Записи, сделанные Михаилом Ульяновым во время съемок «Братьев Карамазовых»

16 января 1967 года

Утвердили на роль Дмитрия Карамазова.

Жалкий, смешной, прекрасный, великодушный, окончательно запутавшийся человек. Митя считает, что все всех должны понимать. Все каждого должны понять, помочь, беречь, видеть самое главное в жизни, и если ошибся — простить. А в жизни он всё встречает наоборот.

Он старается добиться правды всеми силами, отсюда его рев, нетерпение. Угрозы (раз не понимают по-хорошему), отчаяние и казнь самого себя за плохое (ведь я тоже должен понять).

Митя полностью бросается на мысль, и от нее, через точку, как бы споткнувшись о поразившую его мысль, к другой, уже абсолютно по-другому (в зависимости от мысли) произносит.

Из записной книжки

Трагедия Мити заключается в том, что он попал в замкнутый круг (это помимо его характера).

1) Влюбился в Грушеньку
2) Сказать об этом Катерине Ивановне.
3) И счастье.

Но:

А) В Грушеньку влюбился отец.
Б) Кат[ерине] Ив[ановне] должен 3 тысячи.
В) А отец обжулил.

И вот между этих трех сосен и бьется Митя. И это одна из тем роли — как ясное дело становится темной трагедией. Где-то Митя может быть смешон. Митя строит один план фантастичнее другого от наивности, неумения жить. Митя — большой ребенок, который не понимает, что другие люди злые. Наивность в жизненных вопросах — отсюда отчаянье и трагичность. До Грушеньки Митя жил весело и безалаберно. Жизнь ему улыбалась. И вдруг головой о стенку — отец, деньги, Катерина Ивановна и Грушенька.

Митя правдолюбец, потому и бил в трактирах за правду (в его понимании). Незащищенный человек. Правду любит, а бороться не умеет. А Иван умеет. Отсюда и нетерпение, и нерв.

По существу говоря, Митя доведен до отчаянья всем миром, всем страшным укладом жизни и погибает, так ничего и не доказав. И попытка отцеубийства — это бунт, это крик, это отчаянье, невозможность по-другому поступить. Это загубленный, замученный человек. Загубленная жизнь.

Митя хочет любви от людей, помощи от Бога и верит в Бога и хочет верить. Но люди не понимают друг друга и ненавидят друг друга и убивают друг друга (и я такой же, что же я делаю). И Бог не помогает. И только в тюрьме он начинает понимать, что все-таки люди и их любовь — самое важное.

О человеческом благородстве: Митя, Алеша, Грушенька — похожи друг на друга по замечательным человеческим качествам.

Федор Павлович, Иван, Катерина Ивановна злы, себялюбивы, эгоистичны.

Каким должен быть человек?

Тема!

Обязательно (по возможности) ввести присущие Мите выражения вроде: «Тут целое открытие всех четырех сторон света». В этом его темнота и жалкая попытка показать, что он тоже учен. «Подлый тон».

И мог бы человек жить тихо и счастливо, а вот страсти толкают его, и знает, да страстям сопротивляться не может. Это одна тема — человеческая.

Люди, люди, что ж вы делаете? Зачем вы мучаете себя, зачем так ненавидите друг друга?! Вот об этом Митя думает часто и страстно хочет это разрушить и еще больше запутывается.

Вероятно, надо не столько передавать отчаянье Мити, сколько драматургически подготавливать зрителя, надо подготовить к этому отчаянью.

В двух или даже во всех сценах с Алешей он старается заглянуть в душу этого ангела и понять, проверить самого себя. Он как бы прислушивается к себе, проверяет себя, старается понять суть происходящего, дойти до глубины и запутывается. Поэтому глаз пронзительный, растерянный, мечущийся.

Митя ищет правды, ищет мучительно, ищет настойчиво, ищет, ищет, ищет в людях, во взаимоотношениях, в себе, казнит себя от отчаянья, от желания найти правду и себя казнит больше всех, ищет и от муки идет на преступление, на преступление от желания найти правду. И в тюрьме приходит к парадоксальному выводу: в жизни, в людях, в их светлом надо искать правду.

По существу — вся канва, весь драматургический ход — это непрерывное желание понять, осмыслить одну тему: почему люди так плохо, так пакостно живут. Почему люди так ненавидят друг друга. Это главная тема роли.

И к себе он как бы прислушивается — что же такое с ним происходит, почему он-то всё путает, неправильно, не по-человечески поступает — и еще мучительнее ему становится.

Спрятать и держаться за полторы тысячи — это лучшая сторона Мити.

Русский человек — и прекрасный, и жуткий. Во всём до края. И в поисках правды, и в любви, и в ненависти.

«Темпераментом никого не удивишь», — сказал мне один человек. И, наверное, это правда. Можно привлечь внимание, заставить слушать решением роли — вернее, темой, человеческой темой, близкой современному человеку темой, которая будет заложена в роли. И эту тему нужно железным скальпелем прочертить в фильме.

А раз темпераментом не удивишь, значит, нужно искать неожиданности. Зритель ждет крика, а ему нужно предложить что-то иное, тоже неистовое, страстное, но иное. И не ради оригинальности, а ради правды этого характера. Ведь решения-штампы лежат на поверхности. И они тоже являются правдой — положим, поверхностной, но правдой. А ведь решений может быть множество! И нужно не хватать первое попавшееся.

Митя — дворянин, и это тоже нужно помнить и что-то делать. Что? Не знаю. А надо. Может быть, в душевных движениях, в простоте и чистосердечности интеллигентность?

Тема Мити — он хороший человек, а общество довело его до этого облика. Общество и люди. Это та же тема, но взятая с другой позиции. Общество и гнусные человеческие отношения калечат Митю. Митя, видя или чувствуя это, борется против этого и погибает. Вывод: вот до чего могут довести человека сложные, эгоистические отношения. Митя задыхается и страстно, исступленно, неистово хочет понять законы человеческих отношений, себя, людей, жизнь. Он ищет смысла жизни и уходит таким же правдоборцем.

Митя — Мышкин. Чудовищная отчужденность людей друг от друга. Люди не понимают друг друга, ненавидят друг друга, сочиняют философию, угодную своему индивидуализму, — «всё человеку позволено». Митя беззащитным сердцем ударяется об острые углы разобщенности, буйствует, ищет связей между людьми и погибает в этих бесчисленных заборах. Он дерется, изнемогая от непонимания, и яростно себя корит (ведь и я, значит, такой, как те, кто меня окружает).

Всё Мокрое, весь суд — это непонимание и неверие к Мите. «Он, как и любой, может быть преступником». А он этого не понимает и, задыхаясь, хочет доказать, что людям надо верить, и опять забор.

23 января 1967 года. 1-й съемочный день

Был день освоения сцены с Лягавым. Не сняли. Очень долго обсуждали костюм. Мне не хочется разноцветного Мити. Лучше, чтобы он был больше в сюртуке черном. Долго уговаривал Ивана Александровича [Пырьева]. Вероятно, с ним будет трудно работать. Он не терпит возражений. А я не умею работать под палкой.

Роль нужно точнехонько выстроить, вычертить. Хотя это и предельно эмоциональная работа. И именно поэтому нужна точная выстройка роли.

Дмитрий много кричит и истерикует. Но как, где, когда и сколько? И разнообразие его темперамента.

Завтра, вероятно, будем снимать, а я не знаю — как. И тема роли? Ради чего? Что самое главное, что будет интересно и волнующе современнику? Наверное, главное не темперамент вообще, а темперамент мысли роли, мысли Дмитрия. Его ощущение жизни. Его отношение к жизни. И через его отношение — отношение зрителя к тем или иным человеческим отношениям. Не крик голоса, а крик души. Души замученной, многого не понимающей и страстно, мучительно хотящей понять, осмыслить происходящее. И если уж Дмитрий вопит, то это должно быть подготовлено всем ходом событий.

24 января 1967 года. 2-й съемочный день

Сегодня, по существу, был первый съемочный день. Сегодня сняли первые кадры «у Лягавого». Я понимаю, что так будет продолжаться всё время. Снял, домой пришел, и начались сомнения и терзания. Так ли сняли? Правильно ли? Всё ли учел? И т. д. и т. п. Боюсь наиграть и боюсь не передать всей сложности положения Мити. Мучает неопределенность и, в общем-то, неподготовленность к съемкам. Сегодня еще более убедился, что нужно играть не страсти вообще, а точное понимание задачи и максимальное ее выполнение, карамазовское. И, наверное, верно будет, если у Мити темперамент будет не в голосе, а в мысли. Сдерживать себя больше нужно. Внутри кипит, а внешне выражаются эти чувства самым неожиданным ходом. Но для этого нужно знать Митю, его характер, его привычки, его натуру. И задачу, которую ставит себе актер, — для чего играется образ? Что он несет?

25 января 1967 года. 3-й съемочный день

Продолжение съемок Лягавого. Страшно хочется скорее посмотреть материал — я не знаю, как сниматься. Страшно наиграть. Вроде внутренне подготовлен к сцене — внутренне подготовлен опять глубже. А начинается мотор, и идет жим. Жим от характера, который мне представляется. За характером можно упустить мысль, содержание роли. А за мыслью теряется характер. А впрочем, это всё чепуха! И мысль, и характер едины. Пырьев требует страстей. А может быть, это сторона, которая сейчас не нужна и смешна? Черт ее знает. Игра втемную, вслепую.

26 января 1967 года. 4-й съемочный день

Сегодня закончили сцену у Лягавого. Скорей смотреть надо материал. Где та грань, где идет Достоевский, и где наигрыш, дурной вкус, старомодный театр? Современная манера игры? А предельная насыщенность героев Достоевского? Ведь действительно фантасмагория. Митя едет к черту на рога и находит человека, от которого вся жизнь зависит, мертвецки пьяного, а когда засыпает и утром просыпается, опять видит, что тот пьянее вина, и еще называет его подлецом. Ну не чертовщина? И в каждой сцене есть такая фантасмагория. И как же он чувствует, и как надо играть, чтобы передать эту реальнейшую фантасмагорию?

Реализм, доведенный до высшего предела, до чертей (как у Ивана).

2 февраля 1967 года. 5-й съемочный день

Начали снимать сцену «Молодой Митя» — встреча с Катей.

Это не самая сложная и главная сцена. Но дело в том, что я топчусь на месте. И нет у меня какого-то дыхания. Я вообще думаю о роли и вообще снимаюсь. У меня нет четкой темы, четкого плана, смысла роли. А отсюда игра в жмурки с ролью — поймаешь или нет. В глубину не идет, и снимаем только обозначения действия, темы, роли.

И ко всему начали снимать довольно быстро.

3 февраля 1967 года. 6-й съемочный день

Продолжение той же сцены, и сегодня закончили. Есть у меня опасение, что я больше показываю переживания Мити, чем понимаю его. Завтра должны смотреть первый материал, может быть, это что-то разъяснит?

7 февраля 1967 года. 7-й съемочный день

Снимали сцену перед Лягавым — дома с Марфой Осиповной. По логике поведения сняли сцену вроде правильно. Митя веселый, полон надежд, летящий к счастью. Всё так. Но когда подумаешь о всей глубине образа, темы Достоевского, берет оторопь. Что-то слишком просто. А так ли надо? Как передать всю психологическую борьбу и муку Мити? И как сделать, чтобы это было понятно и больно сегодняшнему зрителю? Иван в этом смысле современнее образ. С его эгоцентрической философией — «всё дозволено» — он, вероятно, ближе к современной молодежи.

Смотрели первый материал. Манера игры — игры острой и броской, с глубиной — наверное, правильно. Но всё на грани возможного. На грани. Чуть-чуть, и всё будет за пределом. Или перегиб, или недобор. Где взять силы — понять всю глубину, весь трагизм Мити, всю философию?

После просмотра сцены с Лягавым я еще раз убедился, что нужно тщательно следить за перебором. Глаза слишком выпученные и неправдивые в одном куске. Ясно, что это очень опасно.

После первого просмотра первого материала проб: всюду, где возможно, искать детскость Мити. Он всему удивляется — и подлости, и прекрасному. Он непосредственен во всех проявлениях чувств. Митя много думает, мучительно думает, поэтому нельзя торопиться. И главное — очень внимательно следить за вспышками, за пиками гнева и отчаяния. Стараться разнообразить краски гнева.

9 февраля 1967 года. 8-й съемочный день

Сняли сцену возвращения Мити после Лягавого. Мне представлялось, что в этой сцене Дмитрий врывается домой с одним желанием — скорее узнать, где Груша. И едва ли он будет мыться и чиститься. А Пырьев убедил, что тогда дальше (Феня, сад и кровь) играть будет нечем. Может быть, он прав? Моя проклятая нерешительность всегда меня оставляет на середине. После каждой сцены сомнение, разочарование. И добро бы сомневался и имел другой вариант. А то вообще сомнения. Сомневаюсь я и в том, что слишком что-то легко и просто пока всё идет. Нет вариантов, нет глубины. Не по поверхности ли мы скользим? Не занимаемся ли мы иллюстрацией? А где мучительные размышления? Где постижение трагизма жизни, где постижение трагизма человеческих взаимоотношений? Где Достоевский? И что такое Достоевский?

16 февраля 1967 года. 9-й съемочный день

Снимали финальную сцену фильма — уход Мити на каторгу. Сняли эту сцену просто, рассчитывая на ситуацию, трагическую ситуацию. Безвинный человек уходит на 20 лет в каторгу.

Черт бы его взял, это кино! А потом посмотришь на экране и поймешь, что этого мало.

17 февраля 1967 года. 10-й съемочный день

Еще один план к сцене «Каторга». Просто проход.

14 марта 1967 года. 11-й съемочный день

Снимали сцену прихода Мити в кухню к Грушеньке. Пестик. Ясно, что человек дошел до ручки. Но еле мне удалось уговорить И[вана] А[лександровича], чтобы Митя падал перед Феней на колени и Христом-Богом молил ее сказать, где Груша. Это же играет на его наивность, последний предел, после чего Митя идет убивать отца. Но вот не перебрал ли я опять? Черт ее знает! Монтаж покажет, да будет поздно. Мало работаю над ролью. Большие перерывы сказываются. Вот и сейчас опять, вероятно, будет большой перерыв.

В каждой сцене, где есть хоть капелька философии, раздумий о жизни, о человеке, надо особенно тщательно проглядывать. А то получится просто ревнивец и всё. А это никому не нужно.

Роль до сих пор не вырисовывается во всех частях — где что сыграть и где что нужно подчеркнуть, чтобы получилась разнообразная, неожиданная роль. Неожиданный человек.

23 марта 1967 года. 12-й съемочный день

Переснимали сцену «Кухня-пестик». Первый раз сняли сцену, и она оказалась очень плохой. Во-первых, ничего не понятно по линии логики. С чем влетел, почему, какой, что знает, что не знает — ничего не ясно, отсюда неясность поведения. Во-вторых, я прилагал так много сил, так старался, так устал, а на экране это всё выглядит убого и абсолютно не впечатляюще, и даже раздражает. И в-третьих, сняли общим планом, и ни черта не понятно. Самое неприятное, что и сегодня при пересъемке мы сняли почти так же. И[ван] А[лександрович] давит, давит и давит. И опять вообще, и опять нажим. И нет разнообразия, нет неожиданности. Всё снимаем поверхностно, лобово и то, что написано. Это может быть ужасно. Снимаем обозначения чувств, иероглифы. Нет многослойности, нет многоплановости, нет неожиданности. И я не знаю, как этого добиться.

30 марта 1967 года. 13-й съемочный день

Начали снимать финал 1-й серии — приход Мити после убийства Григория. Сняли общим планом приход. Мне кажется, что это кульминация отчаянья Мити. Я разговаривал с И[ваном] А[лександровичем] о крупных планах. Мне кажется, что если и можно что-то передать, то только на крупных планах.

31 марта 1967 года. 14-й съемочный день

Сегодня снимали ту же сцену крупными планами.

1 апреля 1967 года. 15-й съемочный день

Митя тихий, потрясенный.

Но нет у меня уверенности ни в одном кадре, ни в одном решении. Ощущения самые противоречивые и непонятные. Так и будет. Сцену не досняли. Остался самый финал сцены и финал 1-й серии.

5 апреля 1967 года. 16-й съемочный день

Сняли один план к той же сцене.

7 апреля 1967 года. 17-й съемочный день

Сняли финал сцены и финал 1-й серии. Наверное, это примитивно и театрально. Снял уже половину 1-й серии, а как играть — так и не знаю. Есть у меня предчувствие, что это будет провал. Провал по смыслу и по манере исполнения. Наигрываю я, наверное, просто-напросто. По крайней мере, примитивно и лобово снимаем.

12 апреля 1967 года. 18-й съемочный день

Снимали вход Дмитрия в дом Ф[едора] П[авловича]. Где Грушенька? Опять крик. А как по-другому?

13 апреля 1967 года. 19-й съемочный день

Сцена, когда Дмитрий бьет отца, и уход. Темперамент, а где мысль?

18 апреля 1967 года. 20-й съемочный день

Переснимали план к мансарде и подход к окну в саду Ф[едора] П[авловича]. Смотрел сцену, начерно смонтированную, мансарды. Странно — темперамента много, а впечатления никакого. В чем дело? То ли потому, что я не свободен. И внешне, и внутренне. А отсюда игра в страдание, игра вообще.

Я точно не знаю, чего я играю. По нюансам не знаю. Господи, неужели провал? А самое страшное, что я не знаю, не знаю, как надо делать. Какая тяжесть — и всё. Играние страстей без мысли. А когда начинаешь говорить И[вану] А[лександровичу], он начинает скучать. И жмет — туда посмотри, сюда отвернись, здесь вздохни. И я, как попугай, исполняю, а толку никакого. Как дальше снимать?

25 апреля 1967 года. 21-й съемочный день

Начали снимать сцену в тюрьме — Алеша, Кат[ерина] Ив[ановна], Груша. Новая сцена, которой не было в сценарии. Сложнейшая сцена. Съемки заключаются в том, чтобы более или менее удачно копировать И[вана] А[лександровича]. Он всё за всех играет. У меня какой-то запор. Фантазия не работает. Бьюсь в трех соснах и совершенно не знаю, как снимать сцены. И пока идет всё однообразно. Нет неожиданности, нет контрастов. Плохо дело. Одна голая аффектация.

26 апреля 1967 года. 22-й съемочный день

Сняли сцену, когда Митя вынимает пестик у окна и отец зовет Грушеньку. Материал с Федором Павловичем — Прудкиным — идет хороший.

Один режиссер сказал: «Я не понимаю, за что Митя бьет этого симпатичного старика». Хорошенькое дело! Если Митя будет только обезумевший буян и слепой ревнивец. И всё?

27 апреля 1967 года. 23-й съемочный день

Продолжали сцену в тюрьме. В этот день что-то новое появилось. Наив и простодушие Мити. И Пырьев был согласен. Как на экране получится?

И все-таки идет театр, примитив. Нет оригинальных, неожиданных решений.

28 апреля 1967 года. 24-й съемочный день

Сцена в тюрьме. Почти закончили.

5 мая 1967 года. 25-й съемочный день

Пересняли несколько планов в тюрьме. Освоение Самсонова.

7 мая 1967 года. 26-й съемочный день

Досняли сцену битья отца к сцене у Фед[ора] Павл[овича]. Жила, пот, усилия. Устал, как черт. Поранил дублера Прудкина, но что это будет на экране? Пока с материалом плохо. Может, это вообще не игра, а показ чувств? Материал тюрьмы смотрел. Декорация ужасна. А игра примитивна. Что написано, то и играно. Как сказал один режиссер, мы всё продаем. Всё заранее ожидается. Нет неожиданных решений. И с И[ваном] А[лександровичем] не будет.

10 мая 1967 года. 27-й съемочный день

Начали снимать сцену у Самсонова. Сегодня снимали планы Абрикосова – Самсонова.

11 мая 1967 года. 28-й съемочный день

Продолжали эту же сцену. Сняли монолог, почти весь. Снимался я смело, может быть, очень. Но кажется мне, что за этим мало истинного трагизма Мити. А вообще, конечно, надо искать разнообразие. И эти краски, может быть, будут очень нужны. Но не на грани ли это дозволенного? Недавно я слыхал выражение — не играет, а показывает. Вот не показываю ли я Митю? А?

12 мая 1967 года. 29-й съемочный день

Эта же сцена. Черт ее знает, может, и получится? Снимаем очень рискованно. Либо это будет хорошо, либо это будет ужасно. Ну, будем смотреть. Либо это будет только таращенье глаз.

Но если эта сцена пройдет, то, значит, нужно на контрасте что-то очень человечное и предельно простое. Вероятно, в «Мокром».

На колке немного (или много) всё снимается.

15 мая 1967 года. 30-й съемочный день

Досняли сцену у Самсонова и пересняли один план в тюрьме с Грушенькой. Тюрьма получилась очень хреновой. Так лезет декорация! Смотрел часть материала. Сцену драки с отцом. Это получилось страшновато. Может быть, как говорят некоторые, очень страшно. Но мне кажется, что это хорошо.

А в тюрьме обычные планы. Вероятно, тюрьму будут переснимать.

Мало того, чтобы Митя был наивным. Но это не должно выглядеть глупым. Чтобы не был дурак. Сумасшедший дурак. Это еще хуже. Это крайность. Измученный проклятыми вопросами человек, который наивно полагает, что люди должны жить мирно. А кругом ужас.

27 мая 1967 года. 31-й съемочный день

Выехали на натуру. Истра. Весь день лил дождь. Ничего не сняли.

30 мая 1967 года. 32-й съемочный день

Сняли один план режима «Дорога к монастырю». И в три часа ночи хотели снять второй план. Но не вышло. Дым. Иван Александрович требует, требует жать и жать. Чепуха, вероятно, получится. Театр на экране. Голова плохо работает. Не могу сосредоточиться. Эти перерывы и этот диктат Пырьева сковывают.

5 июля 1967 года. 33-й съемочный день

Рано утром снимали второй план к сцене с Алешкой «Дорога к монастырю». Жмет Иван Александрович. Ни переходов, ни нюансов. Один жим. Чепуха получается. Третий день сидим в Истре и не можем снять проход к келье Зосимы. Дожди идут. Отстаем уже на тысячу метров. Так мы снимать будем два года. А главное, что мир так лихорадит, так стоит на грани безумия, что иногда кажется вся история братьев и вся страсть Мити никому не нужной историей. Не могу ясно себе представить точки приложения к современности. Ну, скажем, ищи в каждом человеке хорошее. Митю нужно судить не по внешним проявлениям, а по сердцу, нежному и чуткому. Но разве это сейчас взволнует кого-нибудь? И как это сделать волнительным?

8 июня 1967 года. 34-й съемочный день

Наконец-то солнце, и сегодня сняли два прохода из монастыря в скит. Первое появление Мити в картине. Вернее, одно из первых. Ну, задача была ясная.

10 июня 1967 года. 35-й съемочный день

Опять снимали сцену «Дорога в монастырь» с Алешей. Я отупел. Ничего не могу предложить. И тупо выполняю что говорит Ив[ан] Ал[ександрович]. И кажется мне, что это плохая игра и показ, безбожный показ чувств. Еще не было сцены, где бы я чувствовал какой-то особенный подъем.

12 июня 1967 года. 36-й съемочный день

Вечером и утром на 13-е сняли два плана той же сцены. Всё то же. И главное, давильня Пырьева атрофирует желание предлагать. Какая-то усталость и тупое чувство, что идет самая дешевая игра в Митю. Ульянов изображает Митю. Изображает грубо, прямолинейно, в лоб. Играет глазами, ноздрями, а ничего не доходит. А впереди еще самые главные сцены.

Разговаривал с Волковым, художником картины, он не очень откровенно говорил, вернее, намекал, что пока всё однолинейно, а нужны контрасты. Всё получается, как говорил Москаленко: что зритель ожидает, то и показывает актер. Вот сейчас Митя должен закричать, и верно — актер кричит. Дело не в оригинальничанье, а дело в решении. А иногда мне кажется, что Пырьев прав и только проводит он свою линию очень прямолинейно. Пожалуй, тяжелее работы у меня не было.

16 июня 1967 года. 37-й съемочный день

Начали снимать сцену в тюрьме. Сняли проход Мити к Алеше.

Смотрел сегодня материал натурный. Мостик и проход к скиту. Ну, проход к скиту нормальный. А вот сцена на мостике, по-моему, ужасна. Крикливо, нелогично, без пауз, невразумительно и ни черта не понятно, чем же Митя живет, что с ним происходит. Загнанная сцена. Один штопор: Пырьев загоняет темпом и т. н. темпераментом. А я, как мальчишка, слушаюсь его. И ни трагизма, ни логики. И сам же говорит, что я кричу. А я действительно кричу. Не дает ни остановиться, ни помыслить, оценить, понять. Один ор, жим и торопливость. Ужасно.

Сегодня же смотрел «у Самсонова». То же самое. Там даже наигрыш есть. Самый вульгарный наигрыш. И опять сцена запущена, как волчок, и ни хрена не ясно. Мало того, он даже передых в сцене (а он был) выбросил. Гонит, гонит и торопит. Надо драться, а то роль окончательно завалю. Эти две сцены уже провалились. Если еще в некоторых сценах и было что-то, то в этих двух вся эта торопливость, гон абсолютно не оправданы. Ни жанра, ни темперамента, ни логики, ни трагизма нет. Есть ор, темп и больше ни черта. Еще не поздно как-то исправить положение.

1. Тюрьма.
2. Мокрое.
3. Суд.
4. Келья.
5. Беседка.

Это всё надо снять, учитывая эти ошибки. Иначе роль будет не сыграна, а глупо и примитивно показана.

19 июня 1967 года. 38-й съемочный день

Продолжали сцену в тюрьме. Сняли два плана. Очень медленно.

Сегодня поспорил с Пырьевым. Я отстаивал то, что актер имеет право предлагать. Сказал, что я не первый раз снимаюсь. А Пырьев ответил, что это ему надоело, я всё время лезу со своими предложениями. Я, говорит, очень хочу, чтобы Митя получился, и я тоже народный артист. Ну как с ним разговаривать?! Либо надо уходить с роли, чего, конечно, я не сделаю. Либо прекратить спорить, так как Ивана не переспоришь и осложнять обстановку на съемках не в моих правилах и силах.

Значит, нужно искать выход в подобной нелегкой диктаторской обстановке. Ко всему, я заболел гриппом и не знаю, смогу ли завтра приехать на съемку. Сегодня еле дотянул съемочный день.

22 июня 1967 года. 39-й съемочный день

Два дня болел. Сегодня с трудом приехал на съемку. Продолжали снимать эту же сцену. На пробе это была очень приличная сцена. Мы ее, в общем, восстанавливаем. Но не слюнявить бы, не переплакать и перестрадать. Сняли 100 с хвостиком метров.

23 июня 1967 года. 40-й съемочный день

Та же сцена. Пока съемки идут нормально. Ив[ан] Ал[ександрович] тихий и пока работать удобно. Но, господи, как медленно снимают. И виноват в этом оператор. Так робко и неопределенно ставит свет. Три плана, и простых плана, в смену. Налетел я, конечно, и с договором и со сроками картины. И устал я уже здорово, и впереди еще все главные сцены. «Мокрое» — сколько же его будут снимать?

26 июня 1967 года. 41-й съемочный день

Сегодня было полторы смены, и мы закончили сцену в тюрьме. Что это будет? Трогать сердце, волновать людей? Или это будет гримасничанье? Игра? Ханжонков?

Также мне казалось, что у Самсоновых хорошая сцена, а посмотрел — и удивлен был сумасшедшим ритмом и бессмыслицей. А что здесь будет? Замучили меня сомнения. Да и еще не известно, как каждая сцена будет звучать в монтаже? В картине? Может быть, это то самое, путное? Ведь были же у меня в «Председателе» сомнения в некоторых сценах, когда смотрел их отдельно, а в картине они заиграли. Но здесь всё сложнее по материалу, по методу игры и по «смелости» (или ужасу) игры.

20 июля 1967 года. 42-й съемочный день

Начало отпуска. Снимали проходы Мити после Лягавого.

21 июля 1967 года. 43-й съемочный день

Снимали те же проходы.

22 июля 1967 года. 44-й съемочный день

Переснимали сцену на мостике. Снимали помягче. И все-таки мостик не получился. Впереди еще подход к мостику.

24 июля 1967 года. 45-й съемочный день

Подъезд к Мокрому. Разговор с Трифоном Борисовичем.

25 июля 1967 года. 46-й съемочный день

Мокрое. Ночная сцена въезда во двор.

26 июля 1967 года. 47-й съемочный день

Снимали галерею под цыганскую песню. Всё это иллюстрация, по-моему.

27 июля 1967 года. 48-й съемочный день

Продолжение галереи. Снимаем утром в 4 часа.

28 июля 1967 года. 49-й съемочный день

Вывод из дома после допроса.

29 июля 1967 года. 50-й съемочный день

Увоз на тройках из Мокрого.

30 июля 1967 года. 51-й съемочный день

Крупные планы Мити к увозу. Многовато, наверное, слёз. Не сопливо ли это?

31 июля 1967 года. 52-й съемочный день

Тоже крупные планы.

12 августа 1967 года. 53-й съемочный день

Приехали в Загорск. Начали снимать монастырь. Сцен здесь у Мити нет. Одни проходы в разных местах монастыря. Сегодня снимали вход в ворота.

13 августа 1967 года. 54-й съемочный день

Загорск. Подъезд к монастырю.

14 августа 1967 года. 55-й съемочный день

Проход через толпу.

15 августа 1967 года. 56-й съемочный день

Закончили съемки в Загорске.

21 августа 1967 года. 57-й съемочный день

Приехали в Суздаль. Прекрасный день. Сняли сегодня сцену встречи с Алешей перед беседкой.

22 августа 1967 года. 58-й съемочный день

Снимали сцену встречи перед мостиком.

23 августа 1967 года. 59-й съемочный день

Крупные планы перед мостиком.

Вот и закончили натуру. Впереди самые сложные сцены: «Келья», «Мокрое», «Суд». Натура, по-моему, не получается у меня. Какая-то раздолбанность. А тут еще мои загулы, черт бы их взял. Конечно, этими сценами не решается роль Мити. Главное — «Мокрое». Но смогу ли? Все-таки нет у меня такого остервенения, как в «Председателе». Может быть, потому, что мне мешают перерывы? А может быть, еще что-то мешает?

15 сентября 1967 года. 60-й съемочный день

Вот мы начали снимать павильоны. Сейчас стало известно, что Ив[ан] Ал[ександрович] решился снимать три серии, т. е. снимать-то он будет так же, по сценарию, но так как материал растет, то решили из двух серий сделать три. На пользу это? Едва ли. Пожиже будет. И зритель будет поругиваться за то, что его будут грабить. Ну да черт с ними. Не сериями решается роль и смысл роли.

Сегодня начали снимать «Келью». Сняли Митин выход. Ив[ан] Ал[ександрович] опять тянет меня на подчеркивание офицерства и его фрунтового поведения. Вероятно, в этом есть смысл. Это характер. Но не потеряю ли я за этим трагичность Мити? И где-то внутри я чувствую, что это тоже верный путь. Но это должно переплетаться с другим.

19 сентября 1967 года. 61-й съемочный день

Снимали крупные планы к «Келье». Говорят, что сцены Ивана и Смердякова очень хорошие. Это не «Председатель»? Но есть еще «Мокрое» и «Суд». Но вот смогу ли? Я много сейчас работаю и не могу сосредоточиться.

Да, снимать мы будем уже до марта. Сколько еще работать!

25 сентября 1967 года. 62-й съемочный день

После перерыва начали снимать (опять начали) келью — скандал. По-моему, И[ван] А[лександрович] не знает, как ее снимать. И снимать-то начали с конца. Всё по-прежнему. Но меня не покидает ощущение, что всё это скольжение по поверхности. Более или менее правдивое. А вот тенденции роли я не могу проводить, ибо И[ван] А[лександрович жмет свое. Какой-то дилетантизм получается. Со своими бесчисленными работами я начал работать как робот — всё, что требуют, делаю, но голова тяжелая, и всё как-то помимо моей воли идет. Неужели я просажу Митю? Уже много есть огрехов. Но впереди «Мокрое» и «Суд»! Есть еще возможность что-то наверстать.

27 сентября 1967 года. 63-й съемочный день

Келья. Снимали крупные планы.

28 сентября 1967 года. 64-й съемочный день

Келья. Снимали сцену скандала с отцом. И начали репетировать первый взрыв Мити. После репетиции И[ван] А[лександрович] не стал снимать, по-моему, испугался, что у меня не получится. И действительно, сил у меня нет. И какая-то заслонка в груди. И даже голоса не хватает.

29 сентября 1967 года. 65-й съемочный день

Сегодня сняли сцену первого взрыва. Играл очертя голову. Не знаю, всё у меня перепуталось. Правильно ли мы делаем, что так играем? Или это жила? Чудовищная жила. И будет вызывать смех. Даже топал ногами. А как по-другому? Ну хотя бы в сценах выявленческих? Я был на полнейшем пределе. Это уже плохо. И это самая первая сцена в фильме. И уже потолок. А впереди три серии! Или это «быка за рога»? Не знаю. Ничего не знаю!

17 ноября 1967 года. 66-й съемочный день

После полутора месяцев перерыва, из-за болезни Ив[ана] Ал[ександровича], снова приступили к съемкам.

Сегодня снимали двор Морозовых — пробег Мити с пестиком сразу из дому Грушеньки. Сцена простая и маленькая.

Вероятно, к январю подобьем все небольшие сцены, а в январе приступим к съемкам «Мокрого», Иван и черт, и в конце «Суд», т. е. основу роли, основу картины. Правильно распределил Ив[ан] Ал[ександрович], к концу самое главное и самое трудное. Так сказать, исходя из опыта. Правда, я заметил, что каждая сцена — это секрет за семью замками, но все-таки это проще хотя бы потому, что можно избегать тех ошибок, которые уже были.

20 ноября 1967 года. 67-й съемочный день

Доснимали сцену (крупные планы) к «Келье». Перед досъемками смотрели «Келью». Черт ее знает, вроде ничего. И даже стук ногами проходит. Пришло в голову, что к концу картины Митя стал тихий и просветленный. Например, суд. Хорошо бы ни разу не кричать. Он примиренный, он по-другому смотрит на людей. Видит милое, хорошее. И сам готов принять кару и, по-моему, такой внутренне сосредоточенный и тихий.

7 декабря 1967 года. 68-й съемочный день

Начали снимать сцену в трактире. Митя пьяный, буйный, глупый.

Так уж и закончим картину, играя во всю ивановскую.

8 декабря 1967 года. 69-й съемочный день

Та же сцена. Митя пишет письмо Кате. «Роковая Катя». Сегодня смотрело материал начальство на предмет решения 3-х серий. Для зрителя это, наверное, плохо. А для нас это было бы необходимо, т. к. съемочные дни кончаются, и только перезаключение договора могло бы как-то исправить эту грабиловку. Но, как мне передавали, 3-х серий боятся и предложили 2 части по 3000 м.

Это, по существу, 4 картины, а оплата как за 2 серии. Ну, черт с ними, с деньгами. Вышла бы картина. Это самое важное. Говорят, что в общем понравился материал. Смотрится с интересом. Смотрят материал 2 часа 40 минут, т. е. почти 4 тысячи метров, а снимать осталось еще 2,5 тысячи, и самое главное. Работается очень медленно и тяжело.

11 декабря 1967 года. 69-й съемочный день

Закончили сцену в трактире. Ив[ан] Ал[ександрович] придумал сцену в бильярдной — Митя играет в бильярд. В книге этого нет. Но Перхотин играет, значит, допустимо, что и Митя играет.

Всё прошу Ив[ана] Ал[ександровича] показать весь материал. Куда дальше идти? Где я ошибся? Чего нужно бояться? Можно ли исправить положение? Как?

19 декабря 1967 года. 70-й съемочный день

Снимали пробег Мити к отцу с пестиком. Ив[ан] Ал[ександрович] сейчас сокращает материал. Решено делать две серии, большие серии. Принес сегодня фотографии домой. Не нравится. Огромные, выпученные глаза. Нарочно. Значит, надо смягчить в Мокром, в суде, в беседке.

Наверное, получится односторонне и, может быть, смешно. Хорошенькое дело.

8 января 1968 года. 71-й съемочный день

Вот уже год как мы снимаем «Братьев». А впереди осталось самое главное и самое важное. А Ив[ан] Ал[ександрович] плохо себя чувствует. Сил у него всё меньше.

Такого у меня в кино еще не было. И с зарплаты меня сняли, потому что кончился договор. И вот теперь надо снимать самое главное, а я работаю на (возможно) будущее. Ив[ан] Ал[ександрович] опять слег на две недели. И когда мы закончим картину?

Сегодня снимали сцену в беседке. Решается она, по-моему, правильно. Вот как сыграть то наивное, доверчивое? А это как раз в этой сцене есть. Сняли начало сцены.

10 февраля 1968 года. 72-й съемочный день

Всё бесконечно осложнилось. 7 февраля умер Иван Александрович. Не выдержало сердце. Картина остановилась. И предложили продолжить снимать картину и закончить мне и Кириллу [Лаврову]. А руководить будет Арнштам Л. О. Это чудовищная нагрузка. Но другого выхода нет. Ибо другой режиссер перекорежит картину. И поэтому поручили нам. И самое страшное, что остались самые главные и самые страшные сцены — «Мокрое», «Суд», «Иван и черт». А сейчас мы доснимаем Катерину Ивановну. И «Беседку». Вот сегодня снимали «Беседку».

Хватит сил?

Хватит мужества?

Хватит времени?

Хватит понимания Достоевского?

Хватит фантазии?

Хватит смелости?

Устаю.

Сегодня сняли половину «Беседки». Решили снять и сыграть мягко, детски. Смотрели весь материал. Хороший. И самое главное, интересны философские темы. Плоха Коркошко. 1-я сцена — плоха Скирда. Отлично Прудкин. Материал, из которого можно сложить хорошую... Но длинно и иногда утомительно.

Из записной книжки

Смысл и тема фильма.

Люди, люди живут на грешной земле. Люди полны злобы, непонимания друг друга, ненависти, мешают друг другу.

Люди хорошие, ибо есть любовь, есть дружба.

Люди к Богу тянутся, чтобы хоть через него понять себя и общество. Хотят найти ответы на проклятые вопросы.

Люди не верят слову, чести. Подозрительны друг к другу.

Люди могли бы жить хорошо и дружно. Больше понимания друг друга.

Люди не принимают и друг друга, и себя. И себя понять не могут. Себя-то? И делают то, чего потом стыдятся.

Жалко людей. До слез жалко.

Достоевский берет людей страстных, одержимых, стремящихся до конца понять смысл жизни. Ставит их в острейшие положения, когда надо, во что бы то ни стало надо решать. Отсюда мучительство, отсюда одержимость, отсюда страсть и неистовство.

Люди, стоящие на грани гибели, и люди страстные. И поэтому такой накал. Всё остальное как обычно. Логично, всё понятно. Вывод из фильма: люди страшны, и люди прекрасны. Жалко людей, но есть любовь, есть родство, есть братство. НЕТ ВЫХОДА из этого положения.

Ритм напряженный. Темп горячечный.

Нет выхода ни в Боге — Алеша, ни в отрицании всего человеческого, в идеале сверхчеловека — Иван.

Ни в наивном желании, чтобы тебя поняли, — Митя.

Ни в чудовищном самолюбии — Катерина Ивановна.

Ни в гордыне — Грушенька.

Ни в разврате и удовольствии — Федор Павлович.

Гибнут все — Федор Павлович убит. Алеша потерял веру. Иван сошел с ума. Митя послан на каторгу. Катерина Ивановна осталась одна, оскорбленная. Где же милость твоя, Господи? Где же выход?

А выход в любви Грушеньки. Выход в азарте Мити. В его любви. А весь фильм должен поставить вопрос, почему плачет дитя.

Суд — это спектакль. Зрители — одни из активнейших лиц (но среди них есть и добрые люди). Две линии:

А) главные лица;
Б) зрители замечательного спектакля — крови хотят.

И Митя, у которого как бы сняли пелену с глаз и он вдруг ясно, мучительно ясно видит людей (и зрителей в том числе) и всех действующих людей. Митя обхаживает поляков. Умасливает. Мягок.

«Мокрое».

Бешеное, забубенное, цыганское, яростное — кутеж — хоть день, да мой. Во время пляски один из цыган скидывает с себя драный кафтан, а под ним — красная рубаха, как кровь. Снять надо, чтобы весь экран захлестнула эта рубаха, и потрясенные глаза Мити — вспомнил.

Это увидела Груша.

Это увидел Федор.

Когда Митя и Груша одни и вместе — снять Грушеньку соблазнительно. И Митя благоговеет.

Три ступени «Мокрого» через Митю:

1. Приниженный, готовый на все унижения.

2. Счастье, и всё забыл, и потом цыган напомнил (вступление трагической музыки на цыганской музыке во время красной рубахи), и всё это смешалось в один узел нечеловеческой муки, счастья и ужаса убийства.

3. Допрос. Ужас понимания своего положения. И постепенно понимает, что пропал («узко платье»).

A) Унижение;
Б) мука;
B) надежда;
Г) отчаянье;
Д) ужас от того, что не понимают.

Возможно, нужно сократить сцену с Марьей Кондратьевной («Где Аграфена Александровна?»), и сразу же входит Алеша и спрашивает: «Где брат мой?», а Митя появляется сразу у Грушеньки («Ты чего это так закричала, а?»). И, возможно, вернуть сцену с Марьей Кондратьевной, когда Митя веселый, с надеждой. Это контраст с ужасом и мукой дальнейшего.

1. Монастырь

«Он подумал, что старцем его хотят как бы испугать. Если кто из этих тяжущихся и пререкающихся мог смотреть серьезно на этот съезд, то, без сомнения, один только брат Митя».

Изо всех сил сдерживается «пред низостью» и хотя глубоко уважает старца и брата Ивана, но убежден, что тут или какая-нибудь ловушка, или недостойная комедия.

Видно было, что он надумал этот поклон заранее и надумал его искренне, почтя своей обязанностью выразить тем свою почтительность и добрые намерения. «Я пошел с тем, чтобы простить и прощения просить».

Всё это — экспозиция конфликта. Все исходные точки характеров. От смиреннейшего Мити до полного ярости. Окончательная точка в их отношениях, и после этого Митя начинает борьбу. Но это только-только одна сторона трагической медали Мити — Грушенька и отец, а другая — Катя и три тысячи, и всё вместе составляет жизнь Дмитрия. А затем — Бог — вера в его помощь и мучительные поиски пути и, наконец, — характер — неровный, простодушный и доверчивый и замученный мучительством.

Схема

Грушенька — отец — Катерина Ивановна — три тысячи — поиски смысла — характер.

2. Келья

Митя полон желания помириться. Ужас перед ним открывается, когда он видит таким отца. Даже не столько ужас своего положения, сколько ужас перед человеком, который всё топчет, перед отцом. У Мити всё поплыло перед глазами, когда перед ним открылась эта бездна. И именно за этот ужас человеческого падения, за это прозрение и поклонился Зосима Мите в ноги. Ибо он увидел человека, у которого нарушилась связь и понимание людей. И такой человек в желании понять эту трагедию, найти точку опоры пойдет на всё.

Здесь Митя думал вопрос решить мирным, вернее человечным, путем. Он думал, что у Зосимы отец поймет всё и всё решится.

3. Беседка

От отца ждать пощады нельзя. Надо действовать. Во что бы то ни стало. И надо всё поставить на свои места: К[атерине] И[вановне] отказать, чтобы не было хвоста. У отца в последний раз надо взять деньги и на этом покончить. «Последний раз даю ему возможность быть отцом». И как легковерный человек он полон планов, надежд, мечты.

4. В доме Федора Павловича. Драка

Всё отчаянье, всю ненависть, всё горе вложил Митя в удар по отцу.

Не раскаиваюсь за твою кровь. Проклинаю тебя сам и отрекаюсь от тебя совсем. И деньги мои зажилил и тем обездолил меня, и царицу души моей отбираешь и тем делаешь меня несчастным. Всем ты, отец, виноват передо мною. Ведь так было бы просто всё. И так всё страшно. И это толкает Дмитрия на чудовищный поступок.

16 февраля 1968 года. 73-й съемочный день

Закончили «Беседку». По смыслу решили правильно. Но как получится на экране Митя — дитя? Митя мучительно старается понять себя и жизнь. Если бы получилось?

19 февраля 1968 года. 74-й съемочный день

Переснимали некоторые кадры из «Лягавого». Мягче стараюсь играть. Не потерять бы характер за этой мягкостью.

20 февраля 1968 года. 75-й съемочный день

Закончили некоторые кадры из «Лягавого». Сделали по-другому финал. Может, интереснее получится? Скорей бы материал пришел. Смотрели сегодня первый материал, снятый самими. Пока отличия нет от материала Ивана Александровича Пырьева.

25 февраля 1968 года. 76-й съемочный день

Досняли крупный план Алеши к «Беседке» и тем «Беседку» завершили окончательно.

(Неизвестный Михаил Ульянов. Жизнь великого актера и человека. М., 2010. С. 170–198).