Белов Евгений Александрович

[20 января (1 февраля) 1826, Нижний Новгород — 2 (14) ноября 1895, Петербург]

Историк, педагог, критик, мемуарист. Окончив Нижегородскую гимназию (1842) и философский факультет Казанского университета (1849), преподавал (с 1850 г.) географию в Пензенском дворянском институте, а в 1852–1859 гг. в Саратовской гимназии. Переехав в 1865 г. в Петербург, преподавал историю в Александровском лицее (1867–1891). Исторические работы Белова «Смутное время» (СПб., 1872) и «Петр Великий» (СПб., 1872) обратили на себя внимание Достоевского, который привлек Белова к сотрудничеству в «Гражданине». Жена писателя А. Г. Достоевская свидетельствует, что Белов «был симпатичен Федору Михайловичу и работать с ним представлялось ему привлекательным». Любопытно, что в молодости Белов увлекался утопическим социализмом и в своем мировоззрении фактически проделал ту же эволюцию, что и Достоевский. В 1873 г. Белов был одним из деятельных сотрудников «Гражданина» по отделу «Библиографии». Ему принадлежит несколько рецензий в «Гражданине» за 1873 г. (№ 21, 26, 30, 31, 32). 23 июля 1873 г. Достоевский писал жене: «Мне ужасно начинает нравиться один из моих новых сотрудников Белов (пишет критические статьи, кажется, мы могли бы сойтись)». Белов занимался также чтением присылаемых в редакцию «Гражданина» статей.

15 августа 1873 г. между Достоевским и Беловым произошла размолвка по литературно-идеологическим мотивам, о характере которых дает представление ответное письмо Белова к Достоевскому от 24 августа 1873 г. (письмо Достоевского не сохранилось):

«...Кажется вы статьей моей недовольны за умеренность <...>. Но я убежден только в том, что я не стал бы опасаться, что, напечатав о 4 апреля [выстрел Каракозова] по Кишенскому, вы погубили вашу газету. Нет, но вы увидите в моем письме другую фразу, на которую вы не обратили внимания: вот она, сколько мне помнится: “Что же касается до 4 апреля, то излишнее усердие некоторых газет затемнило это глупое и постыдное дело”. Говоря это, я думал, прошу извинить, о “Московских ведомостях”, которые некоторыми своими статьями, сгоряча написанными, без сомнения, повредили много <...> и той тревоги, которую вы находите в моем письме, этой тревоги нет. Но, признаюсь, в нем досада <...> есть <...>. Что же касается до статьи г. Кишенского, то признаюсь вам, она мне показалась карикатурой на мои собственные мнения. В разборе учебника Соловьева, который у вас в руках, я указывал на вред, который происходит оттого, что у нас недостаточно выясняется значение народного и общечеловеческого; в преподавании я всегда указывал, как гибли партии всех оттенков, ища опоры вне собственного государства. Одним словом, по мере сил, боролся гангрены космополитизма и, увы, видел, что одни не понимают меня по глупости, другие — потому что задались не понимать. Я совершенно не понимаю, откуда шла чепуха против меня, и всего более опасаюсь, что тут, может быть, действовали люди вопреки своих собственных интересов. В этом-то и гадость вся!

Что же касается до того, что польская эмиграция пользовалась так называемыми нашими социалистами, то если бы об этом нигде и не было писано, я был бы в этом уверен à priori. Иначе и быть не могло. Но теперь дело не в этом, а в том, чтобы доискаться, кто эксплуатирует самих поляков? В этом направлении и должно писать о польском вопросе и показать, что во взглядах польской эмиграции и демократии нет никакого политического смысла...

Более всего меня огорчили следующие строки ваши: “Неужели вы меняете людей, как сапоги?” Увы! Я и сапоги-то не часто меняю!

“Вы можете смеяться над идеей моей о прежних отношениях и совершенно их отрицать?”

Бог с вами за эти нехорошие строки и остаюсь с искренним уважением к Федору Михайловичу. Е. Белов».

«<...> Вы писали, что я хотел вам прочесть мой перевод Иоанна. Да: но, мне показалось, что вы, при личном свидании не напомнив мне об этом, как будто отклонились от этого чтения» (Литературное наследство. Т. 83. С. 341–342).

Разойдясь с Достоевским, Белов продолжает печататься в «Гражданине».