Корвин-Круковская Анна Васильевна

(в замуж. Жаклар) [6(18).10.1843, Москва — 29.9(11.10).1887, Париж]

Прозаик, обществен­ный деятель, сестра С.В. Ковалевской. Корвин-Круковская рано начала писать и втайне от отца («женщина-писательница» была для отца «оли­цетворением всякой мерзости») послала в журнал «Эпоха» повесть «Сон». Хотя отец Корвин-Круковской генерал-лейте­нант В.В. Корвин-Круковский был человеком старого закала, однако живительный воздух 1860-х гг. проник и в его имение Палибино Ви­тебской губернии, где воспитывалась Корвин-Круковская. Через много лет С.В. Ковалевская вспоминала, что «Анюта стала доставать журна­лы другого пошиба: "Современник", "Русское слово", каждая книжка которых считалась со­бытием дня у тогдашней молодежи. Однажды он [знакомый студент. — С.Б.] принес ей даже ну­мер запрещенного "Колокола" (Герцена) <...>. Она выписывает теперь ящики книг, и притом вовсе не романов, а книг с такими мудреными названиями: "Физиология жизни", "История цивилизации" и т. д.».
В повести «Сон» речь шла о молодой девуш­ке, которой светские предрассудки помешали полюбить нищего студента. Но вот ей снится ве­щий сон, и этот сон показывает ей самой её на­стоящие чувства. Она прозревает, но поздно: сту­дент уже умер, а вскоре умирает и она сама. Осо­быми художественными достоинствами рассказ не отличался, а местами был просто слаб, но в нем была такая искренность и непосредственность, а приложенное письмо Корвин-Круковской ды­шало такой чистотой и свежестью, что Достоев­ский решил напечатать повесть в «Эпохе» и сра­зу же ответил автору.
Однажды сестры остались вдвоем в палибинском доме и Анюта сказала Софье: «Послушай, если ты обещаешь, что никому, никогда, ни под каким видом не проговоришься, то я доверю тебе большой секрет». И Анюта вытащи­ла из своего заветного ящичка конверт с красной печатью журнала «Эпоха». На листке круп­ным почерком было написано: «Милостивая государыня, Анна Васильевна! Письмо Ваше, полное такого милого и искреннего доверия ко мне, так меня заинтересовало, что я немедленно принялся за чтение присланного Вами рассказа.
Признаюсь Вам, я начал читать не без тайно­го страха; нам, редакторам журналов, выпадает так часто на долю печальная обязанность разо­чаровывать молодых, начинающих писателей, присылающих нам свои литературные опыты на оценку. В Вашем случае мне это было бы очень прискорбно. Но по мере того, как я читал, страх мой рассеялся и я все более и более поддавался под обаяние той юношеской непосредственности, той искренности и теплоты чувства, которыми проникнут Ваш рассказ <...>. Рассказ Ваш будет мною (и с большим удовольствием) напечатан в будущем же номере моего журнала <...>. Пре­данный Вам Федор Достоевский».
После смерти жены и брата и фактического разрыва отношений с А.П. Сусловой, изнемогая под гнетом обрушившихся на него материаль­ных невзгод, Достоевский чувствовал бесконеч­ное одиночество, всё как-то вокруг него стало холодно и пустынно и вдруг, как луч света в темном царстве, письмо и повесть от чистой и ро­мантической девушки из далекого Палибино.
Одобренная и, очевидно, отредактированная самим Достоевским, с ко­торым у Корвин-Круковской завязалась тайная переписка, повесть была напечатана в 1864 г. в восьмом номере «Эпохи». В том же году в девятом номере «Эпохи» появилась вторая повесть Корвин-Круковской «Михаил». 14 декабря 1864 г. Достоевский писал Корвин-Круковской: «Вы поэт. Это уже одно много стоит, а если при этом талант и взгляд, то нельзя пренебрегать собою».
Герой повести «Михаил» — осиротевший сын богатого помещика — ищет путь к «осмыслен­ной жизни», но оказывается, что и монастырское отшельничество с его холодностью и безраз­личием к живым чувствам, и суетная мирская жизнь, которой живет большинство знакомых героя, устроены на ложных основах. Герой по­вести умирает, не осуществив своего идеала.
Прочитав вторую повесть, Достоевский писал Корвин-Круковской: «Идеал Ваш проглянул не­дурно, хоть и отрицательно. Михаил, который не может по натуре (то есть бессознательно) по­мириться с чем-нибудь, что ниже идеала, — идея глубокая и сильная». Впоследствии Достоевский, когда печатал «Братьев Кара­мазовых», не отрицал, по словам С.В. Ковалев­ской, возможности «бессознательного» влияния образа Михаила на образ Алеши Карамазова.
Хотя переписка Достоевского с Корвин-Кру­ковской была тайной, но всё же катастрофа раз­разилась, причем совсем неожиданно, когда отцу-генералу случайно попалось на глаза пись­мо со штемпелем журнала «Эпоха» на имя палибинской экономки, в котором был также го­норар за повесть «Сон». Мысль о том, что его родная дочь может переписываться с незнако­мым мужчиной, старше ее в два раза, бывшим каторжником, да еще получать от него деньги, показалась старому генералу настолько чудо­вищной и позорной, что ему стало дурно.
В доме произошел грандиозный скандал. Од­нако в конце концов этот типичный для русских дворянских семей 1860-х гг. конфликт между отцами и детьми завершился победой детей. Ге­нерал согласился выслушать повесть в чтении дочери, не нашел в нем ничего предосудитель­ного и, растрогавшись, сменил гнев на милость. Отец разрешил Анюте переписываться с Досто­евским, правда, просил показывать ему письма. Но самая большая радость — отец позволил до­чери познакомиться лично с писателем во вре­мя ближайшей поездки в столицу. Сам генерал не мог отлучиться из имения и поэтому предуп­редил жену: «Помни, что на тебе будет лежать ответственность. Достоевский — человек не на­шего общества. Что мы о нем знаем? Только — что он журналист и бывший каторжник. Хоро­ша рекомендация! Нечего сказать! Надо быть с ним очень осторожным».
Когда в конце февраля 1865 г. Анюта и Софья вместе с матерью оказались в Петербурге, в доме у своих тетушек, Анюта сразу же пригласила Достоевского в гости. Однако первое свидание было неудачным. И мать и тетушки поняли бук­вально наказ генерала ни на минуту не оставлять его дочерей с бывшим каторжником и весь ве­чер просидели в этой же комнате. К тому же они первый раз в жизни видели писателя и поэтому смотрели на него как на какого-то редкого зверя.
А Достоевского это страшно раздражало и злило, и, как это с ним часто бывало в таких слу­чаях, он отвечал односложно, с преднамеренной грубостью и вел себя совсем не как светский че­ловек. Спустя пять дней он неожиданно пришел снова. Ни матери, ни тетушек не оказалось дома, он почувствовал себя совсем раскованно, начал шутить, смеяться, много рассказывать и полно­стью очаровал обеих сестер. Их поразила с пер­вых же встреч пронзительная откровенность Достоевского. Он рассказал сестрам Корвин- Круковским о своей казни на Семеновском пла­цу, когда, ожидая расстрела, увидел, что солн­це вышло из-за туч, и смотрел неотрывно на эти яркие лучи, думая, что через пять минут сольет­ся с ними. Достоевский поведал сестрам о своей болезни — эпилепсии, которая, по его словам, началась в ссылке, в Семипалатинске, в пасхаль­ную ночь, когда он, страшно возбудившись, спо­рил со своим товарищем-атеистом о Боге: есть Бог или нет его?
Рассказывая, он не замечал, с каким обожа­нием и восторженной любовью подростка смот­рит на него младшая пятнадцатилетняя Соня (Софья Васильевна Ковалевская осталась верна своей детской влюбленности, навсегда сохранив к писателю чувство глубокого поклонения и ве­личайшей признательности). Достоевский обра­щался только к старшей сестре Анне, покорен­ный замечательной красотой этой высокой и стройной девушки, с прекрасным цветом лица, глубокими зелеными глазами и шелковистыми белокурыми волосами.
Он так был покорен Анною, так был очаро­ван ее молодостью и чистотой, что это свое оча­рование принял за любовь и уверил в своей влюб­ленности не только себя, но и ее тоже. (Возмож­но, здесь сыграл свою роль принцип контраста, светотени; после всего, что Достоевский пережил в отношениях со своей первой женой Марией Дмитриевной и особенно в страстном романе с А.П. Сусловой, Анна казалась ему полной про­тивоположностью).
Однажды вечером, когда Достоевский и Анна остались вдвоем, он сказал ей о своих чувствах и просил стать его женой. По свидетельству Со­фьи Ковалевской, Анна Васильевна сразу же после предложения говорила сестре: «Ему нуж­на совсем не такая жена, как я. Его жена долж­на совсем посвятить себя ему, всю свою жизнь ему отдать, только о нем думать. А я этого не могу, я сама хочу жить!».
Пророческие слова, как будто прямо адресо­ванные второй жене писателя, Анне Григорьев­не! Именно ей на вопрос, почему не состоялась его свадьба с Корвин-Круковской, Достоевский ответил: «Анна Васильевна — одна из лучших женщин, встреченных мною в жизни. Она — чрезвычайно умна, развита, литературно обра­зована, и у нее прекрасное, доброе сердце. Это девушка высоких нравственных качеств; но ее убеждения диаметрально противоположны моим, и уступить их она не может, слишком уж она прямолинейна. Навряд ли поэтому наш брак мог быть счастливым <...>. От всей души желаю, чтобы она встретила человека одних с ней идей и была бы с ним счастлива!».
Через несколько лет Корвин-Круковская вышла замуж за французского революционера Ш.-В. Жаклара и вместе с ним активно участвовала в Парижской коммуне. После подавления коммуны вместе с мужем выехала в Женеву, где вступила в Русскую секцию Интернационала. В 1874 г. Корвин-Круковская вернулась с годо­валым сыном и мужем в Россию. В Петербурге возобновились ее дружеские отношения с До­стоевским. Лето 1878 и 1879 гг. Корвин-Круков­ская провела в Старой Руссе, и Достоевский «по­чти каждый день, возвращаясь с прогулки, за­ходил побеседовать с умной и доброй женщиной, имевшей значение в его жизни». При этом Корвин-Круковская и Достоевский никогда не испытывали чувство ревности по от­ношению друг к другу. И это как раз говорит о том, что их весенний роман марта—апреля 1865 г., начавшийся с публикации повести «Сон» в жур­нале «Эпоха», не отличался ни глубиной, ни страс­тью, а был просто литературной дружбой, хотя и довольно продолжительной и повлиявшей на художественное творчество писателя. Так, неко­торые черты психологического и нравственного облика Корвин-Круковской можно узнать в об­разах Аглаи в «Идиоте», Ахмаковой в «Подрост­ке» и Катерины Ивановны в «Братьях Карама­зовых».
22 марта 1887 г. Ш.-В. Жаклар получил предписание министра внутренних дел в течение трех дней выехать из России. 2 апреля 1887 г. А.Г. До­стоевская пишет письмо жене К.П. Победонос­цева Е.А. Победоносцевой, с просьбой продлить пребывание Ш.-В. Жаклара в России недели на две-три в связи с тяжелой болезнью Корвин-Круковской. Ходатайство А.Г. Достоевской по­будило К.П. Победоносцева сделать запрос о Ш.-В. Жакларе, и 4 апреля 1887 г. начальник Департамента полиции И.Н. Дурново доложил К.П. Победоносцеву, что он «вчера уже сделал рас­поряжение об отсрочке выезда его [Ш.-В. Жак­лара] из Петербурга на 10 дней». В Париж Ш.-В. Жак­лар и Корвин-Круковская уехали 29 мая 1887 г., где Корвин-Круковская вскоре после тяжелой операции умерла.