Ковалевский Павел Михайлович
[5(17).12.1823, с. Вертеевка Харьковской губ. — 20.3(2.4).1907, сельцо Перевоз Псковской губ.]
Очеркист, поэт, прозаик, мемуарист, племянник Е.П. Ковалевского. В 1845 г. окончил петербургский Горный институт и был в 1847 г. командирован за границу для усовершенствования в каменноугольном деле. С 1853 до 1858 г., живя в Швейцарии и Италии, Ковалевский писал статьи, которые в 1864 г. собрал в одну книгу и издал под заглавием «Этюды путешественника: Италия, Швейцария. Путешественники и путешествие» (СПб., 1864). Посмертно в 1912 г. в Петербурге была издана книга Ковалевского «Стихи и воспоминания», где в главе «Встречи на жизненном пути» Ковалевский рассказал о своем знакомстве с Достоевским в начале 1860-х гг.: «Ошибся он [Н.А. Некрасов] один раз, зато сильно, нехорошо и нерасчетливо ошибся, с повестью Достоевского "Село Степанчиково", которая была точно слаба, но которую тот привез с собой из ссылки и которую редактор "Современника" уже по одному этому обязан был взять.
— Достоевский вышел весь. Ему не написать ничего больше, — произнес Некрасов приговор — и ошибся: Достоевский в ответ взял да и написал "Записки из Мертвого дома" и "Преступление и наказание". Он только делался "весь". Некрасову на этот раз чутье изменило.
Печальный случай этот имел и последствия печальные. Что "Современник" добровольно потерял те перлы, которые могли украсить его книжки, еще горе не особенное, он подбирал их в изобилии у Льва Толстого, у Тургенева, Писемского, Островского... Но в судьбе Достоевского, разбитого каторгой, больного падучей болезнью, озлобленного, щекотливого и обидчивого, отсюда пришел поворот, надевший на весь остаток его жизни кандалы нужды и срочного труда... А он только что избавился от других кандалов.
— Если так, — решил он, — я заведу свой собственный журнал.
И тоже ошибся.
При помощи родного брата, Михаила Михайловича, собрал он кое-какие средства: взял на себя отдел полемики: нападал, отбивался, грызся и грыз; но положил в это дело и свое здоровье, и последние средства свои и брата (человека семейного), остался за барьером с долгами, с смертельным недугом, нажитым в Сибири, развившимся в редакции. Он сердился, а его противники смеялись — и смех победил. Его журнал "Эпоху" Салтыков прозвал "юпкой", а членов редакции "стрижами", сам Некрасов поместил в "Свистке" несколько смешных куплетов насчет "сухих туманов" и "жителей луны", по целым месяцам населявших книжки журнала <...>.
Бедный Достоевский от всего этого страдал глубоко; следы неприязни "Современника" видел там, где их быть могло не более, чем жителей на луне. Сломался в типографии какой-то вал как раз к выходу сезонной книжки, рука "Современника" и тут была, — она сломала вал! <...>.
— Но ведь валы не в одной типографии ломаются, — старались его успокоить.
— Ломаются, да-с, но не к выходу книжки! А тут именно к выходу! И именно сезонной, перед подпиской. Нет, тут не без руки "Современника"! Нет! Для меня это совершенно ясно!
Больно и жалко было видеть в это время Достоевского. Он походил на затравленного, но все еще огрызающегося зверя...».