. С. 3)» (Белов С. В. Ф. М. Достоевский: Энциклопедия. М., 2010. С. 258).
5 Полвека. С. 200; ОД. С. 320.
6 Полвека. С. 116; ОД. С. 196.
7 Полвека. С. 204; ОД. С. 324.
12 Вокруг Достоевского. С. 179; ОД. С. 279.
13 Вокруг Достоевского. С. 179; ОД. С. 279.
14 Вокруг Достоевского. С. 179; ОД. С. 279.
15 Вокруг Достоевского. С. 180; ОД. С. 279.
16 Вокруг Достоевского. С. 180; ОД. С. 280.
17 Вокруг Достоевского. С. 181; ОД. С. 280–281.
18 Вокруг Достоевского. С. 181; ОД. С. 281.
19 Вокруг Достоевского. С. 181; ОД. С. 281.
20 Вокруг Достоевского. С. 181–182; ОД. С. 281.
21 Вокруг Достоевского. С. 182; ОД. С. 282.
22 Вокруг Достоевского. С. 183; ОД. С. 283.
23 Вокруг Достоевского. С. 183; ОД. С. 283.
24 ОД. С. 81. Ср.: «В 1960-е годы автор этих строк начал целенаправленный сбор всей русской эмигрантской литературы о Достоевском, одновременно составляя библиографию этой литературы. Конечно, это было совсем не легко в те годы» (Вокруг Достоевского. С. 311; Белов С. В. Неподвижно лишь солнце любви: Избранные статьи о жизни и творчестве Федора Михайловича Достоевского. СПб., 2015. С. 386).
26 Вокруг Достоевского. С. 186–187; ОД. С. 286–287.
27 Вокруг Достоевского. С. 187–188; ОД. С. 287–288.
29 Белов С. В. Федор Михайлович Достоевский. Книга для учителя. М., 1990. С. 5.
30 Вокруг Достоевского. С. 103. Ср.: «Глубокое чтение Достоевского есть всегда событие в жизни, оно обжигает, и душа получает новое огненное крещение. Человек, приобщившийся к миру Достоевского, становится новым человеком, ему раскрываются иные измерения бытия» (Бердяев Н. А. Миросозерцание Достоевского. Прага, 1923. С. 18).
39 Тихомиров Б. Н. «Лазарь! гряди вон». Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» в современном прочтении: Книга-комментарий. СПб., 2005. С. 3.
42 См.: Тихомиров Б. Н. «Лазарь! гряди вон». Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» в современном прочтении: Книга-комментарий. СПб., 2005. С. 47, 70, 75, 86, 102, 107, 123, 132, 136, 137, 143, 147, 156, 169, 172, 176, 177, 185, 190, 197, 220, 223, 252, 267, 292, 297, 302, 319, 324, 325, 344, 374, 382, 431, 443.
43 Белов С. В. Петербург Достоевского // Нева. 1983. № 11. С. 195–200; Вейдле В. В. Четвертое измерение. Из тетради о Достоевском // Русские эмигранты о Достоевском / Сост. С. В. Белов. СПб., 1994. С. 191–195; Ф. М. Достоевский в забытых и неизвестных воспоминаниях современников / Сост. С. В. Белов. СПб., 1993; Плетнев Р. В. Достоевский и Евангелие // Русские эмигранты о Достоевском / Сост. С. В. Белов. СПб., 1994. С. 160–190; Штейнберг А. З. Достоевский и еврейство // Русские эмигранты о Достоевском / Сост. С. Белов. СПб., 1994. С. 87–105 (Тихомиров Б. Н. Указ. соч. С. 452, 453, 456, 462, 468).
48 Полвека. С. 28; ОД. С. 56. Ср.: «В 1971, 1981, 1987 гг. мы с В. А. Тунимановым издали всё, относящееся к жизни самого Достоевского периода 1866–1881 гг. Правда, после 1987 г. наше сотрудничество с В. А. Тунимановым закончилось, когда я случайно узнал, что втайне от меня он выпустил нашу общую работу для французского читателя под одной своей фамилией» (Вокруг Достоевского. С. 338, сноска).
49 См.: Dostoïevskaïa A. G. Carnets: Correspondance de F. M. Dostoïevski et A. G. Dostoïevskaïa. M.: Radouga, 1986.
50 Что конкретно подразумевалось в Вокруг Достоевского под «общей работой», неизвестно, хотя в Полвека и в ОД Белов ясно пишет о «Воспоминаниях».
51 Полвека. С. 193; ОД. С. 311.
52 Полвека. С. 202; ОД. С. 322.
53 Белов С. В. Романтика книжных поисков. М., 1986. С. 42; Вокруг Достоевского. С. 351; Полвека. С. 39; ОД. С. 69.
54 Достоевский Ф. М., Достоевская А. Г. Переписка. Л., 1976. С. 389.
55 См.: Полвека. С. 69, 157; ОД. С. 107, 247.
56 Гольдштейн Д. Переделка писем Достоевского // Новый журнал. 1961. Кн. 65. С. 112–113.
59 Ф. М. Достоевский: Материалы и исследования / под ред. А. С. Долинина. Л., 1935. С. 24.
60 Гольдштейн Д. Переделка писем Достоевского // Новый журнал. 1961. Кн. 65. С. 119–120.
61 Белов С. В. Ф. М. Достоевский: Энциклопедия. М., 2010. С. 258.