Ламанский Евгений Иванович

[1825, Пе­тербург — 31.1(13.2).1902, там же]

Брат В.И. Ла­манского, финансист и экономист. Получил об­разование в Александровском лицее. После окончания лицея в 1845 г. служил в Государ­ственном совете, а с 1847 г. был столоначальни­ком инспекторского департамента гражданско­го ведомства. С 1860 г. до выхода в отставку в 1882 г. Ламанский служил в Государственном банке товарищем управляющего, а затем — управ­ляющим. В 1863 г. Ламанский основал первое Общество взаимного кредита, ему принадлежат также исследования по истории денежного обра­щения и кредитных учреждений в России.

2 августа 1849 г. Ламанский был привлечен к допросу по делу петрашевцев и оставлен под секретным надзором. Ламанский посещал как «пятницы» М.В. Петрашевского, так и собра­ния у С.Ф. Дурова, но к числу активных участ­ников кружков не принадлежал. Возможно, это обстоятельство и было причиной того, что Ла­манский не был арестован, а лишь привлекался к допросу. По-видимому, не вызвали особого ин­тереса Следственной комиссии и его показания.

На допросе в Следственной комиссии по делу петрашевцев Достоевский показал о своем зна­комстве с Ламанским и его братом П.И. Ламанским: «Я забыл сказать, что самые короткие и старые знакомые Дурова и Пальма-Щелков, бра­тья Ламанские и Кашевский <...>. В шестом часу заехал Петрашевский и просидел четверть часа. Он спросил: "Что это за тетрадь?" Я сказал, что это переписка Белинского с Гоголем и обещал, неосторожным образом, прочесть ее у него. Это сделал я под влиянием первого впечатления. Тут, по уходе Петрашевского, пришли еще кто-то, и я остался пить чай. Естественно, зашел разговор о статье (Белинского), и я прочел ее в другой раз. Но слушающих, кроме Дурова и Пальма, было не более шести человек; только и было гостей. Помню, что были: Момбелли, Львов, братья Ла­манские...».

С.Ф. Дуров в показаниях Следственной ко­миссии сообщает, что на вечерах по субботам у него присутствовали братья Достоевские и бра­тья Ламанские. Братья Ламанские встречались с братьями До­стоевскими и на вечерах у поэта А.Н. Плещеева с ноября 1848 г. по февраль 1849 г.

Ламанский оставил воспоминания о том, как он был привлечен к следствию по делу М.В. Пет­рашевского: «...В 1847 году в Петербурге нача­лось социальное движение. В это время здесь образовались кружки молодежи, где собирались и толковали о разных предметах: о музыке, по­эзии и о политическом состоянии европейских государств; в таких собраниях обменивались также мыслями о более свободном развитии Рос­сии, об освобождении крестьян, о свободе торгов­ли, о новых судебных учреждениях. Между эти­ми кружками был известен кружок Петрашев­ского, у которого собирались разные учителя, военная и статская молодежь. Другой кружок был у приятеля Петрашевского, Дурова, кото­рый жил вместе с А.И. Пальмом и Щелкановым [Щелковым]; это была партия литературная. У Петрашевского собрания происходили по пят­ницам, а у Дурова, кажется, по средам. С тече­нием времени собрания у Петрашевского приня­ли более политическую окраску и вместе с тем более систематический характер: он приглашал учителей гимназий и у него была цель проводить свободные мысли между юношеством. Я лично был ближе к кружку Щелканова [Щелкова] и Дурова, потому что меня привлекала больше изящная сторона движения — литературная и музыкальная; к Петрашевскому ходил мой по­койный брат Порфирий, я же был там всего раз или два, так как мне не нравилась практическая сторона деятельности этого кружка <...>.

На другое утро явился ко мне тот же полков­ник и сказал, что генерал Дубельт просил меня поехать с ним в комиссию. Эта последняя засе­дала в Петропавловской крепости, куда я и при­был в сопровождении полковника. Меня тотчас же позвали в комиссию, и я увидел там князя Гагарина, Набокова и Ростовцева, которые на­чали предлагать мне разные вопросы, ответы на которые я уже знал вперед, частию из объясне­ний моего брата, частию из тех вопросных пунк­тов, которые были предложены мне накануне. Вопросы касались преимущественно освобожде­ния крестьян и свободы торговли. Это экономи­ческое учение было известно генералам в смыс­ле избавления купцов от какой-то зависимости от правительства и чуть ли не призыва к бунту всего коммерческого люда в России. Когда я объяснил, что учение о свободе торговли есть учение экономическое, что о нем нам читали с кафедр профессора, что оно признается в Евро­пе, они заставили меня дать снова объяснение, и с большей снисходительностью эти же самые члены комиссии подсказывали мне выражения, служащие к оправданию. Затем прочитав мне нотацию о доброте государя императора, кото­рый так велик и благодушен, что снисходит к заблуждениям молодежи, члены комиссии объяснили мне, что хотя я, по своим поступкам и идеям, заслуживаю тяжкого наказания, но что во внимание к моей молодости и общественному положению они вменяют мне этот выговор в на­казание и освобождают меня от заслуженной мною кары, но с тем, чтобы я никогда о том, что происходило, никому не рассказывал. Вслед за сим мне сказали, что я свободен и могу ехать домой...».

17 февраля 1872 г. Ламанский вместе с бра­том В.И. Ламанским был в Петербурге на име­нинах у Достоевского и, по свидетельству оче­видца, был «низенький, толстый, совсем седой, большую часть вечера горячился насчет спири­тизма и рассказывал о сеансах Юма, на которых присутствовал».