Письма Лионеллы Пырьевой в ЦК КПСС и ответы на них
Письма Лионеллы Пырьевой в ЦК КПСС об оказании помощи в решении вопросов, связанных с творческим наследием кинорежиссера И. А. Пырьева и с ее творческой деятельностью, а также ответы на них воспроизводятся с сохранением авторской орфографии. Явные опечатки и пунктуация исправлены без оговорок.
По этическим соображениям некоторые послания актрисы публикуются с купюрами.
1
«Кандидату в члены Политбюро ЦК КПСС,
секретарю ЦК КПСС
товарищу Демичеву П. Н.
Простите меня, дорогой Петр Нилович, что я затрудняю Вас — человека, чье время столь драгоценно, чтением моего письма.
Я еще год назад собиралась написать Вам, но по обстоятельствам, оказавшимся сильнее меня, не смогла сделать это. Сейчас, по прошествии года, я чувствую еще бóльшую потребность высказаться, да и мое теперешнее положение придаёт мне смелости обратиться к Вам с просьбой о личной встрече и целиком положиться на Ваше мнение и принятое Вами решение относительно меня и моей жизни, так как оно для меня важнее всех других.
Я впервые в жизни пишу подобное письмо и, опасаясь, что оно может получиться слишком длинным, постараюсь как можно лаконичнее выразить причины, побудившие меня к этому.
В течение почти семи лет жизнь моя была неразрывно связана с Иваном Александровичем Пырьевым — Народным артистом Союза ССР. С самого начала наш брак вызвал в среде кинематографистов тысячу сплетен, различных толкований. Меня осуждали, на меня клеветали. Я знала это, как и то, что ни в чем не повинна.
Я встретила Ивана Александровича, когда он находился в состоянии физического, морального и духовного кризиса. Несмотря на большую разницу в возрасте, я поняла раз и навсегда, что нужна ему. С той минуты я подчинила себя и посвятила свою жизнь только ему для его духовного и физического покоя. Может быть, такой образ мыслей покажется смешным, но, когда чувствуешь себя правым, не отступаешь перед страхом ложного толкования.
Мне было известно уже тогда, что в кинематографии есть группа лиц, которая, не желая расстаться со своим влиянием в кино, ведет сложную закулисную работу, направленную на дискредитацию всего того, что было сделано и делалось Пырьевым и в плане его творчества, и в плане его общественной деятельности.
Вам, несомненно, известно, что долгая жизнь Ивана Александровича Пырьева была целиком посвящена делу Партии и нашему народному киноискусству. Десятки его фильмов, многолетняя руководящая работа в советском кинематографе, наконец большая общественная деятельность известны руководству Партии, верным солдатом которой он оставался до последнего вздоха.
Несмотря на то что его неоднократно убивали как художника, человека и гражданина, топтали и чернили его имя, вели неистовую травлю, несмотря на тяжелейшие душевные раны, он находил в себе силы и мужество, чтобы продолжать творческую работу и отстаивать свои принципы.
Весь последний период жизни Пырьева я была рядом с ним. Я не претендую на то, что бог создал меня из какой-то другой глины, чем других людей. Но в меру своих сил я старалась облегчить его жизнь и судьбу.
В своем завещательном письме, адресованном ЦК КПСС и руководству советской кинематографии, Пырьев просил считать меня не только женой, но самым близким другом, помощником и советчиком во всех его делах, а также наследницей всего имущества и всех будущих гонораров. Письмо это не было оформлено юридически, однако я не обратилась ни в ЦК КПСС, ни в Совет Министров СССР с просьбой, в порядке исключения, придать завещанию Пырьева законную силу, ибо я не желала лишать его детей наследства.
Смерть Пырьева застала меня врасплох <...>. Он умер рядом со мной во сне. Для меня самой остается до сих пор загадкой, как я не лишилась рассудка. Я потеряла любимого человека, мужа, друга, учителя, осталась совершенно одна — наедине со своим горем. Никакой моральной помощи мне не было оказано буквально никем: ни со стороны так называемых “друзей” покойного, ни со стороны Госкино СССР, ни со стороны Союза кинематографистов СССР.
Все совместные годы жизни с Иваном Александровичем я постоянно работала — снималась. Я сыграла заглавные роли в десяти фильмах. Наиболее удачными из них, принесшими мне признание и, я не боюсь сказать, любовь зрителей, были — “Свет далекой звезды”, где я создала образ мужественной женщины, патриотки, беззаветно преданной Родине и своему народу, и “Братья Карамазовы” (Грушенька). Во всех фильмах я снималась по договорам, не являясь членом труппы театра киноактера при киностудии “Мосфильм”.
После смерти Пырьева я обращалась многократно к руководству Госкино СССР, Союза кинематографистов СССР, на киностудию “Мосфильм” с просьбой помочь мне в трудоустройстве. Без объяснения каких бы то ни было причин, не отказывая открыто, моя просьба не удовлетворялась. Я обращалась в отдел культуры ЦК КПСС — результат был тот же. Хотя на обещания не скупились. А тем временем по “Мосфильму”, по Союзу кинематографистов, по Госкино распространялись упорные слухи о том, что я унаследовала от покойного несколько миллионов, веду аморальный, разгульный образ жизни. Я постоянно чувствовала неприязнь и озлобление против меня, которые внешне, правда, не проявлялись, а носили этакий иронически-подпольный характер. Против меня начали фабриковать всяческую клевету. Стали появляться инспирированные письма, дискредитирующие меня как человека и женщину.
На все провокации я старалась не отвечать. Почему? Совесть — вот что я признаю своим судом и считаю, что имею полное право пренебрегать благоразумием, если мне нравится переносить хулу и гонения, связанные с выполнением благородного и трудного долга.
А долг мой перед памятью Пырьева огромен. Почти семь лет назад он ушел из жизни. Однако до сих пор не воздано должное тому ценному, что сделал для кино, для кинематографистов, для нашей советской Родины этот человек.
Так, длительное время игнорировалось решение Совета Министров СССР об установлении надгробия на его могиле, мемориальной доски на доме, где он жил. Только путем огромных личных усилий мне удалось этого добиться, и то лишь наполовину. В течение шести лет не делается ничего для того, чтобы создать достойный фильм о жизни и творчестве Ивана Александровича Пырьева.
На все мои, как мне кажется, вполне справедливые просьбы, связанные с увековечением памяти Пырьева, мне, с целью причинить глубокую душевную боль, цинично заявляют (и, что возмутительно, — люди официальные), что Центральный Комитет КПСС имеет якобы свою, особую точку зрения по поводу И. А. Пырьева. Чтобы окончательно убить меня и выбить почву из-под ног, лишить меня моральных сил, мне заявили, что ЦК КПСС отказывался подписывать некролог, а также сомневался, следует ли вообще хоронить Пырьева на Новодевичьем кладбище.
Мне, человеку сравнительно молодому, выросшему и воспитанному в нашей стране, самой справедливой и гуманной, кажутся абсурдными подобные заявления.
Партия и Правительство высоко оценили заслуги Пырьева перед Родиной и народом, наградив его тремя орденами Ленина, четырьмя орденами Трудового Красного Знамени, присудив ему шесть Государственных премий СССР. Народ избирал его депутатом высшего органа советской власти — Верховного Совета СССР.
Мне думается, что такого рода заявления и вся грязная возня вокруг покойного Пырьева направлены на то, чтобы опорочить его память и, в частности, меня за то, что я была женой этого человека, ведь я всё же существую, за то, что я всемерно помогала ему во всех его делах, за то, что я продлила ему несколько лет жизни.
При моем непосредственном участии и помощи Иван Александрович осуществил давно вынашиваемую им экранизацию “Братьев Карамазовых”. Меня никогда не терзала жажда славы. Меня как актрису знает и любит зритель, и не только в нашей стране, но и за рубежом. Я получаю много писем зрителей, подтверждающих их любовь и признание. Однако я вынуждена усматривать злой умысел в действиях, направленных против меня. Мне отказывают в праве находиться в коллективе, чтобы лишить меня возможности на присвоение мне почетного звания.
Руководство кино старается всячески отторгнуть меня от фильма. Правда, я неоднократно представляла картину за рубежом. Замечаний по поездкам не имела. Напротив, я старалась всегда и везде делать это с честью и достоинством советского человека, пропагандируя наше искусство, нашу страну, советский образ жизни. Однако, со временем, мне перестали оказывать, и я не боюсь сказать это, политическое доверие. Почему?
Вопрос это серьезный и постоянно волнует меня, мешая мне жить. Если я скомпрометировала себя как советского человека, так пусть мне скажут об этом прямо и откровенно, а не распространяют кулуарные слухи о моей будто бы “невыездности”. На законные в этой связи мои вопросы мне не дают ответов по существу, а постоянно запугивают меня Центральным Комитетом партии, грозя, что мое обращение в этот высокий орган может принести мне большой вред.
Я люблю свою страну, нашу дорогую мне Коммунистическую партию, которой я, как и мои многомиллионные сограждане, обязана всем тем, что в жизни мне удалось сделать и осуществить. И подобные угрозы вызывают во мне глубочайший гнев.
В последнее время руководство кинематографии стало посягать на мое законное право жены Пырьева — наследницы его авторских прав. Публикуя ту или иную статью Пырьева, у меня не спрашивают на то согласия, что противоречит социалистической законности, охраняющей права советского человека. Всеми недозволенными приемами меня стараются толкнуть на ложный путь, довести меня до состояния, когда у меня иссякнут силы для справедливой борьбы.
Мне отказывают в приеме в члены Союза кинематографистов СССР, у меня отнимают право на труд. И это имеет свои результаты. Уже четыре годы я не снимаюсь, средств к существованию у меня нет никаких. <...>
Я не боюсь и не стыжусь никакой работы, но, к сожалению, кинематография сделала мое лицо слишком узнаваемым. Поэтому я не из ложного стыда не иду работать ни уборщицей, ни официанткой. Мне кажется, это может вызвать нездоровый интерес у людей и лишний раз послужит поводом для новых разговоров, легенд и мифов о жизни не только моей, но и Пырьева, имя которого мне бесконечно дорого.
В заключение этого странного, быть может, и необычного для меня письма, вызванного крайне безвыходным положением, я обращаюсь к Вам, дорогой Петр Нилович, с большой просьбой отнестись к нему со свойственной Вам человечностью и, если возможно, лично уделить мне совсем немного времени для того, чтобы я могла более обстоятельно изложить несколько моментов, о которых просто трудно написать, да и в силу своей неопытности я не знаю, как это правильнее сделать.
Мне необходимы Ваше личное участие и помощь. От них зависит не только мое существование, но и жизнь в физическом смысле этого слова.
Очень прошу не пересылать это письмо для решения поставленных в нем вопросов ни в Госкино СССР, ни в Союз кинематографистов СССР, ни в отдел культуры ЦК КПСС, куда я неоднократно обращалась и где мне не дали, как я уже указывала, никаких объяснений тем причинам, которые делают меня, к несчастью, ненужной и лишней в стране, которой я беззаветно предана и которую безгранично люблю.
С искренним уважением, Лионелла Пырьева.
Москва, 15 июля 1974 года»1.
2
«ЦК КПСС
На № 129555
В своем письме актриса Л. Пырьева (гор. Москва) обратилась с просьбой об оказании помощи в решении ряда вопросов, связанных с ее личной судьбой и литературным наследием режиссера И. А. Пырьева.
Отделом культуры ЦК КПСС было поручено Госкино СССР (т. Павленок), Союзу кинематографистов СССР (т. Кулиджанов), киностудии “Мосфильм” (т. Сизов) изучить вопросы, поставленные в письме, и принять меры по их решению.
В сентябре текущего года Л. Пырьева будет зачислена в штат студии киноактера киностудии “Мосфильм”. В ближайшее время (как только поступят заявление Л. Пырьевой и необходимые документы) секретариат Союза кинематографистов рассмотрит вопрос о приеме ее в члены Союза. Достигнута договоренность Госкино СССР с Гостелерадио о показе по телевидению в первом квартале 1975 года фильма “Братья Карамазовы”, в котором роль Грушеньки исполняет Л. Пырьева. Кинопрокату рекомендовано вновь выпустить эту кинокартину на экраны страны в октябре – декабре 1974 года.
Киностудия “Мосфильм” с одобрения Госкино СССР готовит предложения о создании в 1976 году фильма об И. А. Пырьеве. Издательство “Искусство” планирует выпуск двухтомного издания литературного наследия И. А. Пырьева. Подготовка его находится в стадии отбора материала и должна завершиться к октябрю с. г., после чего появится возможность в какой-то мере судить о качестве будущего издания. Над составлением двухтомника работает группа научно-исследовательского института истории и теории кино, Л. Пырьева является одним из составителей.
Союзу кинематографистов СССР (т. Кулиджанов) дано указание активизировать деятельность комиссии по литературному наследию И. А. Пырьева и разработать мероприятия в связи с его 75-летием (1976 г.).
По всем этим вопросам с Л. Пырьевой состоялась беседа в Отделе культуры ЦК КПСС.
Зам. зав. Отделом культуры ЦК КПСС Ю. Афанасьев
Инструктор Отдела Н. Косарева
30 августа 1974 г.»2
3
«Зав. юридической консультации № 16
т. Шафиру В. С.
Москва, ул. Куйбышева, 4, ком. 69
Главное управление кинопроизводства сообщает, что после внезапной смерти народного артиста СССР, кинорежиссера И. А. Пырьева работу по созданию третьей серии фильма “Братья Карамазовы” завершили актеры М. Ульянов и К. Лавров, о чем свидетельствует ряд документов, которыми располагает Госкино СССР. Однако из этических соображений, по просьбе М. Ульянова и К. Лаврова, в титрах третьей серии фильма сохранена фамилия автора сценария и постановщика первых двух серий — И. А. Пырьева; далее следует пояснительная надпись, что “Это последняя работа Ивана Александровича Пырьева. Внезапная смерть помешала ему завершить ее. Фильм закончили М. Ульянов и К. Лавров”.
В разрешительном удостоверении, выданном Управлением кинофикации и кинопроката, в графе “сценарист и постановщик” значится фамилия И. А. Пырьева, а в графе “режиссеры” — М. Ульянов и К. Лавров. Никаких пояснительных надписей форма разрешительного удостоверения не допускает.
Монтажные листы и разрешительное удостоверение по фильмам являются документами вечного хранения, находятся в архивах и выдаче не подлежат.
Начальник Главного управления Г. Е. Шолохов
Исх. № 2/881 от 09.12.1975»3.
4
«В предсъездовскую комиссию XXV Съезда
Коммунистической партии Советского Союза
Уважаемые товарищи!
В дни, когда весь советский народ, подведя итоги IX-й пятилетки, полон решимости претворить в жизнь грандиозные предначертания партии на X-ю пятилетку, особенно хочется окинуть мысленным взором весь свой жизненный путь, чтобы сделать правильные выводы, так необходимые для будущего. Я заранее прошу извинения за то, что отнимаю у вас драгоценное время, но для меня содержание этого письма — вопрос всей моей жизни.
Ваше мнение и, по возможности, решение относительно меня, моей жизни и моего положения важнее всех других.
Обратиться в столь высокую инстанцию заставили меня чрезвычайные обстоятельства, в коих я оказалась.
В течение семи лет жизнь моя была неразрывно связана с Иваном Александровичем Пырьевым — Народным артистом СССР. С самого начала наш брак вызвал в среде кинематографистов тысячу сплетен и различных толкований. Меня осуждали, на меня клеветали, меня пытались оскорблять. Я знала всё это, равно как и то, что ни в чем не повинна.
Я встретила Ивана Александровича, когда он находился в состоянии физического, морального и духовного кризиса. Несмотря на большую разницу в возрасте, я поняла раз и навсегда, что нужна ему. С той минуты я посвятила свою жизнь только ему, для его душевного и физического покоя.
Может быть, такой образ мыслей покажется смешным, но, когда чувствуешь себя правым, не отступаешь перед страхом ложного толкования.
Мне было известно уже тогда, что в кинематографии есть группа лиц, которая, не желая расстаться со своим влиянием в кино, вела и ведет сложную закулисную работу, направленную на дискредитацию всего того, что было сделано и делалось И. А. Пырьевым и в плане его творчества, и в плане его общественной деятельности.
Вам, несомненно, известно, что в славной плеяде выдающихся советских кинорежиссеров, чьими именами гордится наша Родина, И. А. Пырьев занимает особое место: он — выходец из народа, самородок. Этот человек, не получивший никакого специального образования, обладал недюжинным природным дарованием, искрящимся самобытным талантом. Его биография выделяется среди всего ряда других кинематографистов интереснейшим и поучительным своеобразием. Его творческий портрет — великолепный, многокрасочный портрет художника советской формации, творца, рожденного небывалой исторической эпохой социалистической революции и строительства нового общества.
Богатой и разнообразной палитрой красок проявились в искусстве кино щедрость таланта и прекрасные качества И. А. Пырьева как кинорежиссера: острое видение жизни, постоянное стремление улучшить ее, неукротимая творческая страстность. Все эти качества позволили ему талантливо и своеобразно выразить гражданское, патриотическое отношение к нашей советской действительности.
Героями его фильмов всегда были простые советские люди: колхозники и рабочие, пастухи и трактористы, комсомольцы и строители, инженеры, партийные работники, партизаны Великой Отечественной войны, солдаты и офицеры Советской Армии и т. д.
Его долгая и яркая жизнь была целиком посвящена делу партии и нашему народному киноискусству. Десятки его фильмов, многолетняя руководящая работа в советском кинематографе, наконец большая общественная деятельность известны руководству Партии, верным солдатом которой он оставался до последнего вздоха.
Неоднократно его убивали как художника, человека и гражданина, топтали и чернили его имя, вели неистовую травлю. Вот далеко не полный перечень высказываний такого рода в адрес И. А. Пырьева:
“С назначением Пырьева начнутся ежовские времена для нас” (Л. Вайншток4).
“До сих пор у нас были весьма культурные худруки, а этот товарищ из другого класса и общества” (Г. Раппопорт).
“Студия от худрук[овод]ства этого русского мужика охамеет” (М. Левин) и т. д. и т. п. (Из письма И. А. Пырьеву министру кинематографии СССР т. Большакову И. Г. от 28.01.1943 г.)
Ему часто наносили душевные раны, не щадя его, человека весьма преклонного возраста. Так, 3 октября 1964 года газета “Известия” напечатала статью5, убивающую его как художника, гражданина и человека. Статья эта была сфабрикована определенными лицами, желавшими свести счеты с И. А. Пырьевым.
Результат был достигнут. Это было началом конца. Однако он и тогда нашел в себе силу и мужество, чтобы продолжать творческую работу и отстаивать свои принципы.
Весь последний период его жизни я была рядом с ним. Я и только я одна была свидетелем его страданий, которые ускорили его уход из жизни. В меру своих сил я старалась облегчить его жизнь и судьбу.
В своем завещательном письме (прилагается), адресованном в ЦК КПСС и руководству советской кинематографии, И. А. Пырьев просил считать меня не только женой, но и самым близким другом, помощником и советчиком во всех его делах, а также наследницей всего имущества и всех будущих гонораров. Письмо это не было оформлено юридически, однако я не обратилась ни в ЦК КПСС, ни в Совет Министров СССР с просьбой, в порядке исключения, придать завещанию И. А. Пырьева законную силу, ибо я не желала лишать его детей права на наследство.
Смерть его застала меня врасплох <...>. Он умер рядом со мной во сне. Я едва не лишилась рассудка. Потеряв любимого человека, мужа, друга, учителя, я оказалась предоставленной самой себе — наедине со своим горем. Никакой моральной помощи, дружеской поддержки мне не было оказано буквально никем. Ни Госкино СССР, ни Союз кинематографистов СССР, ни киностудия “Мосфильм” не разделили со мной тяжесть утраты.
Все совместные годы жизни с И. А. Пырьевым я постоянно снималась. Я сыграла главные роли в десяти фильмах. Наиболее удачными из них, принесшими мне признание и, я не боюсь сказать это, любовь зрителей, были — “Свет далекой звезды”, где я создала образ мужественной женщины, патриотки, беззаветно преданной Родине и своему народу, и “Братья Карамазовы” (Грушенька). Во всех фильмах я снималась по договорам, не являясь членом труппы Театра киноактера студии “Мосфильм”.
После смерти Пырьева я многократно обращалась к руководству Госкино СССР, в Союз кинематографистов СССР, на киностудию “Мосфильм” с просьбой помочь мне в трудоустройстве. Ведь в Театре киноактера работает много людей, ни разу в жизни не стоявших перед кинокамерой. Однако без объяснения каких бы то ни было причин, не отказывая открыто, моя просьба не рассматривалась и не удовлетворялась. Дело дошло до того, что, придя однажды в Союз кинематографистов СССР по поводу моего вступления в Союз, я услышала от секретаря Союза т. Марьямова Г. Б., что уже не могу претендовать на членство, т. к. несколько лет не работаю по специальности. Хотя всем, в том числе и ему, было прекрасно известно, что я вообще без работы и отнюдь не по своей вине. Получился своего рода заколдованный круг.
Я обращалась в отдел культуры ЦК КПСС — результат был тот же. Хотя на обещания не скупились.
А тем временем по “Мосфильму”, по Союзу кинематографистов СССР, по Госкино СССР распространялись слухи о том, что я унаследовала от покойного несколько миллионов (какой цинизм!), веду аморальный, разгульный образ жизни. Я каждодневно, ежечасно видела и чувствовала неприязнь и озлобление против меня, которые внешне не проявлялись, а носили этакий иронически-подпольный характер. Против меня начали фабриковать всяческую клевету. Стали появляться инспирированные письма, дискредитирующие меня как человека и женщину. Я принимаю, и, признаюсь, даже с некоторой гордостью, насмешки над моей нравственностью (безгрешных людей нет), но некоторые намеки и обвинения я решительно отвергаю.
На все провокации я старалась не отвечать.
— Почему?
— Совесть — вот что я признаю высшим судом и считаю, что имею полное право пренебрегать благоразумием, если мне нравится переносить хулу и гонения, связанные с выполнением благородного и трудного долга.
А долг мой перед памятью И. А. Пырьева огромен. Восемь лет назад он ушел из жизни. Однако до сих пор не воздано должное тому ценному, что сделал для искусства кино, для кинематографистов, для нашей советской Родины этот человек.
В течение длительного времени игнорировалось Решение Совета Министров СССР об установлении надгробия на его могиле (незавершенного и по сей день), мемориальной доски на доме, где он жил (так до сих пор она и не установлена). Восемь лет не делается ничего для того, чтобы создать достойный фильм о жизни и творчестве И. А. Пырьева.
На все мои, как мне кажется, справедливые просьбы, связанные с увековечением памяти И. А. Пырьева, мне, с целью причинить глубокую душевную боль и тяжелые страдания, цинично заявляют (и, что возмутительно, — люди официальные), что ЦК КПСС имеет якобы свою, особую точку зрения по поводу И. А. Пырьева. Чтобы окончательно раздавить меня и выбить почву из-под ног, лишить меня моральных сил, мне заявили, что ЦК КПСС отказывался подписывать некролог, а также сомневался, следует ли вообще хоронить И. А. Пырьева на Новодевичьем кладбище.
Тенденциозность и необъективность в оценке личности и творчества И. А. Пырьева нет-нет да и вырывается наружу, и теперь при явном попустительстве со стороны руководства кинематографии.
Многие годы умалчивалось посмертное выдающееся произведение И. А. Пырьева — фильм “Братья Карамазовы”. Он, в частности, не показывался более семи лет по телевидению СССР (показ состоялся лишь в 1975 году) под предлогом якобы (по справке Госкино СССР) его широкого повторного проката в кинотеатрах Москвы. В то время как известно, что демонстрировался он лишь в одном захудалом кинотеатре “Темп” на одном единственном, да к тому же дневном, сеансе. Естественно, что зрителей было немного: дневной сеанс, да еще в летнее время. И фильм был снят с экрана через неделю, как не обеспечивающий кассу. Это, собственно, и требовалось доказать руководству Госкино СССР. За это оно и боролось.
А вот, например, картина А. Тарковского “Солярис” показывалась несколько недель в центре Москвы в кинотеатре “Повторного фильма”. А лента “Мне двадцать лет” была выпущена в этом же театре под титром “В честь пятидесятилетия выдающегося советского кинорежиссера Марлена Хуциева” и демонстрировалась в течение ряда недель. Конечно, честь и хвала “пробивным” способностям Хуциева. Но должна же существовать в Госкино СССР какая-то прокатная политика, призванная влиять на зрителя, воспитывать его эстетические вкусы и оказывать на него идеологическое воздействие!
Можно было бы привести еще много примеров подобной тенденциозности в отношении к выдающемуся режиссеру И. А. Пырьеву.
Мне, человеку сравнительно молодому, выросшему и воспитанному в нашей стране — самой справедливой и гуманной в мире — подобные заявления и мнения кажутся абсурдными. На меня произвели большое впечатление слова Леонида Ильича Брежнева, произнесенные им в речи перед избирателями Бауманского избирательного округа Москвы: “Партия видит свою задачу в том, чтобы обеспечивать самые благоприятные условия для развития социалистической культуры и науки. Мы хотим, чтобы и впредь крепла связь творческой интеллигенции с жизнью народа, с рабочим классом и тружениками села. Мы хотим, чтобы в демократической, взыскательной, товарищеской атмосфере приумножались духовные ценности, столь необходимые народу, строящему коммунизм.
Уверен, что деятели советской культуры, советской науки всегда будут на высоте своего исторического призвания”.
Иван Александрович Пырьев всегда был на высоте этого “исторического призвания”, за что Партия и Правительство высоко оценили его заслуги перед Родиной и народом, наградив его тремя орденами Ленина, четырьмя орденами Трудового Красного Знамени, присудив ему шесть Государственных премий СССР. Народ избирал его депутатом высшего органа Советской власти — Верховного Совета СССР.
Мне думается, что безответственные заявления некоторых лиц и вся грязная возня вокруг покойного И. А. Пырьева направлены на то, чтобы опорочить его имя, его память и, в частности, меня за то, что я была женой этого человека (ведь я всё же, несмотря ни на что и вопреки всему, существую), за то, что я всемерно помогала ему во всех его делах, за то, что я продлила ему несколько лет жизни.
Его даже мертвого пытаются обкрадывать разного рода дельцы и гангстеры от киноискусства. Они обкрадывают наш народ, наше народное государство, прикрываясь именем И. А. Пырьева, чтобы еще раз бросить тень на этого кристального человека. Но об этом позже...
При моем непосредственном участии и помощи И. А. Пырьев осуществил давно вынашиваемую им экранизацию “Братьев Карамазовых”.
Меня никогда не терзала жажда славы. Меня как актрису знает и любит зритель, и не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами.
Я получаю много писем от зрителей со всех концов земли, подтверждающих эту любовь и признание, которые я завоевала собственными руками и продолжаю зарабатывать и теперь тяжким, но удивительно благодарным трудом. Вот и сейчас я пишу эти строки, находясь в длительной командировке в Поволжье (города Волгоград, Саратов, Куйбышев, Сызрань, Ульяновск, Тольятти и близлежащие к ним поселки, колхозы и совхозы), где проходят мои творческие встречи со зрителями.
Я принимала и принимаю самое активное участие в деле патриотического, эстетического и духовного воспитания зрителя — наших советских людей: рабочих, колхозников, молодежи, воинов Советской Армии. В этом я вижу свое призвание, свою задачу, свою цель — быть верным помощником Партии в воспитании нового человека в духе идеалов коммунизма.
Вам, вероятно, известно, что Бюро пропаганды советского киноискусства (БПСК) при Союзе кинематографистов СССР в целях популяризации издает фотооткрытки актеров. Был выпущен тираж и моих фотографий, который быстро разошелся еще несколько лет назад. Однако Союз кинематографистов СССР и Госкино СССР не дают разрешения на новое издание моих открыток, несмотря на большой спрос на них.
Посещая, как я уже отмечала, с творческими встречами города и сёла нашей страны, я вынуждена отпечатывать за свои собственные, весьма скудные средства (моя зарплата 100 рублей в месяц) такие открытки в больших количествах для того, чтобы хоть в какой-то мере удовлетворить спрос зрителей. В то же самое время БПСК предпочитает почему-то издавать фотооткрытки никому не известных и никогда не снимавшихся актеров. Естественно, что тиражи этих открыток остаются нереализованными. Мне было бы в этой связи небезынтересно узнать причины вето, наложенного на издание моих открыток.
И я вынуждена усматривать во всем этом некий злой умысел, направленный опять-таки против меня.
Всего год назад с небольшим, после долгих и бесплодных хождений по различным инстанциям Госкино и Союза кинематографистов СССР и лишь в результате моего личного обращения к кандидату в члены Политбюро ЦК КПСС товарищу Демичеву П. Н. и только благодаря его личному вмешательству, я была зачислена в труппу Театра киноактера.
На протяжении многих лет мне отказывали в законном и естественном праве работать и быть в коллективе, чтобы лишить меня возможности на присвоение мне почетного звания. Отсутствие до сих пор такого звания у меня — актрисы, сделавшей определенный вклад в развитие советского киноискусства, вызывает недоумение зрителей, с которыми мне приходится встречаться, и причиняет мне глубокую душевную боль и острые переживания.
А сейчас мне к тому же приходится дорого расплачиваться за свое обращение в ЦК КПСС, так как оно вызвало новую волну озлобления против меня в определенных кругах кинематографистов.
Так, председатель Госкино СССР т. Ермаш Ф. Т. в беседе со мной, на которую я — профессиональная киноактриса — впервые за много лет “сумела прорваться” к нему, заявил, говоря о моем обращении к товарищу Демичеву П. Н.:
— Ваша инстанция недействительна.
Разве для коммуниста, а тем более для коммуниста-руководителя, каковым является т. Ермаш Ф. Т., мнение кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС — недействительно?!
Руководство кинематографом всячески старается отторгнуть меня от моих фильмов. Я неоднократно представляла фильм “Братья Карамазовы” за рубежом. Замечаний по поездкам не имела. Напротив, я всегда старалась делать это с честью и достоинством советского человека, пропагандируя наше искусство, нашу страну, советский образ жизни.
Однако мне перестали оказывать, и я не боюсь сказать это, политическое доверие.
— Почему?
Вопрос это серьезный, он постоянно волнует меня, мешая мне жить. Если я скомпрометировала себя как советский человек, так пусть мне скажут прямо и откровенно, а не распространяют кулуарные слухи о моей будто бы “невыездности” (и слово-то какое!). На законные в этой связи мои вопросы мне не дают ответов по существу, а позволяют себе постоянно запугивать меня Центральным Комитетом Партии, грозя, что мое обращение в этот высокий орган может принести мне большой вред.
Я люблю свою страну, нашу дорогую мне Коммунистическую партию, которой я, как и мои многомиллионные сограждане, обязана всем тем, что в жизни мне удалось сделать и осуществить. И подобные угрозы вызывают во мне глубочайший гнев.
В последнее время руководство кинематографии стало посягать на мое законное право жены И. А. Пырьева — наследницы его авторских прав. У меня не спрашивают согласия на публикацию той или иной статьи или работы И. А. Пырьева.
В 1971 году режиссер Л. О. Арнштам опубликовал в журнале “Искусство кино”, при прямом попустительстве главного редактора т. Суркова Е. Д. и с ведома руководства Госкино СССР, выдержки из книги И. А. Пырьева, переданные последним издательскому отделу БПСК для ее полной публикации. Издательский же отдел, нарушив все действующие в СССР законы и правила по охране прав авторов, передал рукопись частному лицу, а именно Л. О. Арнштаму.
Такие действия находятся в вопиющем противоречии с социалистической законностью, призванной охранять права и достоинство советского человека, в том числе права наследников авторских прав.
В апреле 1973 года ко мне обратился Институт истории искусств Министерства культуры СССР (сектор кино) с просьбой принять участие и оказать возможную помощь в подготовке издания Собрания сочинений Народного артиста СССР И. А. Пырьева. Я являюсь единственным хранителем его литературного и творческого наследия. Получив письменное подтверждение Института, гарантировавшее мне непосредственное участие в работе над изданием в качестве одного из составителей, я самостоятельно провела огромную и трудоемкую работу по подбору и предварительной обработке материалов.
Союз кинематографистов СССР (комиссия по наследию И. А. Пырьева) отказался оплатить перепечатку подобранных и подготовленных мною лично материалов, мотивируя это отсутствием средств. Все расходы по перепечатке, более 1200 страниц текста, я вынуждена была принять на себя, хотя в то время нигде не работала.
Перепечатанный мною за мой собственный счет материал я вручила под расписку заведующему сектором кино Института истории искусств т. Дробашенко С. В. исключительно для предварительного ознакомления. Тов. Дробашенко дал обещание, что не будет приступать к редакторской работе, не высказав мне, как наследнице авторского права И. А. Пырьева, а в данном случае еще и как владелице и составителю упомянутого материала, свои впечатления и соображения по поводу его возможного опубликования, полного или с определенными сокращениями.
Эти условия соблюдены не были. Сектор кино Института истории искусств неожиданно для меня реорганизован в научно-исследовательский институт кино Госкино СССР (НИИ КИНО). Институт начал подготовительную работу с материалами, хотя и не имел на это никакого права, так как не имел, в частности, моего письменного согласия на эту работу, как то предусматривается Уставом Всесоюзного агентства по авторским правам (ВААП).
Таким нечестным путем меня отторгли от составительской работы, поручив ее лицам, враждебно настроенным к творчеству И. А. Пырьева, которые еще при его жизни да и после смерти намеренно искажали и продолжают искажать его творчество, и коим гораздо больше по душе творения таких отщепенцев, как Солженицын, Максимов и прочих самиздатов.
Подобное отношение ко мне, как к жене и наследнице И. А. Пырьева, оскорбительно и унизительно и является прямым произволом со стороны НИИ КИНО и Госкино СССР.
Мое участие в издании Собрания сочинений И. А. Пырьева, а также в работе над фильмом об И. А. Пырьеве я считаю полезным и необходимым хотя бы потому, что я не позволю проникнуть ни на страницы Собрания сочинений, ни на экран ни малейшей фальсификации или недоброжелательности.
Напротив, участие некоторых лиц определенной национальности (Арнштама Л. О., Юрия Ханютина, Майи Туровской, Ирины Шиловой, Юрия Богомолова и других, прямо-таки рвущихся к этой работе) я нахожу вредным, ибо мне хорошо известны их позиции, их творческое кредо. Их цель — всяческое принижение роли И. А. Пырьева как в искусстве кино, так и в плане общественной деятельности — преднамеренное искажение его творчества. Ибо И. А. Пырьев был одним из немногих истинно русских людей в советской многонациональной кинематографии.
22 ноября 1974 года я обратилась к председателю Госкино СССР т. Ермашу Ф. Т. с просьбой помочь мне в этом вопросе, однако он в течение трех месяцев не удостаивал меня хоть каким-нибудь ответом. К нему, кстати, нельзя попасть на прием точно так же, как не удается добиться и ответа на письмо. Вот уж поистине недоступный руководитель.
В этой связи мне представляется весьма уместным еще раз сослаться на речь товарища Брежнева Л. И. перед избирателями, которую я высоко ценю, ибо каждодневно и ежечасно встречаю в нашей жизни ярчайшее ей подтверждение: “Наше общество кровно заинтересовано в том, чтобы на управленческих должностях — идет ли речь о советских или хозяйственных органах, об учреждениях культуры, общественных организациях — находились преданные делу социализма, компетентные люди, хорошие организаторы, обладающие чувством нового, простотой и доступностью, умеющие вести за собой коллектив и в то же время учиться у него”.
О какой же простоте и доступности можно говорить в отношении руководителя Госкино СССР? Может быть, он недоступен только для меня? Но тогда это еще раз доказывает, что Госкино СССР игнорировало меня и продолжает игнорировать как жену И. А. Пырьева.
Да разве речь только обо мне[?] Общеизвестно отношение, бытующее в Госкино СССР, к людям вообще и к творческим работникам в частности. Равнодушие, несправедливость, травля стали, к сожалению, неотъемлемыми чертами нашего кинематографа, постоянно сопутствующими людям, работающим в нем. Результат — глубокие душевные раны, обиды, самоубийства, преждевременный уход из жизни. Вот далеко не полный перечень рано оборванных жизней: Борис Барнет, Екатерина Савинова, Изольда Извицкая, Геннадий Шпаликов, Василий Шукшин.
И в то же самое время протягивается рука помощи пьяницам, аморальным, разложившимся в быту людям, покрываются уголовные преступления. Кому неизвестна, например, ставшая одиозной личность А. А. Васильевой (ФИО изменены. — ѲедоръДостоевскiй.ru), которая совмещает в себе все перечисленные пороки[?] О ее пьянстве и глубоком моральном падении знают в Госкино СССР все и давно, но закрывают на это глаза. Как любит повторять сама Васильева, она “родилась в рубашке”.
Видя такое укрывательско-ободряющее отношение, Васильева распоясалась окончательно и в мае 1973 года совершила уголовно наказуемое преступление, квалифицируемое как экономическая контрреволюция. При очередном выезде за границу в составе советской киноделегации она пыталась вывезти крупную сумму валюты (несколько сотен американских долларов и англофунтов) и была поймана с поличным. Однако в Госкино СССР это сочли невинной шалостью, а генеральный директор киностудии “Мосфильм” т. Сизов Н. Т., широко используя свои связи как комиссара милиции, покрыл это преступление. Вот уж поистине надо “в рубашке родиться”.
Все эти факты наплевательского или, наоборот, укрывательского отношения к людям, к творческим работникам возможны, на мой взгляд, лишь по причине серьезных недостатков и преступных упущений в идейно-политической и воспитательной работе среди сотрудников киностудии “Мосфильм” и труппы театра киноактера и других творческих подразделений Союза кинематографистов и Госкино СССР.
На студии, в театре и других организациях ходят по рукам и широко читаются в рукописных “свитках” пасквили Солженицына: “Раковый корпус”, “Август 14-го”, “В круге первом”, “Архипелаг гулаг”, сахаровские упражнения в юриспруденции сомнительного свойства, подшивки бульварной парижской газетенки “Русское слово” и т. д. и т. п. Причем запевалами в распространении этой грязи являются не только беспартийные, но и коммунисты Костени Т. Л., Анна Борисовна (ассистент режиссера). Местом обмена и активного распространения этого чтива служит приемная генерального директора “Мосфильма” т. Сизова Н. Т., директора театра Киноактера т. Анощенко А. Н. и другие кабинеты.
И об этом знают многие и мирятся с этим. Каких же тогда помощников Партии и Правительства можно видеть в лице наших кинематографистов? Чему они смогут научить советских людей? Правда, народ наш высоко сознателен и способен дать необходимую отповедь всякого рода отщепенцам и перерожденцам! Но это, как вы понимаете, отдельная большая тема для разговора...
Итак, после трехмесячного ожидания я была все-таки принята т. Ермашом Ф. Т. Надо было видеть, с какой неохотой, высокомерием, с барским снисхождением разговаривал он со мной, окружив себя предварительно своими заместителями. Он будто опасался меня в разговоре один на один. Видно, есть чего опасаться!
В этой беседе он всё время делал акценты на каких-то угрожающих мне намеках. Всячески подчеркивая твердость своей позиции, обеспеченной вышестоящей поддержкой его, Ермаша, личности. Он так и вещал, положа ногу на ногу (почти что на стол):
— Я не последний человек в государстве и от меня многое зависит для Вашего благополучия...
9 января 1975 года я встретилась с заместителем [председателя] Госкино СССР т. Головнёй В. Н. и выслушала от него теперь уже официальное обвинение в меркантилизме. Он открыто предложил мне сделку: мое имя на титульном листе Собрания сочинений И. А. Пырьева, деньги, но никакого практического участия в работе. Естественно, я отвергла это недостойное предложение, так как на подобные компромиссы не иду и памятью моего покойного мужа, выдающегося советского кинорежиссера И. А. Пырьева торговать не собираюсь.
Я задала т. Головне В. Н. ряд вопросов, касающихся моей теперешней жизни и моего положения как актрисы, как творческого работника и, наконец, как советского человека. Он не нашел что мне ответить, лишь обещал всё передать т. Ермашу Ф. Т. и в ближайшее время сообщить мне его ответ. Однако ответа так и не поступило. Игнорирование продолжается...
Всё это противоречит волеизъявлению покойного И. А. Пырьева, оскорбляет его память. И я, в свою очередь, никогда не соглашусь, что он, память о нем принадлежат кому бы то ни было больше, чем мне.
В заключение этого, может быть, странного и необычного письма мне хотелось бы затронуть еще один вопрос, который вот уже три года терзает и мучает меня.
Спустя четыре года после смерти И. А. Пырьева я вышла замуж за Сидорова М. К. (ФИО изменены. — ѲедоръДостоевскiй.ru), который в то время работал в системе Госкино СССР начальником <...> отдела В/О “Совэкспортфильм”.
20 лет проработал Сидоров в этой системе, пользовался заслуженным доверием и уважением коллектива, считался весьма опытным, знающим и перспективным работником. За всё это время он не имел замечаний по работе. Не раз коммунисты Объединения избирали его членом партийного бюро, заместителем секретаря партийной организации, членом парткома Госкино СССР.
Общественное доверие — своего рода мандат, свидетельствующий о честности, принципиальности, трудолюбии. Именно эти качества отличают коммуниста Сидорова, и их давно приметили люди. Не случайно и в трудовой книжке Сидорова — большой перечень благодарностей и премий, а в числе домашних реликвий — медаль “За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина”, почетный знак “Отличник кинематографии СССР”, грамоты, в том числе подписанные министром культуры СССР, председателем Госкино СССР.
По долгу службы Сидоров выезжал в загранкомандировки, внося свой посильный вклад в пропаганду советского образа жизни средствами кинематографа. В течение пяти лет (1960–1965 гг.) он плодотворно работал <...> представителем В/О “Совэкспортфильм” и немало сделал для становления, упрочения и всестороннего развития дружественных связей между нашими кинематографиями.
Сидоров имел семью, которая распалась по независящим от него причинам задолго до того, как он встретил меня.
Брак со мной сыграл трагическую роль в его жизни. Гнусные, лишенные правды письма его бывшей жены, направлявшиеся в разные инстанции, возымели действие на руководство Госкино СССР. Была создана комиссия для проверки “фактов”, которыми оперировала женщина с оскорбленным женским самолюбием. “Факты” не подтвердились. Правда, с легкой руки этой женщины и благодаря легковерию многих работников Госкино СССР, в том числе и руководителей, по Госкино поползли слухи (в который раз?!), будто Сидоров женился из расчета на миллионах Пырьевой, а у меня за душой копейки не было, что легко проверить.
И, тем не менее, в феврале 1973 года без объяснения причин Сидорову предложили уйти с работы по собственному желанию... Такового у него не было. Честный коммунист, не знающий за собой вины, он отказался подать заявление. Тогда ему стали угрожать:
— Дескать, мол, хуже будет!
Заместитель председателя Госкино СССР тов. Александров М. В. прямо заявил ему:
— Не вздумай куда-либо жаловаться, в ЦК, например, там у меня друзья, “свои ребята”, я всех знаю. Они тебя не поддержат.
Сидоров тяжело заболел, перенес инфаркт миокарда. Когда он после болезни, будучи очень слабым, вышел на работу, тов. Ярославцев В. К., исполнявший обязанности председателя “Совэкспортфильма”, вновь угрожая, потребовал от него заявление об уходе, Сидоров не подал заявление. И, тем не менее, его уволили.
Приказ по Госкино СССР <...> подписанный тов. Ермашом Ф. Т., гласит: “по собственному желанию”. Такая же запись сделана и в трудовой книжке.
Сидоров пытался, с целью выяснения вопроса, попасть на прием к тов. Ермашу, но ему это не удалось. Хотелось бы надеяться, что не из-за недоступности и игнорирования, так свойственных руководству Госкино СССР, но так или иначе, а не удалось.
К этому следует добавить, что приказ об увольнении коммуниста не был согласован ни с общественными организациями Госкино СССР (его не визировали ни секретарь парткома, ни председатель месткома), ни с юрисконсультом, дабы не встал вопрос о законности такого приказа вообще.
Здесь уместно спросить:
— А судьи кто?
Действительно, кто такой, например, прямой исполнитель приказа Ярославцев В. К.?
Ни для кого в Госкино СССР, да и в других организациях, не секрет, что это человек глубоко аморальный, пьяница, любитель всякого рода азартных игр и развлечений. Всем этим он увлекается не только у себя дома в Москве. Так, например, известно, что, работая в Голландии, он специально ездил из Амстердама (где находились его квартира и офис) в Гаагу играть в карты и предаваться пьяным кутежам. Работая в ГДР, он из Восточного Берлина ездил для игры в карты с иностранцами в Западный Берлин. Он сам неоднократно и с гордостью рассказывал об этих своих похождениях.
А сколько подарков-взяток он в компании с Александровым получил, например, от одного только западногерманского прокатчика Гамбарова С. А. за определенного рода коммерческие сделки и услуги, и все за счет и в ущерб нашему государству?!
Ярославцев не стесняется пьянствовать и распутничать и у себя в служебном кабинете в “Совэкспортфильме”. Раньше компанию с ним разделял бывший председатель “Совэкспортфильма” А. Н. Давыдов, теперь — новые собутыльники. А когда его ненароком застают за этим занятием, он объясняет, что “полощит зубы”, и прячет бутылку в сейф. А на справедливые замечания заявляет:
— Меня Петр Андреевич Абрасимов знает лично, он в обиду не даст.
Ярославцев не случайно был назначен и. о. председателя “Совэкспортфильма”. Ему весьма содействовал в этом т. Александров М. В., который даже повысил ему зарплату. За государственный счет — не жалко. Да и сам М. В. Александров, назначенный председателем “Совэкспортфильма” в мае 1972 года, не замедлил запустить руку в государственный карман. Он был “удостоен”, а скорее всего, сам себя отметил премией в 100 рублей “за активную работу по подготовке и проведению Второго Международного кинофестиваля стран Азии и Африки в Ташкенте” (приказ А. Романова и Л. Кулиджанова № 392/145 от 18 августа 1972 г.). Хотя хорошо известно, что фестиваль этот состоялся тоже (только. — ѲедоръДостоевскiй.ru) в мае 1972 года, и Александров, при всем его горячем желании, просто не успел бы не только активно, но даже кое-как поработать на этом новом для него, но таком доходном поприще. Секрет прост. К подготовке приказа был причастен Ярославцев: взаимная доброта и всё за государственный счет!
Видя, что ему всё дозволено, т. Александров М. В. всё чаще говорит о “Совэкспортфильме” как о своей “вотчине”. Назначив Ярославцева и. о. председателя, он не раз похвалялся, и даже перед иностранцами, что “Совэкспортфильм” — у него в кармане.
Вот как неистребима жажда собственности!
Почувствовав свою полную безнаказанность и видя бесконтрольность со стороны руководства Госкино СССР, Александров и Ярославцев начали творить свой суд...
Они, под любым предлогом, отстраняли от работы знающих, опытных специалистов (Сопов Е. И., Столярский Н. С., Кишинев В. И. и др.), окружая себя некомпетентными людьми, которые не могли бы возражать против их сумасбродных идей и предложений. Они приближали к себе “споткнувшихся”, а лучше сказать, давно упавших, которые оставались бы всегда благодарны своим спасителям.
Так, многим в Госкино СССР известен т. Стрюков В. И., который сейчас работает в Финляндии. Его много раз в пьяном виде подбирали на улице и приводили домой. Однажды он оказался на рельсах Метрополитена, другой раз — на мостовой под автомобилем. И всякий раз добренькие дяди из Госкино СССР поднимали его, отряхивали, то бишь заминали для ясности все эти, мягко говоря, происшествия, а после очередной травмы, полученной им в пьяном виде, когда его сбил на проспекте Маркса автомобиль, его оформили на отъезд в Финляндию — страну с “сухим законом” (будто специально выбирали!). А перед отъездом добренький дядя Александров инструктировал его буквально следующим образом:
— Владимир Иванович, дорогой, ты уж не пей там, голубчик. А если когда и захочется выпить, то лучше — дома. А если где-то на стороне, то уж, пожалуйста, на той, где живешь, чтобы, не дай бог, улицу не пришлось бы переходить.
Всё это могло бы показаться смешным анекдотом. Но, к сожалению, это быль. На инструктаже присутствовал ряд работников Госкино СССР — коммунистов, но ни у одного из них не хватило смелости прекратить этот маскарад.
А сравнительно недавний случай с представителем “Совэкспортфильма” в Перу т. Суриковым В. И. Пропьянствовав несколько лет в стране, он приехал в Союз. Руководство Госкино СССР не разрешило ему возвращаться к месту работы, но и серьезных выводов из его постыдного поведения за границей сделано не было. Его оставили на прежней работе в “Совэкспортфильме”. Ведь он всего лишь пьяница, а значит, свой брат-собутыльник.
И так постоянно: людей разложившихся приближают к себе, покрывают, а неугодных, не ставших собутыльниками, людей принципиальных приносят в жертву. И одной из таких жертв стал мой муж Сидоров М. К.
Будучи незаконно уволенным, он обратился в ЦК КПСС к т. Камшалову А. И. с просьбой объяснить, за что он уволен? На поставленный Сидоровым вопрос: “если я в чем-то виноват — накажите меня”, — т. Камшалов ответил:
— Вот Вас и наказали...
Но это не наказание, а произвол, полное беззаконие!
Советский человек, коммунист оказался выброшенным на улицу. А за что? До сих пор остается тайной и загадкой.
Шесть месяцев Сидоров нигде не работал. Не работала всё это время и я. Семья не имела средств к существованию.
В октябре 1973 годе при обмене партийных документов секретарь Фрунзенского РК КПСС г. Москвы, узнав, что Сидоров нигде не работает, обратился к секретарю парткома Госкино СССР т. Строчкову М. А. за разъяснением причин такого положения. Тов. Строчков не смог дать никакого сколько-нибудь аргументированного ответа.
Секретарь Фрунзенского РК КПСС просил т. Строчкова помочь Сидорову в трудоустройстве. Просил его об этом и т. Камшалов. Но не помощь, а постоянное противодействие оказывало руководство Госкино СССР Сидорову в трудоустройстве.
Историк-международник по специальности (окончил МГИМО МИД СССР), владеющий в совершенстве испанским и английским языками, он длительное время не мог найти работу в связи с тем, что всякий раз, когда та или иная организация, желавшая принять его, обращалась в Госкино СССР, она получала весьма нелестную характеристику о нем. Так, например, при попытке поступить на работу в МИД СССР Сидоров услышал от заведующего отделом печати т. Софинского В. Н., будто в Госкино считают, что за ним “хвост”. Значение этого слова мне непонятно, но оно вызывает во мне боль и тревогу. Однако истинную причину увольнения Сидорова я усматриваю в другом.
В 1969 году я была командирована в ГДР, где в то время работал Ярославцев В. К. Он оказывал мне постоянные знаки внимания, что, впрочем-то, ему и полагалась делать по долгу службы. Вернувшись в Москву, Ярославцев стал назойливо досаждать мне телефонными звонками и, наконец, цинично предложил мне сожительствовать с ним, обещая расплачиваться валютой, сертификатами, заграничными вещами. В довершение он предложил мне, зная, что я жила одна, превратить мою квартиру, то есть квартиру И. А. Пырьева, в игорный дом. Естественно, я ему отказала.
Придя в “Совэкспортфильм” на должность заместителя, а затем исполняющего обязанности председателя и узнав, что Сидоров мой муж, Ярославцев стал мстить. Результатом мести и явилось увольнение Сидорова.
Я считаю это полнейшим беззаконием, произволом и надругательством над высокими принципами нашего советского образа жизни. В этой связи позвольте мне в подкрепление моих мыслей снова привести слова Леонида Ильича Брежнева: “Говоря об укреплении социалистической законности, мы имеем в виду две стороны дела. Во-первых, строжайшую охрану прав граждан, недопущение каких бы то ни было проявлений произвола, в том числе со стороны должностных лиц. Во-вторых, мы имеем в виду строжайшее соблюдение советских законов, правил общественного порядка всеми гражданами”.
Я целиком и полностью разделяю и поддерживаю это замечательное высказывание и считаю его краеугольным камнем нашей демократии. А кто нарушает этот принцип, должен нести ответственность по всей строгости закона.
В настоящее время Сидоров работает по специальности в Минвнешторге (Всесоюзное объединение “Международная книга”). Он добился этой работы самостоятельно, без помощи в трудоустройстве со стороны Госкино СССР.
В/О “Совэкспортфильм” было вынуждено выдать ему хорошую, положительную характеристику, какую он и заслужил, хотя раздавались голоса (всё тот же Ярославцев В. К., Карташов С. Н. и др.), что нельзя давать Сидорову хорошую характеристику, так как могут спросить: “Почему же уволили такого хорошего работника?” Вот и надумали эту форму “по собственному желанию”, чтобы не с кого было спросить. Дескать, сам захотел — сам и ушел. Однако, я повторяю, никаких заявлений об уходе Сидоров не подавал и уходить не собирался.
Люди в новой для Сидорова организации, а их более 300 человек, разглядели настоящие человеческие и деловые качества Сидорова. Еще не проработав и года, он был избран заместителем председателя месткома Объединения, заместителем партгрупорга конторы, партийное бюро Объединения утвердило его руководителем семинара в системе партийной учебы. А сейчас, к концу второго года работы, он — председатель месткома, член партийного бюро Объединения и пропагандист, избирался делегатом XXVII партийной конференции Министерства внешней торговли СССР.
Конечно, можно было бы сказать, что тяжелые времена прошли и теперь всё хорошо. Но человеку уже 45 лет, а он вынужден начинать сначала вместе с вчерашними школьниками и студентами. Не будем скрывать, что немалую роль играет и материальная сторона вопроса — зарплата. А любимая работа, приносившая подлинное удовлетворение и теперь потерянная[?] А опыт, приобретенный за 20 лет, а прерванный стаж, а моральный и, если хотите, физический ущерб, причиненный ему и мне всем этим незаконным делом об увольнении[?] Как быть с этим? Кто это компенсирует и кто за всё это ответит?
Ведь, лишаясь не по своей воле работы, человек теряет много, но не меньше теряет и коллектив, расставаясь с сильным работником. В результате теряет всё наше общество, и название у этих потерь одно: расточительство, наносящее ущерб делу.
Сидоров пользуется на новой работе доверием и уважением сотрудников, и, тем не менее, он и я — вся наша семья — живем постоянно в ожидании новой трагедии, которая может возникнуть.
По роду своей работы он обязан встречаться с представителями иностранных фирм, выезжать в загранкомандировки. Ни для Сидорова, ни для меня эти поездки за границу никогда не составляли, да не составляют и теперь, цель или идеал нашей жизни. Мы <...> любим страну, в которой живем, но нас очень беспокоит, что ореол “невыездности”, пресловутый “хвост” могут сыграть трагическую роль, и мой муж вновь окажется на улице.
Я как жена, как советский гражданин хотела бы знать правду о человеке, с которым связала свою жизнь. Ведь советская семья строится на взаимном уважении и доверии друг к другу.
Если Сидоров совершил проступок или преступление, так пусть он понесет заслуженное наказание. В противном случае пусть понесут всю полноту ответственности люди, допустившие произвол. И в этом случае я полагаю, что могу рассчитывать “...на заботу государства, на помощь и поддержку коллектива”.
<...>
“Каждому человеку важно сознание того, что он равен в правах с другими членами общества, всегда может рассчитывать на справедливое, уважительное к себе отношение, на заботу государства, на помощь и поддержку коллектива. Каждый человек заинтересован в том, чтобы участвовать в делах своего предприятия и учреждения, в делах своего государства. Каждый человек хочет быть уверенным в своем завтрашнем дне, в устроенном будущем своих детей”.
Это красноречивое высказывание товарища Брежнева Л. И. и придает мне смелости и решительности обратиться к вам, ибо вся наша Партия, особенно ее высший руководящий орган — съезд, считают своей главной задачей постоянную борьбу за благо народа, во имя советского человека.
А совсем недавно совершенно случайно я узнала о последнем факте, переполнившем чашу моего терпения — о воровстве, о чем уже упоминалось в самом начале письма. Мне стали известны факты подлинного глумления над памятью И. А. Пырьева, когда его обворовывают уже мертвого, совершая в то же самое время хищение крупных государственных средств. Речь идет о третьей серии фильма “Братья Карамазовы”.
Безвременная кончина помешала И. А. Пырьеву закончить эту серию. Но он успел снять две трети метража, то есть ее бóльшую часть. В официальных же документах: разрешительное удостоверение № 2274/68, аннотация и т. д. И. А. Пырьев как режиссер-постановщик фильма вообще не упоминается. Более того, киностудия “Мосфильм” сфабриковала, другого названия этому нет, письмо в Госкино СССР, что-де третья серия фильма “Братья Карамазовы” — самостоятельное кинопроизведение, сиречь созданное новоявленными режиссерами Кириллом Лавровым и Михаилом Ульяновым?!
А где же И. А. Пырьев с его более десяти лет вынашиваемым в самом сердце, словно бесценный клад, замыслом этого фильма и, конкретно, зримо и осязаемо создавший две трети именно этой серии?
Упомянутое письмо, подписанное т. Суриным В. Н. (бывший генеральный директор “Мосфильма”), было написано в Госкино СССР под диктовку Ульянова и Лаврова. Казалось бы, зачем понадобился такой подлог?
Ответ напрашивается сам собой. Если бы автором и режиссером-постановщиком этой III-й серии оставался, как и должно было бы быть, И. А. Пырьев, то он или, в данном случае, его законные наследники получили бы причитающийся гонорар, который, кстати говоря, должен был бы в этом случае составлять лишь половину гонорарной суммы самостоятельного фильма. А так Ульянов и Лавров получили за счет советского государства вдвое больше, чем вообще причиталось за эту ленту. А попросту говоря, обокрали государство, да и с наследниками И. А. Пырьева в этом случае не надо было делить “доходы”.
Факт этот достоин судебного разбирательства, чем я, конечно, не премину заняться. Но мне непонятно другое. Как могли коммунисты, народные артисты СССР Лавров и Ульянов, а последний к тому же еще и лауреат Ленинской премии, пойти на подобный подлог и обман государства, нанесение ему прямого экономического ущерба?
Мне думается, что и Ульянов, и Лавров, и Сурин, и все иже с ними, имевшие хоть какое-то касательство к этой фальсификации и мародерству, должны ответить не только по всей строгости наших советских законов, но и понести суровое общественное порицание, моральное осуждение.
Они должны публично ответить, как им удалось дойти до жизни такой? Иначе какая же цена всем тем высочайшим званиям и почету, которыми их окружило наше родное государство, наш народ? Какой пример коммунистического отношения к труду подают они своим поведением простым советским людям, работникам киностудии “Мосфильм”, наконец, всем нашим трудящимся, борющимся за высокие идеалы коммунизма? Эдак ведь если этот позорный факт оставить без внимания, то, говоря словами того же Ф. М. Достоевского, всё дозволено и в кино!
Уважаемые товарищи!
Мне известно еще довольно много о положении в нашем кинематографе, но всего не напишешь. Это лишь малая толика фактов, постоянно волнующих и тревожащих меня.
Очень прошу вас отнестись к моему письму с должным вниманием и свойственной вам человечностью и, если возможно, оказать мне помощь в решении изложенных вопросов, а стало быть, и в восстановлении меня как личности, как человека.
Мне 37 лет, и очень хочется жить и трудиться с наибольшей пользой на благо нашей Великой матери Родины.
С искренним уважением и преданностью, Лионелла Пырьева, киноактриса.
30 января 1976 года»6.
«Приложение: по тексту на 2-х листах.
От И. А. Пырьева
В случае чего-нибудь неожиданного,
что со мной может случиться.
Моим друзьям и товарищам
Л. Арнштаму, Г. Марьямову, А. Столперу, И. Бицу, М. Донскому, А. Новогрудскому, В. Пронину, М. Ромму, М. Колотозову [Калатозову], В. Сурину, О. Караеву, Б. Коноплеву, А. Ив. Разумным [так] и многим, многим другим.
А также ЦК партии, руководству кинематографией и московскому совету тт. Промыслову и Исаеву.
12 августа 1965 г.
З А В Е Щ А Н И Е
Находясь в твердой памяти и здравом рассудке, я прошу всех моих друзей и товарищей, а также тех людей, которые руководят нами и от которых многое зависит, считать, в случае моей смерти, единственной и законной наследницей всего моего имущества, а также всех денежных получений и гонораров мою фактическую жену Лионеллу Ивановну Скирду, а больше никого!
С Л. И. Скирдой я спокойно, счастливо живу, как говорится: “душа в душу”, вот уже четвертый год. Она искренно любит меня, заботится и волнуется о моем здоровье, является моим лучшим и самым близким другом и советчиком за этот период жизни, т. е. за все четыре последних года, а самое главное, я ужасно люблю ее!
Что же касается М. А. Ладыниной, с которой я фактически не живу вот уже 8 лет (восемь!) и которая в продолжение последних годов всемерно травит меня и избегает явки в районный и городской суд для оформления нашего развода, то я прошу не считать (формально!) ее моей женой и ничего из моего имущества и денег ей не выделять. Когда 6 лет назад я окончательно ушел из дома, где я совместно проживал, я оставил ей дачу, машину — “Волга”, мебель, т. е. всё, что у меня было...
Дети у меня взрослые, они сами себя должны содержать, что же касается моей внучки Маши Пырьевой, то я надеюсь, что правительство постановит ей выделить пенсион, до ее совершеннолетия: такова моя последняя просьба к моим друзьям и товарищам.
12/VIII – 1965 г. Ив. Пырьев»7.
5
«ЦК КПСС
На № 129555
В письме, адресованном XXV съезду КПСС, т. Пырьева Л. И. (гор. Москва) ставит ряд вопросов, связанных с творческим наследием И. А. Пырьева и с ее артистической деятельностью.
Отдел культуры ЦК КПСС, внимательно изучив положение дел, пришел к выводу о том, что все вопросы, поставленные в письме т. Пырьевой Л. И., по существу, нашли положительное решение.
Научно-исследовательским институтом теории и истории кино закончена работа по подготовке рукописи собрания сочинений И. А. Пырьева (Л. И. Пырьева является составителем и членом редколлегии). Утверждение рукописи состоялось на заседании совета института 12 апреля 1976 года при участии Л. И. Пырьевой, которая одобрила текст и подписала его. Двухтомник передан в издательство “Искусство”.
Книга воспоминаний И. А. Пырьева “О прожитом и пережитом” находится в производстве, выпуск ее ожидается в конце текущего года.
В титрах третьей серии фильма “Братья Карамазовы” сохранена фамилия автора сценария и постановщика первых двух серий — И. А. Пырьева со следующей надписью: “Это последняя работа Ивана Александровича Пырьева. Внезапная смерть помешала ему завершить ее. Фильм закончили М. Ульянов и К. Лавров”.
В разрешительном удостоверении, выданном Управлением кинофикации, в графе “сценарист и постановщик” значится фамилия И. А. Пырьев, а в графе “режиссеры” — М. Ульянов и К. Лавров.
Фильм “Братья Карамазовы” выпущен в 1969 году, тираж каждой серии — 1923 копии. В первый год проката кинокартину просмотрели: 1 серию — 28,8 млн человек, 2 серию — 28, 3 млн человек, 3 серию — 22, 7 млн человек. В 1975 году фильм был показан по телевидению.
Союз кинематографистов СССР предполагает отметить 75-летие со дня рождения И. А. Пырьева (ноябрь 1976 г.). Этот вопрос будет рассмотрен в июне комиссией по творческому наследию И. А. Пырьева. Предложения комиссии будут внесены на обсуждение секретариата Союза кинематографистов СССР.
Госкино СССР поддерживает предложение о создании фильма о жизни и творчестве И. А. Пырьева. В настоящее время этот вопрос рассматривается киностудией “Мосфильм”.
Надгробие на могиле И. А. Пырьева на Новодевичьем кладбище установлено Союзом кинематографистов СССР 23 декабря 1971 г. На доме, где жил последние годы И. А. Пырьев, 17 мая 1976 г. установлена мемориальная доска.
Л. И. Пырьева зачислена в штат Театра-студии киноактера 16 октября 1974 года. Вопрос о ее вступлении в члены Союза кинематографистов СССР возражений со стороны руководства союза не вызывает. Пырьева Л. И. заявление о приеме в союз до настоящего времени не подавала.
Бюро пропаганды советского киноискусства издало открытки-портреты актрисы Л. И. Пырьевой и кадры с ее участием из фильма “Братья Карамазовы” общим тиражом 1 млн 500 тыс. экземпляров. В последние годы Л. И. Пырьева не снималась в значительных фильмах, которые могли бы быть основанием для выпуска новых фотооткрыток.
Другие замечания и высказывания в письме т. Пырьевой Л. И. носят субъективный характер.
С т. Пырьевой Л. И. состоялась беседа в Отделе культуры ЦК КПСС по всему комплексу поднятых ею вопросов.
На этом рассмотрение письма считаем возможным закончить.
Зам. зав. Отделом культуры ЦК КПСС Ю. Афанасьев
Зав. сектором Отдела А. Камшалов»8.
6
«СПРАВКА
1. Л. Пырьева не является членом Союза кинематографистов СССР.
Вопрос о ее вступлении в Союз не вызывает возражений со стороны руководства Союза, о чем она была поставлена в известность. Однако с ее стороны не поступало заявления и других необходимых материалов для оформления приема.
2. Надгробие на могиле И. А. Пырьева установлено Союзом на Новодевичьем кладбище 23 декабря 1971 года. Открытие было проведено в торжественной обстановке.
Союз израсходовал на изготовление надгробия 4740 рублей.
По просьбе Л. Пырьевой, в 1975 году дополнительно сделан цветник в мраморном подножье памятника.
3. На доме, где жил последние годы И. А. Пырьев, установлена 17 мая 1976 г. мемориальная доска с барельефом.
При открытии мемориальной доски состоялся митинг с участием кинематографической общественности, представителей партийных и советских организаций.
Стоимость изготовления и установки мемориальной доски в размере 2711 руб. принял на себя Союз.
4. Бюро пропаганды советского киноискусства издало открытки-портреты актрисы Л. Пырьевой (цветные и черно-белые), а также кадры с ее участием в фильме “Братья Карамазовы” — всего тиражом 1 млн 150 тыс. экземпляров.
Последние годы открытки не издавались, т. к. они еще полностью не распроданы в киосках “Союзпечати”, а также [потому, что] Л. Пырьева не снималась в значительных фильмах, которые могли бы быть основанием для выпуска новых сюжетов. Если такие фильмы будут, БПСК выпустит соответствующие открытки.
5. И. А. Пырьев написал книгу воспоминаний “О прожитом и пережитом”, которая не была им завершена. Известно, что он намеревался окончательно отредактировать рукопись.
Книга включена в издательский план БПСК, но выпуск ее задержался по следующим причинам:
а) рукопись опубликована в журнале “Искусство кино”, поэтому выпуск книги был отложен издательством на некоторый срок;
б) свыше шести месяцев гранки рукописи пролежали у Л. Пырьевой, которая возражала против отдельных редакционных исправлений, вызванных необходимостью более точно выразить позицию И. А. Пырьева в некоторых существенных вопросах, в частности его отношение к классике советского кино (в журнальном варианте редакция была осуществлена т. Арнштамом Л. О.).
В настоящее время рукопись (гранки) со вступительной статьей Р. Н. Юренева находится в производстве, и выпуск книги ожидается в конце текущего года.
6. Союз намечает отметить 75-летие со дня рождения И. А. Пырьева (ноябрь 1976 г.). Этот вопрос будет рассмотрен в июне с. г. Комиссией по творческому наследию И. А. Пырьева, и соответствующие предложения будут представлены на утверждение Секретариата СК СССР.
Оргсекретарь Правления Союза кинематографистов СССР Г. Марьямов
26 мая 1976 г.»9
7
«СПРАВКА
В связи с заявлением Л. И. Пырьевой в части подготовки собрания сочинений И. А. Пырьева сообщаем следующее.
Работа над подготовкой собрания сочинений И. А. Пырьева была начата в секторе кино Института истории искусств Министерства культуры СССР в конце 1973 года. Одновременно это издание было включено в планы издательства “Искусство” (объем — 40 а. л.). В декабре 1973 г. был получен первый вариант рукописи будущего издания от его составителя Л. И. Пырьевой.
После создания Института теории и истории кино Госкино СССР в 1974 г. работа над собранием сочинений И. А. Пырьева продолжалась в отделе советского кино нового Института. В результате работы над текстами был выявлен и включен в тома существенно важный новый материал (объем около 9 а. л.), проведен отбор, сверка всех текстов, намечены возможные сокращения, написаны комментарии, уточнен порядок размещения статей. Всё это заняло около года интенсивной работы нескольких сотрудников Института.
Работа над собранием сочинений И. А. Пырьева была закончена в Институте к началу 1975 г. (два тома, общий объем 40 а. л.). Однако в течение долгого времени, практически до февраля 1976 г., мы не могли получить визу составителя издания Л. И. Пырьевой, которая подала в это время в суд, требуя возврата рукописи.
Судебное заседание по этому делу состоялось 10 февраля 1976 г. Оно закончилось подписанием соглашения, по которому Институт продолжал подготовку рукописи совместно с Л. И. Пырьевой, которая, как и раньше, оставалась составителем и членом редакционной коллегии издания.
Окончательное утверждение рукописи собрания сочинений И. А. Пырьева состоялось на Совете при директоре Института 12 апреля 1976 г. при участии Л. И. Пырьевой, которая одобрила текст и подписала его. 20 апреля с. г. оба тома сочинений И. А. Пырьева переданы в издательство “Искусство”, где они включены в план редакционной подготовки. Как уже было замечено выше, Л. И. Пырьева является составителем данного издания и членом его редакционной коллегии.
С. Дробашенко
[26 мая 1976 г.]»10.
1 РГАНИ. Ф. 100. Оп. 2. Ед. хр. 971. Л. 2–7.
4 Скорее всего, речь о сценаристе и режиссере В. П. Вайнштоке (Владимирове).
5 «Всё это случилось нынешним летом в городе Горьком, — писали Ю. Иващенко и Вс. Цюрупа. — Снимался фильм “Свет далекой звезды”. Придирчивый маститый режиссер отбирал статистов для массовых сцен. <...> Вооружившись микрофоном, он стал сыпать такой площадной бранью, что ломовые извозчики нижегородской ярмарки, окажись они здесь, наверняка бы умерли от зависти. Сначала никто ничего не понял. Казалось, что просто режиссер находится в творческом экстазе и произносит какие-то невразумительные заклинания. Но постепенно смысл стал доходить до всех — и до юных горьковчанок-школьниц, и студенток, и почтенных матерей семейств, приглашенных на съемки.
В редакцию пришло немало писем жителей города Горького (известно нам, что такие письма направлены также в Министерство культуры, органы партгосконтроля и другие государственные и общественные организации), в которых с возмущением описывается поведение кинорежиссера. Обращались с такими письмами жители города и в редакцию газеты “Горьковская правда”. Сотрудник газеты тов. Барсуков беседовал со многими авторами писем и подводит такой итог: “В Горьком подобного еще никогда не бывало. Ведь снимали фильмы другие режиссеры, и как все хорошо о них отзываются. Очень неприятно даже вспоминать о времени пребывания этого кинорежиссера в Горьком”. Заведующий отделом писем той же газеты тов. Вершинин прямо заявил, что после случившегося постановщик фильма потерял всякое уважение тех, кто это слышал.
Мы не хотим приводить здесь подробные цитаты из писем. Но все-таки, чтобы читателям было понятно, насколько “зарвалась знаменитость”, перечислим только некоторые из “художеств”. Тут — и это-то в адрес участников массовых съемок! — “сволочи”, “идиоты” и куда более наглые высказывания, и трехэтажный мат в ряде случаев (как это созвучно с великосветскими манерами профессора и гурмана!). Пенсионер И. Гетлихерман замечает: “Женщин он называет так, что стыдно писать. Я сам принимал участие в массовых съемках, но ушел со съемочной площадки. Невозможно слушать этот поток брани, раздающейся далеко окрест по радио. Просто диву даешься, как этот человек, имеющий такую популярность (может, она и вскружила ему голову, и так бывает), известный всей стране кинопостановщик может вести себя так позорно”.
Понятно, что этот гадкий случай не мог пройти незамеченным. Горьковчане поставили вопрос о моральном облике деятеля искусств, призвали его к порядку. Представители общественных организаций города, работники областного комитета партии говорили с режиссером, предупредили его о недопустимости подобного поведения и, видимо, учитывая почтенный возраст и былые заслуги, решили дело большой огласке не предавать, тем более что режиссер пообещал впредь вести себя порядочно.
Однако, как показало время, обещания своего он не сдержал, выходки подобного и другого рода продолжались. Не помог н фельетон, опубликованный в многотиражной газете, да он вряд ли мог что изменить — описав недостойные поступки кинорежиссера, автор нс назвал его фамилии: то ли по своей, то ли по чужой воле.
А снежный ком дряни нарастал. Тут и многолетняя бесконтрольность, и зазнайство, и подхалимаж угодников, сладкопевцев — всё это настолько вскружило голову кинорежиссеру, что он и впрямь стал считать себя человеком вне критики и вне осуждения.
<...>
Перед нами сообщение большой комиссии партийного комитета киностудии “Мосфильм”, рассмотревшего персональное дело режиссера-постановщика И. Пырьева. С нескольких страниц встает облик человека, забывшего меру партийной, гражданской ответственности перед товарищами по работе, перед кинозрителем. В этом обсуждении на парткоме фигурировала и горьковская история, и многое-многое другое. Подчеркивалось, что коммунист И. Пырьев не участвует в жизни своей партийной организации, пренебрежительно относится к товарищам, не посещает собрания, забывает платить членские взносы, а взносы в профсоюз не платил уже тринадцать лет (интересно было бы узнать: что, за тринадцать лет И. Пырьев ни разу не пользовался профсоюзными здравницами, домами творчества?).
Непригляден моральный облик И. Пырьева. Его “семейные” дела стали притчей во языцех у кинематографистов, да и не только у них. Сейчас И. Пырьев не прочь жонглировать привычной для подобных случаев фразой: а почему меня раньше не предупреждали, не беседовали со мной? Но ведь в конце концов речь идет не о мальчике, а о зрелом человеке, человеке, который средствами киноискусства поучает других. И тут вполне применимо правило самоконтроля, самодисциплины. И, наконец, должно присутствовать умение честно и откровенно сказать самому себе, кто ты есть. А вокруг И. Пырьева действительно было, что касается критических замечаний в его адрес, “состояние полного молчания”. Атмосфера всепрощения и, скажем прямо, подхалимства, которое совершенно несовместимо со всеми нормами нашей жизни, сделала свое дело. “Мэтр” распоясывался всё больше и больше, а это выдавалось иными за “шутки гения”.
Да, конечно, И. Пырьев сделал немало полезного для нашей кинематографии. Мы совсем не собираемся уподобиться тем, кто готов сейчас чернить всё в жизни и творчестве И. Пырьева. Хочется только сказать, что фон, на котором, возможно, и делалось это полезное, такой неприглядный, такой липкий! Скажем прямо, настолько не соответствует он духу советской творческой жизни, что диву даешься, как возможно такое раздвоение в жизни опытного человека и опытного художника.
Как мы уже говорили, партийная организация “Мосфильма” 2 октября обсудила на заседании парткома поведение кинорежиссера. И. Пырьеву объявлен выговор с занесением в личное дело. Не будем судить о мере взыскания. Ведь дело не только в этом. Важно другое: знает ли И. Пырьев, что время уговоров давно прошло? Пришла пора отвечать за свои поступки. Что высокое звание обязывает и что чем выше это звание, тем больше спрос с его обладателя.
Хотелось бы надеяться, что И. Пырьев поймет это, что он извинится через газету перед оскорбленными людьми в Горьком, что он найдет в себе мужество, если хотите, очень многое начать заново в своей жизни и, прежде всего, понять: народ возвеличивает, народ может и лишать почестей и званий. <...>» (Иващенко Ю., Цюрупа Вс. Звезды близкие и далекие, или Как зарвался знаменитый кинорежиссер // Известия. 1964. 3 окт. № 237. С. 6).