Набоков Иван Александрович

[11 (22) марта 1787, Петербург — 21 апреля (3 мая) 1852, там же]

Председатель Следственной комиссии по делу петрашевцев, комендант Петропавловской крепости (с 1848 г.) генерал-адъютант (с 1844 г.). В 1806 г. после окончания курса в Пажеском корпусе Набоков был произведен в поручики с назначением в Семеновский полк, с которым он принял участие в походе против Наполеона I. Д. Д. Ахшарумов вспоминает о первой встрече с Набоковым в Петропавловской крепости, который до этого 15 лет командовал гренадерским корпусом:

«Прошло некоторое время (после водворения петрашевцев в крепости по казематам), когда послышались в коридоре шаги, беготня и звон связки ключей. Я слышал, как втыкались в двери других келий ключи и они открывались, и шествие это производилось подряд во все отдельные помещения. Вот и до меня очень скоро дошла очередь. Ключ всунут был не вдруг, казалось, ошибкой не тот, потом щелкнула крепкая пружина замка, дверь отворилась настежь: в нее вошел толстый, старый генерал, в сопровождении двух офицеров и служителей: "Что вы? — Как живете, все ли благополучно? — Всё ли имеете? Я комендант крепости". (Это был генерал Набоков). — "Мне очень холодно, прикажите затопить печь", — ответил я. Тогда отдано было с гневом приказание затопить немедленно печи везде, "чтобы не жаловались более на холод". С этими словами он вышел со своей свитой, и я остался вновь один, запертый на ключ. Таково было быстрое посещение генерала! — А другие все нужды? "Всё ли я имею? — у меня ничего нет! Ни воды, ни пищи, я не умывшись с утра"».

23 апреля 1849 г. Николай I назначил «Секретную следственную комиссию, высочайше учрежденную в Петербургской крепости над злоумышленниками» в составе: комендант Петропавловской крепости генерал-адъютант И. А. Набоков (председатель), член Государственного совета князь П. П. Гагарин, товарищ военного министра генерал-адъютант князь В. А. Долгоруков, начальник штаба Управления военно-учебных заведений Я. И. Ростовцев и Л. В. Дубельт.

Руководство ведением следствия Набоков доверил П. П. Гагарину, по отзывам петрашевцев Набоков был мало развитой человек. «Почтенный комендант Петропавловской твердыни и командир жандармского корпуса, — вспоминает И. Ф. Л. Ястржембский, — нечаянно-негаданно превратившийся в инквизитора, присяжного заседателя и вместе судью по политическому делу, о сущности которого, равно как и об обязанностях принятой на себя роли судьи, не имел решительно ни малейшего понятия, был твердо убежден, что если уже кто посажен в тюрьму, то, конечно, он уже тем самым виноват и заслужил казнь <...>. Генерал Набоков, видимо, в комиссии чувствовал себя не на своем месте; казалось, он вполне был убежден в существовании зловредного заговора вообще и в моей к нему прикосновенности в особенности; но в чем именно состоял заговор и какая была моя вина, он в этом не мог дать себе отчета».

Д. Д. Ахшарумов свидетельствует, что «комендант Набоков посещал иногда наши кельи, желая удостовериться лично в нашем благополучном проживании в командуемой им крепости и показать тем свою заботливость о нас. При посещении своем, он, однако же, ни разу не удостоил меня никаким добрым словом участия, а только исполнялась им формальная обязанность коменданта; войдя в келью, он спрашивал о здоровье, а я при виде его спрашивал: "скажите, скоро ли кончится наше дело?" — на что он обыкновенно отвечал: — "я почем знаю? — Вы лучше знаете, что вы наделали!" — и, как бы избегая дальнейшего вопроса, он сейчас же уходил. Он посещал нас через несколько недель, а в последние месяцы нашего пребывания в крепости визит его был редкостью».

Но есть и другие отзывы о Набокове, правда, принадлежат они не петрашевцам. Так, А. П. Милюков вспоминает о том, как получил разрешение на последнее свидание с Достоевским и С. Ф. Дуровым перед отправкой их на каторгу: «Мы поехали в крепость, прямо к известному уже нам плац-майору М<айдел>ю, через которого надеялись получить разрешение на свидание. Это был человек в высокой степени доброжелательный. Он подтвердил, что действительно в тот вечер отправляют в Омск Достоевского и Дурова, но видеться с уезжающими, кроме близких родственников, нельзя без разрешения коменданта. Это сначала меня очень огорчило, но, зная доброе сердце и снисходительность генерала Набокова, я решил обратиться к нему лично за позволением проститься с друзьями. Я не ошибся в своей надежде: комендант разрешил и мне видеться с Ф. М. Достоевским и Дуровым».

Это же подтверждает и ошибочно арестованный младший брат писателя А. М. Достоевский:

«Я поклонился и хотел выходить, но генерал Набоков остановил меня и позвонил.

— Его каземат ужасный, надо перевести его. (Вошедшему по звонку плац-майору). — Отведите этого господина в новые помещения и устройте его в одном из лучших номеров.

Мы вышли и я, не заходя в старый каземат, очутился на новоселье, куда мне перенесли и мое курево со всем прибором.

Новое мое помещение показалось мне раем после каземата № 1. Это была чистенькая комнатка, походящая более на отдельную больничную палату, нежели на каземат <...>. Князь Гагарин объявил мне следующее <...>: «Ваш арест произошел от ошибки, часто неизбежной при огромном механизме государственного управления <...>. Приведите мысленно свой каземат в изящное и уютное помещение и проведите в нем еще некоторое время...»

Последние слова князя пахли насмешкою и ирониею. Но на этих словах прервал его генерал Набоков.

— Никогда я не допущу, чтобы совершенно невинный находился под арестом и сидел в каземате. Вы правильно сказали, князь, что комиссия не имеет права освободить господина Достоевского без разрешения государя, но я, как председатель комиссии и как комендант крепости, делаю его своим арестантом... — При этом он позвонил и на зов этот вошел плац-майор.

— Это мой арестант, в моей квартире есть свободная комната, близ моего кабинета, поместите его туда; ни стражи, ни запоров не нужно, он не убежит! (Обратившись ко мне и положив руку на мое плечо) — Правду вы говорили, мой голубчик, что невиновны... (плац-майору вполголоса): — Сейчас же напоите его чайком, да с сухариками... да с сухариками!.. — (Мне) — ступайте, мой голубчик, отдохните! <...>.

Итак, с вечера 3 мая, т. е. со вторника, я очутился под домашним арестом в квартире генерала Набокова, который был ко мне очень добр и внимателен и не раз заходил в мою комнату, чтобы осведомиться, хорошо ли и не нуждаюсь ли я в чем. Я же всякий раз сердечно благодарил его за всю его ко мне доброту и всегда на свою благодарность получал ответ: "Не на чем, голубчик... я очень рад быть вам полезным"».

А. Н. Майков называет Набокова «добрым, но суровым стариком».