Евангелие
Евангелие (от греч. «благая весть») — первые четыре книги Нового Завета, содержащие раннехристианские сочинения о жизни и учении Иисуса Христа, являющиеся основой христианского вероучения. Многосторонние связи произведений Достоевского с Евангелием конкретизируют отражение в его творческих исканиях традиций христианской литературы. В то же время эти связи специфичны и имеют самостоятельное значение. Достоевский признавал, что «эстетическое начало зависит от религии» (11; 283), которая во многом для него замыкалась на евангельскую духовность и образность. Это нашло особенно яркое выражение в его романах 60–70-х гг. «Великое пятикнижие» Достоевского дает основания утверждать, что вся его эстетика ближе к Библии и Евангелию, нежели к античным истокам. Связи с Евангелием наблюдаются у писателя на разных уровнях проблематики и поэтики его произведений. Во-первых, Достоевский достаточно широко использует прямое цитирование Евангелия. В отдельных случаях обращения к тексту «вечной книги» оказываются настолько важны и подчеркнуты, что, по наблюдениям исследователей, почти перерастают статус художественного приема. В «Преступлении и наказании», например, Достоевский включил все 45 стихов Евангелия о воскресении Лазаря. «Великий художник-романист уступил место “вечному Евангелию”!» (Коган Г. С. Достоевский в конце XX века. М., 1966. С. 150).
Другой уровень связей прослеживается по соотнесенности судеб героев Достоевского с различными идеями и символикой Евангелия. Свои романы автор пронизывает подобными связями широко и последовательно, так что это выливается в своеобразный принцип сюжетной организации повествования. В особых случаях («Бесы» и «Братья Карамазовы») ключевая роль отводится эпиграфам, взятым из Библии. Эти цитаты, венчая произведения, как будто заряжают евангельским смыслом их сложное идейно-образное содержание и художественную структуру. Роман «Бесы», например, «начат и закончен, в сущности, чтением Евангелия, словно пророческий голос, прочтя из вечной книги, вдруг начинает, оторвавшись от нее, говорить о будущем и, изобразив страшную картину бед, заканчивает чтением того же места. Эпиграф входит, как семя, в толщу романа и, растворившись в ней, дает то же семя — круг замкнут» (Плетнев Р. Достоевский и Евангелие // Русские эмигранты о Достоевском. СПб., 1994. С. 179). Столь же художественно конструктивен и евангельский эпиграф в «Братьях Карамазовых» (см. Чирков Н. М. О стиле Достоевского. М., 1967.).
Наконец, особый уровень связей с Евангелием представляет у Достоевского его постоянная — на протяжении 60–70-х гг. — творческая ориентация на образ Христа. Помимо наиболее полного воплощения в образе Мышкина («князя Христа» в подготовительных материалах к «Идиоту»), некоторые христоподобные черты, по наблюдениям исследователей, проступают и в других героях — например, в Кириллове из «Бесов».
В конце 1877 г. Достоевский составил для себя творческую программу «на 10 лет деятельности», куда включил одним из пунктов замысел: «Написать книгу о Иисусе Христе» (17; 14). Это осталось нереализованным, и мы не имеем сегодня «Евангелия от Достоевского». Но образ Христа все-таки нашел свое прямое воплощение в последнем романе, «Братья Карамазовы», где он выведен в поэме о Великом инквизиторе и в грезах Алеши Карамазова о Кане Галилейской. Вполне очевидная творческая ориентация Достоевского на Евангелие издавна получала широкое осмысление в критике и науке и до сих пор привлекает внимание исследователей. Значительный вклад здесь принадлежит философам религиозной ориентации: В. С. Соловьеву, Л. Шестову, Н. А. Бердяеву, Н. О. Лосскому и др. Позднее много было сделано для выяснения евангельских мотивов у Достоевского комментаторами его сочинений: А. С. Долининым, Г. В. Коган, Л. П. Гроссманом, Г. М. Фридлендером и др. Стилевые особенности, восходящие к евангельским традициям, рассмотрены в работах Н. М. Чиркова, Ю. И. Селезнева, Г. С. Померанца.
Власкин А. П.