Заглавие

Заглавие — авторское «имя» произведения, слово, словосочетание или сентенция, вынесенные перед текстом как его обозначение, «минимальная формальная конструкция, представляющая и замыкающая художественное произведение как целое» (Кожина Н. А. Заглавие художественного произведения: онтология, функции, параметры, типология // Проблемы структурной лингвистики. 1984: Сб. науч. тр. М., 1986. С. 167). Рассматривая заглавие и текст в рамках семиотической теории, Ю. Лотман так говорит о диалектической связи этих явлений: «С одной стороны, они могут рассматриваться как два самостоятельных текста, расположенных на разных уровнях иерархии “текст – метатекст”, с другой стороны, они могут рассматриваться как два подтекста единого текста. Заглавие может относиться к обозначаемому им тексту по принципу метафоры и метонимии. Оно может быть реализовано с помощью слов первичного языка, переведенных в ранг метатекста, или с помощью метаязыка и проч. В результате между заглавием и обозначаемым им текстом возникают смысловые токи, порождающие новое сообщение» (Лотман Ю. М. Семиотика культуры и понятие текста // Труды по знаковым системам. XII. Ученые записки Тартусского ун-та. Тарту, 1981. С. 6–7). Таким образом, заглавие можно рассмотреть как сложный многофункциональный конструкт. Сложность порождается двойственностью «обращенности» заглавия: одновременно «во вне» (к читателю) и «внутрь» (к тексту, который оно обозначает). Именно поэтому заглавие оказывается «проспективно» (оно предваряет наше знание о тексте, «обещает» текст) и «ретроспективно» (по окончании чтения читатель возвращается к заглавию, осмысляя его только теперь в совокупности тех смыслов, что заложены в нем автором). Тем самым, по словам Н. А. Кожиной, заглавие «берет на себя основную нагрузку по преодолению границы между миром и пространством текста» (Кожина Н. А. Указ. соч. С. 167). Связь заглавия с текстом может быть выражена как явно (эксплицитно), так и неявно (имплицитно). Эксплицитная связь представляет собой фигурирование в тексте той языковой конструкции, которая вынесена в качестве названия произведения. «Узнавание» этой конструкции в определенном контексте наполняет фразу новыми смыслами и оттенками — представление о тексте расширяется именно потому, что читатель наиболее ясно «прозревает» в таких случаях «зону автора», догадывается о его замысле. В основе эксплицитной связи — дистантный повтор, который может быть, в свою очередь, «сквозным» (постоянное функционирование словесной формулы названия в тексте, как, например, программный повтор названия в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо») или одномоментным (редким), что приводит к усилению именно того контекста, где этот повтор осуществлен (например, «Очарованный странник» Лескова). Н. А. Кожина отмечает, что дистантный повтор порождает подтекст (Кожина Н. А. Указ. соч. С. 170). Смысловая нагрузка заглавия велика еще и потому, что оно является своеобразным «лицом» и «именем» текста, его «памятником», той информационной конструкцией, которая попадает в общее информационное поле культуры. Законы рецепции требуют от заглавия способности «вписаться» в это поле, мастерство автора во многом отражается в мастерстве озаглавливания текста. 3аглавие поэтому нередко меняется автором, пытающимся наиболее последовательно совместить в нем обе его функции — репрезентативную (связанную с горизонтом читательских ожиданий) и смысловую (связанную с отражением глубинной идеи автора). Часто заглавие имеет подзаголовок, расширяющий его возможности, а также эпиграф или группу эпиграфов, направленных на достижение того же художественного эффекта. Взаимосвязь заглавия и подзаголовка может иметь самые разные значения: взаимодополнения, контраста, разъяснения и т. п. Тем не менее во время чтения (особенно крупных произведений) в памяти читателя остается именно заглавие, оно первенствует в этой группе «имен» текста. 3аглавие имеет свою особую историко-культурную типологию. В определенные периоды развития литературы существовали определенные типы заглавий, отвечающие «горизонту читательского ожидания». Всякое заглавие стремится ответить этому ожиданию (ответить традиции), но и вырваться за пределы ее, разрушить рамки, быть «неожиданным», «новым». Именно этой задаче отвечает иногда взаимосвязь с подзаголовком («Похождения Чичикова, или Мертвые души» Гоголя).

Для Достоевского процесс озаглавливания произведения не был предметом специального рассуждения. Он, очень много значения придававший успеху у читательской публики, хотя и стремился на начальном этапе своего творческого пути заинтересовать читателя заглавием, но все же не слишком часто, как показывают подготовительные материалы к различным его произведениям, «мучился» выбором заглавия; оно приходило «само» из постоянной внутренней и формальной работы над текстом. Интересно, что Достоевский в письмах (в частности к М. М. Достоевскому) называет свои произведения не по «имени». Так, «Бедные люди» фигурируют в письмах как «роман» до их выхода, а после триумфа произведения Достоевский называет этот текст только «Бедные люди». Таким образом, для самого Достоевского иногда заглавие обретает смысл только после того, как обрастет добавочными смыслами, войдет в культурный фонд. «Двойник» мыслился Достоевским как «Голядкин» (не случайно название имеет подзаголовок «Приключения господина Голядкина»). Ранний Достоевский в выборе заглавия следует определенным образцам, используя «диалогические» возможности названия своего текста, расширяющие текстовое пространство. Так, по замечанию комментаторов Полного собрания сочинений Достоевского, заглавие «Роман в девяти письмах» возникло по ассоциации с «Романом в 7 письмах» А. Бестужева-Марлинского (1832 г. — см. 1; 500); «Честный вор» восходит к водевилю Л. Т. Ленского (1829 г.); «Белые ночи» — к «Русским ночам» В. Ф. Одоевского. Характерной чертой заглавия произведений Достоевского можно считать и некоторую установку на «рекламную» функцию названия, позволяющую привлечь к произведению широкий круг читателей. Так, полное заглавие «Крокодила» представляло собой «краткое содержание», интригующие намеки на суть повествуемого: «Неслыханное приключение или, вернее сказать: пассаж в Пассаже, состоящий в том, как некий почтенный господин пассажным крокодилом был проглочен живьем и что из этого вышло. Семеном Захожим доставлено» (5; 387 — курсив Достоевского. — Прим. ред.). С одной стороны, это название, разумеется, имеет яркую связь с гоголевской традицией (Имя Семена Захожего соотносимо с прозваньем Рудого Панька, а подробным информационным заглавием можно считать, например, «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»). С другой стороны, это заглавие содержит и черты идиостиля Достоевского — например, включение в состав заглавия вводной конструкции, осложненный синтаксис высказывания. Другая постоянная черта заглавия произведений, написанных до «Преступления и наказания» — тяготение к взаимодействию с подзаголовком. Как было сказано выше, к подзаголовку писатель прибегает в случаях, когда заглавие, по его мнению, не «справляется» со своей двойной функцией (быть обращенным к читателю, ничего не знающему о произведении, и к самому произведению, отражая его глубинные смыслы). У Достоевского подзаголовок, с одной стороны, дает установку на сказ, причем нередко демонстративно подчеркивается статус рассказчика («Рассказы бывалого человека», «Из записок неудавшегося литератора», «Из записок молодого человека», «Из воспоминаний мечтателя»), с другой стороны, подзаголовки дают возможность судить о цикличности творческого мышления Достоевского, стремившегося к макроструктурам и романному размаху уже в относительно небольших первых произведениях. Основной принцип поэтики ранних заглавий произведений Достоевского, а также и первых послекаторжных текстов — это сочетание номинатива и атрибута (обозначение объекта изображения и указание на его признак, причем характерная особенность — неразрывность объекта и признака, их принципиальное единство), выражающееся чаще всего в виде словосочетания «существительное + прилагательное» («Бедные люди», «Чужая жена», «Честный вор», «Белые ночи», «Маленький герой», «Дядюшкин сон», «Скверный анекдот»). В виде такой же конструкции воспринимал сам писатель название произведения «Записки из Мертвого дома», фигурирующие в его рассуждениях всегда как именно «Мертвый дом». Прослеживая динамику поэтики заглавий, обнаруживаем, что процесс озаглавливания шел по принципу сокращения, упрощения, лапидарности, отказа от подзаголовков. С одной стороны, можно предположить, что причиной тому была растущая слава Достоевского, произведения которого не нуждались теперь в «рекламировании» (эту функцию после «Записок из Мертвого дома» выполняла фамилия автора). С другой стороны, лаконизм заглавия является знаком роста художественного мастерства Достоевского, который способен выделить в рождающемся произведении «эссенцию» смысла и «по-пушкински» ясно закрепить ее в виде заглавия. Предельно кратки заглавия романов «великого пятикнижия» — «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы». Так же лаконичны названия произведений, не воплощенных в законченные тексты, но фигурирующих в черновиках уже с ззаглавием (характерно, что в раннем творчестве Достоевского сначала складывалось произведение, обозначаемое жанром или именем героя, а потом подбиралось название): «Брак», «Ростовщик», «Сороковины», «Зависть» и др. Главная эстетическая особенность названий пяти «больших» романов писателя — опора на полисемию слов, составляющих заглавие. Так, роман «Преступление и наказание» (чье заглавие возникло у Достоевского, видимо, в самом начале работы — см. письмо М. Н. Каткову от 10–15 сентября 1865 г. — но не сразу оформилось как окончательное) первоначально мыслился Достоевским под заглавием «Пьяненькие», затем «Исповедь», «Под судом». Постепенно все эти заглавия отметаются, а окончательное заглавие составляется из слов, взаимно активизирующих свою внутреннюю смысловую наполненность, приобретая за счет сосуществования рядом целый спектр дополнительных значений, которые становятся доступными читательскому восприятию в ходе и по окончании чтения текста. 3аглавие романа «Идиот» возникает, по-видимому, с самого начала работы над замыслом именно из константы текста — образа «идиота». Важно, что полисемия слова «идиот» осознавалась Достоевским постепенно, по ходу развития замысла и перехода от характера, который «мог дойти до чудовищности» (9; 146), к «князю Христу». В начале подготовительных материалов «идиот» — просто бранное слово («Прослыл идиотом от Матери, ненавидящей его» — 9; 141), которым награждается человек, страдающий падучей («Идиот рассказывает Сыну, почему он прослыл идиотом. Смолоду была болезнь» — 9; 178 — курсив Достоевского. — Прим. ред.). Затем появляется новый смысл — «юродивый» (9; 200), реализующийся в перемене общей концепции героя; «Лицо Идиота. Чудак. Есть странности. Тих. Иногда не говорит ничего» (9; 201 — курсив Достоевского. — Прим. ред.). Потом возникает окончательная идея; «идиот» сменяется «князем» («Главная черта в характере Князя: забитость, испуганность, приниженность, смирение. Полное убеждение про себя, что он идиот» — 9; 218 — курсив Достоевского. — Прим. ред.) и, наконец, «князем Христом» (слово «идиот» почти исчезает из заключительной части подготовительных материалов, но зато выносится в заглавие). Полисемичность заглавия «Бесы» многократно рассматривалась в критике и литературоведении; важно отметить, что, следуя задаче «памфлетности» текста, Достоевский выносит в заглавие открыто символизированное (а если учесть связь с эпиграфами, то и эмблематизированное, аллегоричное) слово, связанное с текстом лишь имплицитно. 3аглавие «Подросток» возникает у Достоевского почти сразу, в начале работы. «Герой не он, а Мальчик (16; 24) и далее посередине листа — Подросток (Там же). Важнейший смысловой оттенок этого слова — переходность, в данном случае, возрастная, «пороговость» человека, вступившего в этот возраст, выражающаяся в разбросе мыслей, чувств, представлений о смысле жизни и т. п. В заглавии «Братьев Карамазовых» отражается, с одной стороны, одна из наиболее устойчивых традиций озаглавливания художественных произведений (имена главных героев), но, с другой стороны, сопровождается уточнением «братья» (а не «семья», например), имеющим очевидно библейский ассоциативный подтекст.

Загидуллина М. В.